ОН ВЗМЕТНУЛСЯ над каменистой заполярной землёй, этот новый обелиск. Его создатели придали ему форму трёхгранного русского штыка. Кругом — венки, доставленные сюда, на полуостров Рыбачий, морем. Кругом — цветы такого невозможно краткого здешнего лета. Кругом — тишина...
Впервые я услышал об этом несколько лет назад от одного из знаменитых в годы войны здесь, в Заполярье, «пушкарей» — генерал-лейтенанта артиллерии Якова Дмитриевича Скробова.
...В одну из весенних холодных ночей 1943 года в Заполярье в тумане к захваченному немцами южному берегу губы Малая Волоковая незаметно подошёл катер с десантом капитана Александра Яковлевича Юневича. Под началом этого белорусского парня, который до войны работал учителем, было сорок семь лихих разведчиков Северного флота. Высадились они, три дня и три ночи насмерть бились с гитлеровцами... и исчезли, успев, однако, передать по радио нашим артиллеристам на полуостров Рыбачий:
— Вызываем огонь на себя|
Капитан Александр Юневич, лейтенанты Александр Белозёров и Анатолий Патраков, старший сержант Александр Берёзкин, старшина второй статьи Александр Бакин, краснофлотцы Иван Бибиков, Виктор Васильев, Николай Дурухин, Александр Ерилов, Николай Захаров, Иван Касьян и ещё тридцать семь разведчиков пропали без вести.
— Не люблю я этих слов — «пропали без вести», — говорил мне генерал Яков Дмитриевич Скробов. — Как это без вести? Солдатская память многое хранит и многое может вернуть...
Генерал назвал миномётчика — офицера Василия Кожуховского, который в мартовские дни 1943 года служил здесь же, на Рыбачьем, в одной из артиллерийских частей. В те минуты, когда решалась судьба десанта Юневича, Кожуховский оказался на наблюдательном пункте своего артдивизиона и слышал переданную Юневичем по радио последнюю просьбу: «Огонь — на себя!» Спустя тридцать лет В. Кожуховский установил имена почти всех разведчиков, а именно — сорока трёх, наконец, он разыскал единственного оставшегося в живых из участников десанта — Александра Игнатьевича Бакина, который живёт сейчас в Мурманске, на проспекте Героев-североморцев, № 76, корпус 2, кв. 38...
МЫ СИДИМ с Александром Игнатьевичем Бакиным в его тесноватой комнатёнке и разговариваем. Собственно, говорит он — я слушаю исповедь скромнейшего бойца и героя, который прошёл сквозь истинный ад.
— Мы — архангелогородские, у воды родились, выросли и до моря привычные... Родом я из деревни Бакино, которая и сейчас стоит на берегу реки Севтра. Рыбные места! Недавно в отпуск ездил к своим — рыбачил и на уху набирал рыбу за два-три часа... Так вот, в 1940 году меня, двадцатилетнего, призвали во флот. Служил я в подплаве Северного флота, где и застала нас Отечественная война. Здесь, на позициях, я встретил своего земляка Диму Осокина. Поговорили! Он сказал, что в разведке служит, у самого капитана Юневича, про которого на нашем фронте уже слух шёл: лихой разведчик и чёрт ему не брат... Как бы, думаю, и мне в разведку перебраться? И, представьте, удалось! Прибыл к месту новой службы, в разведку, чин по чину доложил Юневичу. И вот — десант...
...Александр Игнатьевич никогда не забудет тех трёх отчаянных дней и ночей, когда после высадки вокруг них, разведчиков, бушевал вражеский огонь.
— Ранило меня в бедро... Что делать? Надо уходить. Ползу, и вижу: Юневич лежит убитый. Убит комвзвода Батраков, убит радист... Ну, думаю, все в десанте убиты — только я один остался... Пролежал ночь — светает. Отполз на руках метров сто, лежу, оглядываюсь, снова ползу и снова лежу. Так, считай, весь день и пролежал, а потом на локтях кое-как добрался до берега моря. Гляжу — островок впереди. Забрался на остров, отдохнул час-другой — начал искать доски. Нашёл бревно и ещё две доски от какой-то шлюпки. Связал их кое-как брючным ремнём и полосами из маскхалата — получился плотик. Спихнул его в море — плывём! Вода в море ледяная, мартовская. Даже для меня, помора, трудная вода, но плыть всё равно надо — куда деваться? И знаете — шесть часов плыл! Несколько раз сознание терял: приду в себя, гляжу на небо — оказывается, ещё живой, и снова плыву... И всё-таки притащило меня к берегу. Гляжу, какие-то люди ходят...
«Кто таков?» — кричат они мне, слава богу, по-русски.
«Я от Юневича», — собравшись с силами, ответил я им и больше ничего не помню, словно сквозь землю провалился. Потом через несколько дней открыл глаза; палата, койка, чистое бельё и — невозможная, просто адская боль в бедре... Долго меня терзала эта рана. Два раза врачи даже хотели ампутировать ногу, но я, простите, не очень вежливо, по-русски объяснил им, что мне, рабочему человеку, без ног на этом свете делать нечего...
УКАЗОМ Президиума Верховного Совета СССР А. И. Бакин был награждён орденом Славы III степени. Его вызвали в Мурманский областной военкомат, офицеры которого так много уже сделали и постоянно делают, разыскивая неведомых героев Отечественной войны.
— Я твёрдо верю, — сказал Александр Игнатьевич, принимая орден, — что все сорок семь павших разведчиков десанта капитана Юневича будут посмертно награждены...
...Теперь — о необычной истории необычного обелиска.
Упоминавшийся бывший офицер-минометчик с Рыбачьего Василий Кожуховский завершил многолетнее исследование судьбы десанта А. Юневича документальной повестью «Десант на Муста-Тунтури». Книгу издало Мурманское книжное издательство, которое, к слову сказать, так же как и мурманские областная газета «Полярная правда», радио и телевидение, с завидным постоянством изучает и пропагандирует историю Отечественной войны в Заполярье. Книга вышла немалым тиражом и была быстро распродана. Попала она и в руки комсомольцев пассажирского теплохода «Канин», их комсорга Миши Орешеты. Прочитали моряки повесть и взволновались драматической историей десанта Юневича.
— Ведь теплоход наш совершает рейсы из Мурманска на Рыбачий... Вот почему мы решили воздвигнуть здесь в честь капитана Юневича и его боевых товарищей настоящий обелиск, — рассказывал нам комсорг теплохода Миша Орешета. — Да-да, настоящий! Но как это сделать? Ведь для этого нужны художники, архитекторы, опытные строители, нужны цемент, металл и многое другое... И всё нашлось: нас поддержали Мурманский обком комсомола, рабочие предприятий Заполярья, комсомольцы — дело пошло... И, разумеется, прежде всего наши ребята с теплохода сами хорошо поработали — копали, строили, цемент и плиты носили, обелиск своими руками ставили... А когда он был готов, послали мы приглашение на торжественное открытие обелиска всем членам семей погибших воинов десанта. Даже специальный пригласительный билет напечатали... И знаете, прибыло в Мурманск более семидесяти человек, в том числе учитель немецкого языка из Магаданской области Юрий Белозёров, сын погибшего лейтенанта А. Белозёрова, родичи павших десантников из Вологды, Рязани, Архангельска... Мы приняли дорогих гостей на борт нашего теплохода «Канин» и доставили их морем не Рыбачий.
...Так на рыбачинской земле поднялся новый прекрасно-суровый обелиск.
На его торжественном открытии присутствовал, конечно, и Александр Игнатьевич Бакин. Он стоял рядом с генералом Скробовым и другими ветеранами боёв в Заполярье, вспоминая, как капитан Юневич, принимая его, Бакина, в разведку, говорил:
— Мы здесь, на Рыбачьем, Советскую власть защищаем. И защитим, ибо это наша, народная власть. И утвердилась она навечно!
Наум МАР (1977)