Хотелось бы поговорить
о любопытной, на мой взгляд, работе многострадальной кисти Александра Андреевича Иванова «Явление Христа народу». О ней говорено столько, что казалось бы, говорить уже и не о чем. Всё бы так, ни будь художник знаком - подчеркну - очень коротко знаком с Гоголем, имевшим весьма оригинальные взгляды на историю Земли в целом, на историю христианства в частности, в представлениях которого теология тесно переплеталась с демонологией, и вся эта скрытая от человека механика получила отражение в его бессмертной поэме «Мёртвые души». Чересчур извилистый и долгий путь, пройденный живописцем от первых эскизов до конечного продукта, а также частично совпадающее с гоголевскими откровениями вероятное прочтение картины дают возможность предполагать, что художник в конце концов проникся взглядами своего товарища по искусству.
Итак, по официальной версии,
перед нами Креститель, приветствующий Агнца Божьего при Иордане и торжественно указывающий на него своим подопечным. Он же Иоанн Предтеча, призванный спрямить пути Господу и признавший себя недостойным развязать ремень его обуви. Но действительно ли картина представляет собой точную иллюстрацию евангельских событий? Чтобы яснее понималась дальнейшая мысль, позволю себе небольшое отступление, в котором упомяну о специфических отличиях учения Иисуса и учения Иоанна Крестителя. В то время как Предтеча радел за чадолюбие отцов, пытаясь сбить с них жертвенное пламя Авраама, Мессия вёл разговоры о мече, разделяющим брата с братом, сына с отцом и дочь с матерью. На мой взгляд, не может ни возникнуть вопрос: каким образом пропагандой непреходящих семейных ценностей, можно спрямить пути внутрисемейному разделению на основе веры?
Теперь вернёмся к картине
Она делится на две вполне читаемые зоны: зону Крестителя и зону Иисуса, общая граница которых проходит по первой трети. Территория Крестителя кипит жизнью: река, зелень, отличимые от сопредельных владений Мессии тёплые оттенки неба и далей. В правой же части картины глаз упирается в голый камень, дали окутаны голубой холодной дымкой, а на горизонте, как некая абстрактная идея, высятся горы. Это разграничение уже само по себе даёт сравнительную характеристику главных действующих лиц. Двигаем дальше, помня о том, что художник располагал достаточным количеством времени для того, чтобы довести жесты и мимику своих персонажей до однозначной читаемости.
Рассмотрим сперва Крестителя
Нельзя сказать, что он рад гостю — на лице отсутствуют признаки положительных эмоций, крест вздымается навстречу идущему скорее, как ограждающий знак, а оба указательных пальца по македонски направлены на приближающуюся цель — жест нехарактерный для выражения симпатии в культурном обществе.
Иисус
Со своей стороны, Иисус неспешно плывёт иконной поступью, кисти рук смиренно расслаблены — чересчур смиренно, чересчур расслаблены, но скошенные, оценивающие конкурента глаза выдают внутреннюю энергичную работу мысли, не соответствуя внешней пластике. Спустя год, его ученик будет радоваться, что Учитель стал популярнее своего Предтечи — вот такое вот странное соцсоревнование возникло на конвейере, казалось бы, одного цеха. Иисус направляется в самый конец очереди, что должно говорить о его скромности, но, если мы посмотрим, кто в этой очереди крайний, то убедимся, что пришёл Царь Иудейский из узнаваемых итальянских далей вслед за всадниками Рима.
Гоголь
С такой же нескрываемой опаской относится к пришедшему и сам укутанный в порфиру Гоголь, пристроившийся почти в самом хвосте очереди. Оглядываясь на пришедшего, он старается прибиться к пастве Иоанна, а возможно и затеряться в её рядах.
Гоголь не зря писал под псевдонимом пасичника (пастыря) Рудого Панька, который можно перевести как Красный (кровавый) Господин, а с конкретной исторической привязкой — император Андроник Комнин, создавший в 12-м веке в Константинополе новую религию. Этот же персонаж выведен в поэме о мёртвых душах, как Павеливаныч Чичиков, щеголяющий фраком брусничного цвета. Как бы далеко ни находился Гоголь от Крестителя, но пришёл он раньше Иисуса. И это опять-таки оправдано текстом поэмы, ведь тот, кого мы знаем под именем Гоголя, по его же собственному откровению, существовал во всех пяти Веках владычества Зевса — от серебряного века Коробочки до нашего с Вами железного века имени Плюшкина.
Свита Крестителя
Кое что можно сказать и о свите Крестителя. Мы видим тут ни каких-нибудь евангельских статистов, а самых матёрых апостолов: Иоанн, подающий красноречивый стоп-сигнал Андрею, сам Андрей, его всклокоченный брат Пётр и тот, кого обычно считают скептиком Венедиктом. Может это и Венедикт, но есть одно небольшое НО.
Иуда Искариот
Как известно из Евангелия, Креститель отрядил к Иисусу трёх своих учеников. Имена двух известны, это Иоанн и Андрей, а вот имя третьего евангелистами упрямо замалчивается — с чего бы? Может с благородной целью не компрометировать того, на чьё авторитетное свидетельство опираются христианские богословы? Смею предположить, что в голубом одеянии, с очами долу изображён милый мой бухгалтер Иуда Искариот.
Хочу обратить внимание, что вся троица играла ключевые роли в жизни апостольской общины. Иоанн — книжник, молодой и уже уважаемый человек, вхожий и к первосвященнику Каиафе и к его тестю Анне. По версии Гоголя, обучение у Крестителя Иоанн прошёл полностью. Андрей — администратор, лицо особо приближенное, к которому необходимо обращаться, чтобы получить аудиенцию у Сына Божьего. По той же гоголевской версии, самый конец его обучения был прерван внезапной казнью Крестителя. Ну и широко известный своими коммерческими талантами Иуда, которому был доверен денежный ящик. Доверен не сборщику податей Матфею, а именно Иуде. Тому, кто получил официальное распоряжение относительно своей миссии непосредственно от Учителя, причащённый им на этот подвиг хлебом и солью. По мнению евангелистов, вместо того, чтобы тихо и незаметно исчезнуть с денежным ящиком, хранящим пожертвования богатых израильских дам, бухгалтер повёл себя, как Шура Балаганов, позарясь на жалких тридцать серебреников. Через него проходили все поступления в казну, так же как и все отчисления. Проще говоря, Иуда слишком много знал, а потому, отправляясь на задание, не мог ни понимать, что это билет в один конец. Ну а Пётр? А Пётр всегда там, где и его брат Андрей. Если тот привёл Петра за руку к Иисусу, было бы странным, не проделай он того же при встрече с Крестителем.
Раб
Ну и напоследок раб, восседающий точнёхонько на одной вертикали с Мессией, благодаря которому он оказался центром, а возможно и символом, живой человеческой змеи. Чему же он так улыбается - почувствовал скорое избавление? Может быть. А может ему повеяло новым временем, в котором он станет равным среди равных?
Автор: Golos IzZaPechki