Какое сиротство тяжелее? Когда у ребёнка умирают родители, или когда они есть, но ребёнок всё равно – сирота?
Фактически я наполовину осиротела в тридцать восемь лет. А по-настоящему я была сиротой всегда. Лет с шести точно, когда не стало деда. Сирота при живых родителях – не такая уж редкость, я думаю.
У меня имеется какая-то связь с тонким планом, и я, на протяжении всей жизни, контактирую с умершими. Они передают через меня информацию. Сообщают о каких-то событиях. Даже поддерживают, бывает.
Пробуют увести за собой. Это я всё о снах говорю, конечно. Контакты наяву случались всего несколько раз, и были… щадящими. Совсем не пугающими.
Мама снится мне очень редко. А если вдруг снится, то молчит и смотрит на меня с равнодушным упрёком. В её взгляде, который я чётко вижу во сне, читается: «Ничего другого я от тебя и не ждала!» Я – мамино разочарование, причем с тех пор, когда ещё и не должна была оправдывать ожидания в силу детского возраста. Я – ошибка. Случайность.
Когда я начала подрастать и поняла, что не нужна, и нелюбима, - я решила, что никогда и не стану оправдывать ничьих ожиданий. Никогда и ничьих. Ещё не хватало! Получите, что заслужили. Ешьте, не подавитесь.
Так я и жила. И, конечно, моя мама заболела от тотального разочарования во мне – было там от чего разочароваться и заболеть, было, чего уж там. Чувствую ли я свою вину? Да нет. Я ж и не обязана была соответствовать и оправдывать. Я жила так, как было удобно мне, только и всего.
Был короткий момент, когда мы с мамой сблизились. Это когда она только заболела, и мой муж, с чьей фамилией я живу и сейчас, поддерживал мою мать всячески, и меня убеждал, что это правильно. Что я тоже должна поддерживать. Он вообще был очень неоднозначным персонажем. В нём пороки уютно уживались с совершенно потрясающими, редкими сейчас, мужскими и человеческими, положительными качествами. В общем, благодаря Вовке мы на какое-то время сблизились с мамой. Настолько, насколько это вообще было возможно в нашей ситуации.
Потом его уже не было в живых три года, и мама умирала. Умирала она в Омске. А я была в Москве. И я готова была спонсировать её умирание, делать его максимально комфортным, но совершенно не была готова вернуться в Омск и бросить Москву. Я слишком мучительно за неё цеплялась – по миллиметру. Я и сейчас ещё тут никто – БОМЖ. По сути, это так. И тогда это было так. Но начинать в Москве с нуля каждый раз непросто, поэтому я не была готова бросать работу и съемное жилье, и ехать на родину, сидеть рядом с умирающей матерью. Если бы я могла её спасти – это одно. Но я не могла. И у нас никогда не было таких отношений, чтобы я поехала в Омск, чтобы просто сидеть у постели умирающей матери. А вот поддержать финансово я тогда её могла, и старалась, работала, отправляла деньги.
Мама позвонила 15 февраля вечером, а я спала после ночной смены и перед следующей рабочей ночью.
- Скажи бабушке, что я позвоню ей завтра утром, когда с работы выйду. – пробормотала я, когда Владик пытался всучить мне телефон.
И спряталась под подушку.
А потом шла на работу и говорила себе, что позвоню, а сама знала, что никакого завтра для мамы не будет. Обзывала себя малодушной с у к ой, но вечером (в Москве 21 час – в Омске полночь) звонить уже не стала. Кто звонит в хоспис в полночь?
Вот за то, что тогда не поговорила с мамой, я и чувствую свою вину. Я в тот момент вполне могла проснуться и поговорить, но струсила. Я – подлая трусливая гадина.
Естественно, я оказалась права. Матери не стало 16 февраля в 6 утра по Омску. Я ушла с работы, купила билет на самолет, и полетела на похороны. Было ли мне больно? Да, очень. Неожиданно больно, я бы так сказала. Мне нечего вспомнить из своего детства хорошего про мою мать, но очень жаль, что её не стало так рано. Иногда мамы очень не хватает, иногда жутко хочется ей позвонить. Особенно хотелось первые полгода.
Сегодня вдруг вспомнила её с утра. Не снится… за все эти годы приснилась два раза, и оба раза с поджатыми губами и упреком в равнодушном взгляде. Всё ещё не заслужила маминого одобрения, значит. Всё ещё что-то не так делаю, видимо.
Мама… я не могу тебе сказать этого лично, но я веду свой блог, в котором могу писать всё, что угодно. Главное, писать без мата. Мам, у меня скоро книга выходит… я надеюсь, что всё получится. Я стараюсь, мам. Работаю я. Пишу. Может быть, тебе бы даже понравилось что-то из написанного. Не классика, конечно, на которой ты выросла, но всё же…
Мама, ты не любила меня, и не ждала – так уж получилось. Потом, в какие-то периоды жизни, ты меня, возможно, уже и любила. Ведь помогала же ты мне с Владом. Если бы не любила – не помогала бы. Я тоже тебя мало когда любила – не научили. Привыкла быть сиротой, и твой уход просто подтвердил то, в чём я жила с рождения. Это хреновая привычка, но я не выбирала её. Быть сиротой при живых родителях – не выбор ребенка, а его боль. Эта боль не всегда видна, но она есть. И я с ней живу. Это на всю жизнь, мам.
И всё равно, так хотелось бы, чтобы ты знала: во всём, что я делаю, есть частичка «ради тебя». Да-да, это я тебе говорю, мама, хоть мне и самой это странно. Ради тебя, для тебя. В память о тебе. Вопреки всему - такие уж мы, дети.