Найти тему
ИСТОРИЯ КИНО

"Женя, Женечка и «катюша»" (СССР, 1967) и "Мимино" (СССР, 1978): "за" и "против"

Женя, Женечка и «катюша». СССР, 1967. Режиссер Владимир Мотыль. Сценаристы Булат Окуджава, Владимир Мотыль. Актеры: Олег Даль, Галина Фигловская, Михаил Кокшенов, Павел Морозенко, Георгий Штиль, Марк Бернес и др. 24,6 млн. зрителей за первый год демонстрации.

-2

Режиссер Владимир Мотыль (1927–2010) поставил 10 полнометражных игровых фильмов, три из которых («Женя, Женечка и «катюша», «Белое солнце пустыни» и «Звезда пленительного счастья») вошли в тысячу самых кассовых советских кинолент.

-3

Военная комедия «Женя, Женечка и «катюша» в свое время не на шутку обвинялась "инстанциями" в "облегченной трактовке героизма" и прочих смертных грехах. Между тем, картина и сегодня привлекает своим лиризмом, юмором и музыкальностью. Лично мне в фильме больше всего нравится великолепная игра Олега Даля. Особенно в сцене, где он попадает в землянку к немецким офицерам... В "Жене, Женечке..." персонаж Даля лиричен и ироничен одновременно. Он напрочь лишен привычного многим героям отечественных военных фильмов героического ореола. Но покоряет своей искренностью и обаянием...

В год выхода этого фильма в прокат сентябрьский номер журнал «Искусство кино» встретил его поначалу восторженно: «Эта картина поэта… И как ни странно, на этот раз кинематограф не стал сопротивляться. Он органично воспринял предложенную ему форму. Видимо, тут произошел тот счастливый случай, когда режиссер не стал преодолевать автора, а работал с ним на одном дыхании. Должно быть, среди режиссеров тоже встречаются поэты… (Хмелик, 1967: 47).

Однако после публикации этой рецензии главному редактору – Людмиле Погожевой (1913–1989) – видимо, позвонили «сверху» и упрекнули в захваливании «идеологически вредной» картины. В результате уже в феврале 1968 года в журнале «Искусство кино» появилась совсем иная по тону рецензия Михаила Блеймана (1904–1973) под красноречивым названием «Просчет».

Михаил Блейман не упустил возможность раскритиковать «ошибочную» рецензию своего коллеги, попеняв на то, что «некоторых критиков соблазнила внешняя необычность фильма и талантливость его авторов, сказавшаяся в иных, на мой взгляд, удавшихся эпизодах. Может быть, потому и не нашлось других слов в адрес картины, кроме похвальных, у автора рецензии на эту картину писателя А. Хмелика («Искусство кино», 1967, № 9)» (Блейман, 1968: 55).

Но главный удар был нанесен Михаилом Блейманом, конечно же, по Булату Окуджаве (1924–1997) и Владимиру Мотылю (1927–2010): «Талантливый литератор и способный режиссер сделали комедийный фильм о войне. Их — я уверен в этом — постигла неудача. … Немцы не страшны, герой неуклюж. Это уже не война, а игра в войну. Ситуация условна, условны персонажи, условен принцип их изображения. Так уходит достоверность характеров, событий, уходит образ войны. Он становится всего только смешным. … Наивность еще никому не помогала и никого не оправдывала. И вот расплата — смешные ситуации в «Жене, Женечке и «катюше» могут показаться даже оскорбительными, а драматические — незакономерными» (Блейман, 1968: 54).

Но времена меняются, и спустя два десятилетия кинокритик Всеволод Ревич (1929–1997) писал, как бы отвечая на критику М. Блеймана и его единомышленников: «Я, зритель того же что и авторы «Жени, Женечки..» поколения, смотрел ее новыми глазами честно говоря, сильно удивлялся, почему эта, одна из лучших, с моей точки зрения, военных комедий, на много лет выпала из нашего поля зрения: может быть, «Женечку...» затмило ослепительное сияние «Белого солнца пустыни», поставленного тем же режиссером, Владимиром Мотылем. … А не грех ли вообще смеяться над фронтовыми солдатиками? Плакать надо над их горькой судьбой, а не смеяться. Что же, плакать, конечно, надо, но улыбаются же люди даже сквозь слезы, если понимают, что тот, кто хочет их рассмешить, делает это, чтобы облегчить им жизнь, чтобы спасти их от стрессов, чтобы помочь им выжить в конце концов. Не над солдатами, а над собой смеются авторы картины, над нами, над нашей общей незащищенностью. … Прекрасен оптимизм картины, жизнеутверждающая уверенность ее героев и ее создателей в том, что вопреки всем трагическим потерям добро на Земле восторжествует. И вот этот–то оптимизм, который и войну помог нам выиграть и который, казалось бы, надо было трепетно беречь и пестовать, потому что только он смог бы поспособствовать сотворению чуда в нашей стране, был грубо и расчетливо затоптан хмурыми, неулыбчивыми людьми» (Ревич, 1989).

Сценарист, режиссер и киновед Наталья Галаджева писала, что «О. Даля, а с ним и Женю Колышкина, пытались сравнить — не в их пользу, конечно, — то с Максимом Б. Чиркова, то с Иваном Бровкиным, то с Максимом Перепелицей. И удивлялись при этом: почему все как–то не сходится? А бывший школьник с Арбата существовал в совершенно других измерениях. Если и было общее между всеми этими персонажами, то это их народность. Та истинная народность, которая берет начало в героях русских сказок, не копируя их приемы и характерные черты, а с их помощью расставляя необходимые акценты, знаки, которые делают образ общепонятным, знакомым любому человеку. В далевском Жене, бредящем героями Дюма, больше от Иванушки–дурачка — нелепый, лукавый, от бравого солдатика — храбрый, находчивый. В их сказочных судьбах радость и печаль, смех и горе, шутка и грусть прекрасно уживались.

Но в «Жене, Женечке...» тональность этих свойств определялась местом и временем действия. Тон задавала война. … Олег Даль органично и естественно вошел в эту стилистику, балансируя между действенной эксцентрикой и жизненностью человеческого характера, но нигде не переходя эту грань. Психологически точно рассчитывая реакцию на все положения, в которые попадает его герой, актер в противовес ей серьезен, даже как–то печален. Очень старательно Женя не замечает обструкций, которым его подвергают однополчане, а сквозь защитную маску стоицизма и сосредоточенности, нет–нет, да промелькнет по–детски непосредственная обида. … Процесс развития характера актер делит на такие тончайшие нюансы, что не сразу можно уловить, как, в какие моменты происходят изменения» (Гладжева, 1989).

И вот уже в XXI веке С. Кудрявцев снова возвратился к «Жене, Женечке и "катюше", отметив, что «вызывающие гомерический хохот в зале военные авантюры и эскапады постоянно попадающего впросак незадачливого героя… должны были привлечь аудиторию, охочую до сумасбродных комедий. Однако фильм Мотыля и Окуджавы не случайно превратился в культовый в среде интеллигенции, которая сразу же почувствовала не только вызов авторов против ложной героизации войны, но и их почти диссидентское по тем временам стремление отстоять право каждого маленького человека на большой битве народов иметь и хранить в неприкосновенности свою особую, подчас странную и смешную индивидуальность» (Кудрявцев, 2007).

Интересно, что споры зрителей XXI века похожи на споры 1967 года:

«За»:

«Замечательный фильм о войне, нежный, грустный и весёлый одновременно, очень лиричный. Трогательный герой Женя Колышкин в исполнении Олега Даля. Незабываемый Захар, отлично сыгранный Михаилом Кокшеновым. И, конечно же, Женечка Земляникина в исполнении Галины Фигловской, в которую нельзя не влюбиться. Весь фильм пронизан гениальной музыкой Исаака Шварца» (Настя).

«Фильм до определенного момента смотрится довольно легко. Все это в одну секунду перечеркивает финал фильма. … Также соглашусь, наверное, что фильм действительно не о войне. Он о простых людях, которые и во время страшной войны способны на светлые и добрые чувства. И в тоже время, конечно же, война присутствует. Это видно из финала, когда в одну секунду, в самом конце войны нелепо погибла молодая женщина. Таким образом, режиссер показывает все ужасы и уродства войны, где счастье зачастую может граничить с трагедией. …

Безусловно Женя Колышкин уже не будет прежним романтичным, неуклюжим, беззаботным, несколько инфантильным. Но ведь надо признать, что именно за эти его качества Женечка его и полюбила. Очень добрый и трогательный фильм» (Лимонов).

«Против»:

«Делать комедии из всенародного горя для меня неприемлемо, наверно предки создателей фильма отсиживались в Алма–Ате» (А. Жарников).

«Военный водевиль о неудачнике–солдатике, с которым происходят всевозможные приключения. Ужасно смешно! Игра в войнушку. Недисциплинированный солдат – кошмар для командира, а этот полуидиот шатается по землянкам, пьет с немцами. Ему везет, и он – смешной! Вот две причины любить подобные персонажи! О странной героине говорить бесполезно…

Нельзя о войне снимать шутовские фильмы! Война – это кровь и смерти, каждый фильм должен так показать войну, чтобы никому не захотелось опять в окопы, стрелять в живые фигурки и умирать в расцвете лет, не оставив после себя потомства» (№ 1).

Киновед Александр Федоров

Мимино. СССР, 1978. Режиссер Георгий Данелия. Сценаристы: Георгий Данелия, Виктория Токарева, Реваз Габриадзе. Актеры: Вахтанг Кикабидзе, Фрунзик Мкртчян, Елена Проклова, Евгений Леонов, Марина Дюжева, Арчил Гомиашвили и др. 24,4 млн. зрителей за первый год демонстрации.

Режиссер Георгий Данелия (1930–2019) поставил 15 полнометражных игровых фильмов, многие из которых («Сережа», «Путь к причалу», «Я шагаю по Москве», «Не горюй!», «Афоня», «Мимино», «Осенний марафон») вошли в тысячу самых кассовых советских кинолент.

Комедию «Мимино» еще до выхода в широкий прокат - летом 1977 года показали на Московском международном кинофестивале, где она получила один из главных призов.

В обозрении кинофестивального репертуара кинокритик Валентин Михалкович (1937–2006) писал, что «в «Мимино» смех светел и доверителен. Это смех «среди своих», возникающий тогда, когда собираются люди хорошо знакомые, понимающий друг друга с полуслова» (Михалкович, 1977: 4).

В рецензии, опубликованной в журнале «Советский экран» в год выхода «Мимино» в прокат, отмечалось, что «в неприхотливой мозаике микроновелл, составляющих этот фильм, легко прочитывается авторский идеал: жизнь каждого человека должна быть гармоничной. Мысль о гармонии укрывается за кажущейся фабульной дисгармонией, за внешней непоследовательностью, будто бы необязательностью сцен и эпизодов. Вряд ли справедливо награждать композицию картины тем же эпитетом – «гармоничная», но сама структура ее, отвечающая тем принципам сюжетосложения, какие авторами обозначены как «ничего особенного», сама структура эта программна и многообещающа. Ибо количество поступков, сколь бы анекдотичны, сколь бы веселы или грустны они ни были, не перекрывают качество того зыбкого, неспокойного состояния души героя, ненавязчивый анализ которого и составляет, собственно, сюжет комедии» (Гульченко, 1978: 2).

А кинокритик Андрей Зоркий (1935–2006) писал, что «в «Мимино» есть все, из чего можно сложить достойную кинокартину. Ум, юмор, честность, простота, серьезность. Отличный сценарий. Зрелое мастерство кинорежиссера. Прекрасный дуэт актеров. Кинокамера Анатолия Петрицкого, ясно и поэтично раскрывшая нам образный мир этой картины. Музыка Георгия Канчели, давшая фильму запоминающуюся, точно выражающую смысл мелодию» (Зоркий, 197: 209).

Кинокритик Татьяна Хлоплянкина (1937–1993) очень точно показала разницу между строгим профессиональным критическим подходом к фильму и зрительским, открытым вольной стихии киноповествования:

«Пока смотришь на экран, все тебе безумно нравится — остроумно, обаятельно, узнаваемо. После же надписи «конец» берет некоторая оторопь. Кажется, что фильм набирал, набирал — да так и не набрал скорость, растратив свои силы на рассказывание забавных историй из жизни грузина в Москве. Наше зрительское чувство, впрочем, вполне удовлетворено — актеры играли превосходно, режиссер и драматурги все время подкидывали нам все новые и новые смешные подробности, мы ни разу не заскучали, ни разу не посмотрели на часы, в общем, нам было хорошо. Но критик, суровый критик, сидящий не только в представителях этой профессии, но, наверное, в любом взыскательном зрителе, не дремлет, и он — этот критик — рвется спросить, не слишком ли скромные задачи поставили перед собой авторы и не похож ли в чем–то характер их фильма на самого Мимино. отказавшегося от далеких полетов, чтоб навсегда остаться в пределах того маленького мира, который он знает и любит? Ведь мы привыкли, что настоящее произведение искусства — это откровение, порыв в неизвестность, потрясение. «Мимино» таких ощущений нам не дарит. И ты уже, кажется, готов считать это твое снисходительное доброжелательное суждение о фильме окончательным, но — странная вещь — стоит где–нибудь появиться картине, как тебя тянет в зал. Заглядываешь в этот самый зал на минутку — послушать песню или посмотреть особенно понравившийся тебе эпизод — и остаешься сидеть до конца. …

Главное же — все время возвращаешься к фильму мыслями. И тогда ты начинаешь понимать, что нравственная работа, которую делает «Мимино», гораздо серьезнее, чем может показаться на первый взгляд. Просто характер у фильма совершенно особый, не укладывающийся ни в какие каноны… Характер невероятно общительный, добрый, легкий, талантливый, в совершенстве умеющий слушать музыку жизни — и абсолютно нерасчетливый, он, в сущности, так же необходим нам сегодня, как и натуры прямо ему противоположные. Вместе с ним из жизни исчезло бы ощущение праздника, гармонии, веселой импровизации» (Хлоплянкина, 1978).

К началу XXI века комедия «Мимино» окончательно стала культовой – и не только в среде киноманов. И грустная и светлая песня из нее все еще звучит как своего рода позывной…

Приведу только два характерных зрительских отзыва из многих тысяч:

«Изумительный фильм. О двух больших детях, об их доброте, об их любви к Родине, к своим близким. Любви негромкой, без пафоса, но верной. Правильно Валико отвечает на вопрос, красиво ли сейчас в горах. "Ничего особенного". Действительно, ничего особенного. Просто для него это Родина, и он не хочет это никому навязывать» (Элла).

«Замечательная комедия. Весёлая и немножко грустная. Правда, сейчас, скорее, грустная. Фильм о людях таких разных и таких одинаково хороших. Лучший фильм о дружбе народов. О стране без границ и политиков. Пафосно, но справедливо. Спасибо Георгию Данелия за доброту и свет этого фильма. Каждый должен быть на своём месте. Мимино это понял» (Андрей).

Киновед Александр Федоров