— А ты чертовски красива! — пробормотал лейтенант Олешко, разглядывая скинутую начальником на смартфон фотографию пропавшей девушки. Елена Измаилова. Жена кандидата в депутаты чего-то там… Одета в чёрное с красной юбкой платье. Двадцать пять лет, завораживающие карие глаза с длинными ресницами, не крашенные пухлые губки, чёрные вьющиеся волосы. Семён некоторое время откровенно любовался девушкой, потом добавил:
— Почему же всё самое страшное и опасное всегда случается с самыми красивыми? Как и самое необычное? А впрочем, понятно. Красота притягивает всяких похотливых «ценителей», которые могут и убить за красоту… просто за то, чтобы к ней прикоснуться. А уж маньяков в мире не счесть. Ещё этот… так называемый муж, мать его! За красотой следить надо! Беречь и лелеять! И… и… стеречь, защищать и не спускать глаз… А может, он и охранял? — страшная догадка внезапно осенила чело Семёна и усеяла складками. — Может, потому Елена и сбежала, что муженёк слишком трясся? А?
— Это мысль! — согласился с собой лейтенант. Поправил воротник коричневой замшевой куртки и пошёл дальше — вверх по крутому склону берега. Чёрное море бурлило и пенилось. Холод распространялся вместе с продирающим до костей северным ветром. Накрапывал мелкий дождь, а вечернее алое солнце изредка раздвигало рваные серые тучи яркими лучами, оставляя в глазах нестерпимые блики. Если бы не «срочное дело» от каплея Верёвкина, то у Семёна продолжался бы отпуск в компании жены и маленьких детей. Удовольствия, конечно, отпуск приносил всего ничего, так как Олешко проводил его в сугубо бытовом уныло-трудовом варианте, иногда развлекаясь телевизором, но зато дома сейчас было тепло и сухо, и в помине нет никакого сырого берега.
Камни частенько катились из-под ног, но Семён упорно лез по узкой тропе вверх, раз за разом вспоминая сказанное Верёвкиным:
«Сёма, выручай! Запрос от Измаилова, человека очень уважаемого и влиятельного. Безумно её любит, говорит. Хлопотал, нет, настаивал, побыстрее найти жену, так как жить без своей красы не может…»
— Ну да, как же, — пробормотал Олешко. — Ключевое слово здесь «безумно». Знаем мы таких. Настолько не может жить без Елены, что не чурается никаких методов, чтобы заставить сидеть дома. Иначе бы и не пикала, и уж точно не побежала бы с охраняемой территории да от хорошего мужа. Зачем рисковать его расположением? Это, знаешь ли, как надо разобидеться, чтобы решиться на побег, и ведь прятаться потом не пойми где…
«И что ещё удалось вытянуть… — казённым монотонным голосом продолжал каплей, когда по смартфону объяснял Семёну обстоятельства происшествия. — Знаешь, во-первых, она детдомовская. Ну из того, что на берегу моря. Да-да, «Черноморская сказка». Там росла, пока семь лет назад муж не приметил… И, во-вторых, она слегка не в себе. У Измаилова имеется справка на неё о недееспособности. Диагноз, нечто типа шизофрении с ярко выраженными галлюцинациями. С детства постоянно что-то странное видит и замечает, что другие, увы, не подтверждают. Ты прогуляйся, Сёма, до «Сказки», пока мы будем отрабатывать версии «заказухи» и похищения с целью выкупа, поспрашивай там. Это единственное место, где её знают и могли бы приютить. Конечно, вряд ли она туда пойдёт, но вдруг?»
— А сразу у Измаилова уточнить, не обижал ли он свою красавицу? Но такие всегда вне подозрений, да? Депутат… народный избранник… Нет же, вытащили из отпуска, иди, мол, куда глаза глядят, и ищи…
«И, Сёма, из, скажем так, необычного… Цитирую мужа: «Следуй за алыми зайчиками». Ты главное Семён, поспокойней. Не ори. Помни: ты в отпуске. Отдыхай, набирайся сил. Просто проверь детдом, лады? Что такое «алые зайчики» даже муж не знает, но говрит, что видел накануне в её комнате гранатовый свет, а когда вошёл, ничего подозрительного не заметил. Говорила она о них в припадке помешательства, но на всякий случай надо иметь в уме».
После слов об алых зайчиках Олешко очень выразительно предложил начальнику проверить представительного муженька у психиатра или нарколога, но каплей, сославшись на срочность, повесил трубку.
— Зайчики… зайчики… алые… что же вы, нахрен, такое?
У Олешко была только одна ассоциация — это солнечные зайчики. Но гранатовые? Почему такие-то? Может, девушка любила поджигать всё вокруг? Кайфовала, а потом на фоне своей шизофрении и ловила некие зайчики алого цвета? Но тогда надо было не Семёна посылать, а отряжать полностью укомплектованный набор пожарных с машиной или, на худой конец, медбратьев с соответствующим опытом. Или то просто вспышки, от которых в глазах появляются световые пятна? Олешко как раз видел одну такую вспышку, когда подходил к «Сказке», но чем та вызвана, не понял.
Впрочем, Семён не верил, что после посещения детдома найдёт девушку. Так и произошло. Те, кто её помнили, кивали: «Да, жила когда-то немножко странная такая. Да, зайчики какие-то упоминала. Нет, не видели ни сегодня, ни последние лет семь — восемь с тех пор, как выпустилась. Были с ней происшествия какие-то, но с кем из давно забытых и покинутых родителями детей не случается происшествий? Сама по себе сдача ребёнка в детдом уже нечто экстраординарное…» В подтверждение из соседней комнаты выглядывали любопытные и настороженные глаза детей всех возрастов.
«Чего этот странный дядька здесь забыл?»
Дело для Семёна было почти закрыто, но неожиданно самая старая воспитательница вспомнила, что девушка в детстве любила бродить в одиночестве по берегу или сидеть на обрыве и смотреть на море, и после исчезновений её всегда находили на берегу.
— То есть, — решил почему-то уточнить у старушки Семён, — у неё была натура беглянки?
— Совершенно верно, молодой человек, — сообщила бабулька, уставившись на Олешко огромными глазами за толстыми стёклами очков и потрясла высохшим пальцем. — Она любила одиночество, была тихоней, а также постоянно пропадала из своей комнаты, когда её наказывали.
— А как исчезала? — спросил Олешко.
— Да никто не знает и по сей день, милок, — развела старушка руками. — Но многие дети да и воспитатели видели алый свет… ну будто моргает, но ты не можешь этого сказать с полной уверенностью и боишься поведать хоть кому-то, чтобы не выглядеть идиотом…
— А вы не страшитесь?
— Что ты, что ты… Мне почти семьдесят. Чего мне такой трястись-то? Уж точно не того, что обо мне придумают.
— А из-за чего она могла сбежать? У вас есть какие-то мысли?
— Конечно. Свобода и непонимание, — ответила старушка. — Аккурат этого ей и не доставало, когда она была здесь воспитанницей. И именно этого ей будет не хватать всегда. Что бы ни случилось, ответ кроется в её свободолюбии…
Олешко мысленно очень недовольно выругался: ведь знал же, что муженёк тот ещё фрукт и, скорее всего, в бегстве жены виноват он сам. Вон и справку из психушки наверняка он сам как-то незаконно оформил, чтобы держать красавицу на привязи… Но Семён всё же решил под вечер посетить излюбленные места Елены, ведь лучше в отсутствие мужа найти девушку и успокоить её, чем связываться с этим тираном и лишь зря напугать… Да и, может, много чего интересного про этого Измаилова расскажет.
Лейтенант начал с обрыва, так как оттуда виден и берег на несколько километров. И вот после утомительного подъёма Семён здесь, но единственно не хватает беглянки… Пляж резко заканчивался, а высокий берег обрывался и нависал над глубокой водой, а чуть дальше, словно оторванные от кряжа, из моря торчали чёрные скалы. О них разбивались волны, поднимая брызги и катая тонны гальки туда-сюда по берегу, отчего громоподобный гул возносился над пляжем. Ветер продирался сквозь плотную ткань осенней куртки, будто она состояла из марли. Но отсутствие девушки не заставило Олешко тотчас уйти. Что-то остановило.
Семён некоторое время стоял, вжав голову в плечи и пытаясь согреться, и смотрел на бушующие волны и низкие тяжёлые тучи, сквозь которые иногда пробивался луч красного закатного солнца, и думал:
«Свобода! Как же хорошо оказаться в одиночестве хоть на полдня и вспомнить, что ты пришёл в этот мир жить, а не смотреть телевизор, и, конечно, научить жить и детей. А ты… ты деградируешь и это же передаёшь детям… Неужели девушка стремилась к самостоятельности как равноценной замене свободы?»
На этот вопрос не было ответа, как и девушки.
— Надо привести сюда детей, — наконец, прошептал Семён и хотел уже было развернуться и уйти, как на чёрных скалах в воде что-то мелькнуло. Алое…
«Неужели это она? Неужели она разбилась о камни? Нет, конечно! Камни слишком далеко от берега! Наверное, туда её выбросило море… уже мёртвую…»
Накрапывал мелкий дождь и создавал в воздухе лёгкую водную завесу, более прозрачную, нежели туман. И всё равно, Олешко не мог различить, труп ли там на камнях? А если нет? И девушка прямо сейчас нуждается в его помощи? Поэтому Семён быстрым движением скинул ботинки, а потом, несмотря на холод, куртку. В море они станут лишним балластом. Лейтенант бросился с обрыва в бурлящую воду и поплыл настолько быстро, насколько позволяли бешеные волны.
Неистовые волны то кидали мужчину к берегу, то оттаскивали, стараясь утащить на дно, но Олешко сражался как истовый спасатель, недаром всю жизнь прожил возле моря и плавать умел, что истинный спортсмен. Семён не дал особо высокому валу утащить себя в море и зацепился за камень. Несколько мгновений висел на скале, отдыхая, а потом подтянулся. Ещё и ещё, пока не встретился со взором красавицы.
В жизни, даже намокшая и продрогшая до костей, она выглядела ещё краше. Наверное, так действует на человека избавление от заточения и открытый мир, который обступает, словно зовёт — живи, сколько и как угодно, я весь твой… И тогда человек преображается, и в нём появляется некий внутренний свет, который возвышает над понурой жизненной маской. И уж тем более никакого безумия в глазах.
— Стой, — прервал затянувшуюся молчаливую паузу Семён. — Не прыгай! Он не сто́ит того! Напишешь заявление, оформим, и он сядет…
— За что? — девушка крикнула изо всех сил, стараясь перекричать шум взбунтовавшегося моря. Алые полы чёрно-красного платья хлопали на ветру. — Он был мне лишь трамплином… необходимым злом, что подталкивало к побегу и заставляло упорно желать свободы! Тренироваться…
— Что? Но он же… — Олешко не понял ничего из сказанного. Мужчина сделал движение, чтобы ещё подняться, но девушка остановила его жестом.
— Тебе лучше остаться там. Алые зайчики близко. Я чувствую, как закат открывает двери…
— Какие зайчики? — крикнул в отчаянии Семён. Может, он ошибся? И девушка всё-таки тронулась умом? — Какие двери?
— Ворота в другой мир, — ответила та и, не дожидаясь глупых вопросов, заговорила быстро, словно стараясь поскорее объясниться, потому что что-то должно произойти. — Видишь ли, незнакомец, я всегда была изгоем. Белой вороной, если хочешь. Однажды в детстве во время вечерней прогулки я увидела то, что никто и никогда не ведал. Закатное солнце создало вокруг себя странную ауру, похожую на марево в жаркий летний полдень, и будто открылось окно в другой мир… Там, в море, где солнце почти коснулось горизонта, росли деревья, поднимались горы, возносились сказочные замки. Но до них было не добраться... Я поняла, что мир устроен иначе, и стала пробовать, прикладывать все силы, тужиться… Ведь если у меня получилось увидеть, что не замечали другие, то обязательно должно выйти и, что прочие не умели. В алых всполохах энергии кроется моя тайна. Первый раз переместиться в пространстве удалось в восемь лет. Но недалеко, в соседнюю комнату. Я там страшно напугала мальчика и прослыла странным ребёнком… Но мне не было дела до ярлыков. Я почувствовала вкус воли. Нет, не той, что понимают под этим словом жители этого мира. Я почувствовала свободу без каких-то рамок вообще. В будущем, поняла я, смогу убежать не только из приюта или от ненавистного мужа, но и дальше… Из ненавистного мира!
— Но это же глупость! — Семён попытался было объяснить девушке, как она заблуждается, но Елена прервала.
— Да, много было плохого и неудачного. Меня невзлюбили в «Сказке», также меня заточил дома муж, но я старалась. Я отрабатывала технику перемещений в пространстве, и никто так и не смог мне помешать. Наверное, из-за того, что не понимали моих устремлений, или не хотели понять. Но вот долгожданный момент и настал. Я ждала и воспользовалась клеткой, чтобы тайком научиться летать! И теперь я по-настоящему свободна!
— Ты главное, держись! — крикнул в ответ Олешко. — Если не замёрзнем, то нас скоро найдут. Каплей знает, где я, нас быстро отыщут и спасут…
— Меня спасать не надо, — помотала головой девушка и усмехнулась. Впервые в жизни Семён видел столь ясную лучезарную улыбку. — Я давно избавила себя сама. А вот тебе лучше остаться там, где стоишь, иначе будет больно.
— Ты мне угрожаешь? — удивился Олешко, но девушка помотала головой и улыбнулась.
— Нет же, глупенький, — сказала она и отвернулась. Последнее, что услышал Семён, было: — Бояться надо алых зайчиков…
Мужчина испугался, что у девушки началось обострение, и бросился вперёд, но внезапно налетел мощный порыв ветра, и лейтенант еле удержался за острые камни. Через силу Семён едва приподнялся над вершиной, и изумлённому Олешко открылась удивительная картина.
Алое солнце словно пробило светом тяжёлые тучи и вместе с ними будто открыло портал в другой мир. Девушка оказалась права: ничего подобного Семён в жизни не видел. Ничего прекраснее и удивительнее… По мере спуска красного диска к горизонту мираж вокруг разрастался, и стали видны тёмные контуры тех самых гор, деревьев и городов, о которых говорила девушка. А Елена подняла и протянула руки к солнцу, будто упрашивая его забрать с собой в другую страну…
Алая вспышка сбросила Олешко со скалы, завертела в воздухе и ударила о воду…
Семён тут же очнулся от холода и едва не завыл от боли. Ломило всё тело, ведь алым импульсом лейтенанта стряхнуло со скал, перекинуло через воду и бросило на берег. Как не убило-то… Наверное, вода слегка приглушила удар. Тьма подмяла под себя мир, и девушки, конечно, нигде не было видно. Из необычного: перед глазами до сих пор плясали алые зайчики…
Когда Олешко, промокший до нитки и продрогший до костей, добрался до детского дома, его встретила воспитательница. Внутри окутали казёнными одеялами с тремя полосками, вручили в руки кружку с горячим какао и вызвали полицию. Через полчаса в двери влетел каплей с мужем девушки. Едва завидев Семёна, Измаилов набросился на него, схватил за грудки и начал трясти. Лейтенант лишь презрительно улыбался.
— Она сорвалась со скал и утонула, — сообщил он подоспевшему каплею. — Я не мог ничего сделать…
— Ты и не пытался, мразь! — закричал Измаилов. — Я посажу тебя! Я надолго упрячу тебя за смерть моей жены!
— У тебя её не было, — тихо сказал Семён и столь красноречиво посмотрел на мужчину, что тот испугался и поник. Понял: Олешко прекрасно знает, что Измаилов делал с супругой… — У такой мрази никогда не будет настоящей жёны. Рабыня, наложница, послушница, но истинная половинка — ни в жизнь…
— Ты что-то знаешь? — спросил каплей.
— Да, — кивнул Семён и закашлялся. — И тебе потом расскажу. Дело можно сворачивать, девушку не найдём, а вот с этим хреном стоит повозиться… и узнать, кто и как ему выписал липовую справку на совершенно здоровую девушку?
Когда разгневанного Измаилова успокоили и отправили домой, Семён достал из кармана разбитый и промокший смартфон и улыбнулся.
«Надо бы детей на берег сводить! Сколько лет здесь проживаю, а никогда не замечал этой красоты. Пора на жизнь взглянуть под другим углом и выбраться, наконец, вместе с семьёй из клетки повседневности».
Если дети спросят, Семён с уверенностью скажет, что другие миры существуют. Чудесные или нет, плохие иль хорошие, но они есть, и есть люди, которые там живут и могут перемещаться меж мирами.
Разве не поразительно? И ведь эти чудеса настолько близко, буквально рядом, что удивительно вдвойне.