— Почему вы говорите мне это? — я не смогла справиться с волнением и со своим голосом, который неожиданно оборвался. — Вы обвиняете меня в воровстве? Или, скорее всего, мою семью? Что это вообще за история? Есть ли у вас доказательства, подтверждающие вашу сказку? — спросила я еще более взволнованно.
Старуха явно была готова к такому повороту событий. Не говоря ни слова, она достала из сумочки несколько фотографий и вырезок из газет. Она протянула мне одну из фотографий.
На жестком картоне цвета сепии была изображена красивая женщина в бальном платье с глубоким вырезом. На шее, запястье и ушах изображенной дамы красовался виноград в художественной оправе. Хотя фотография была не очень четкой, я узнала серьги, которые были на мне. Я молча смотрела газетные вырезки и фотографии, хотя в моей голове был полный хаос.
Старушка протянула мне еще одну фотографию, на этот раз черно-белую. Другая женщина, прическа, наряд, но украшения те же. Третье фото было красочным, современным. На нем был изображен браслет на черном бархате. Это, несомненно, был комплект к серьгам, которые были у меня в ушах.
Старуха дала мне пожелтевшие газетные вырезки. Я невольно прочитал названия. «Ужасное нападение», «Грабители бесследно исчезли», «Полиция ничего не делает», «Кто были эти преступники?» — кричали жирные буквы заголовков.
Я посмотрела на дату одного из них: 26 июня 1968 года. Я вдруг задумалась. Шел 1968 год... Моей матери исполнилось восемнадцать, и они только что поженились с папой. Она рассказывала мне эту историю много раз, всегда со слезами умиления. Жили они тогда очень бедно, но ее Николай был таким находчивым парнем. Несмотря на свою инвалидность, он смог найти хорошую работу, поэтому смог купить своей жене золотые серьги. О, ужас... Я сидела неподвижно, в голове роились мысли. Мой отец скрывал это? Я не хотела в это верить.
Я стала сопоставлять в голове все события. Родители были очень бедны, но папа смог позволить себе золотые серьги в качестве подарка на свадьбу. А почему серьги? Обычно дарят обручальное кольцо, но у мамы было простенькое колечко, даже без камешка. Вопросы вертелись, а воспоминания кусочками всплывали. Я вспомнила как-то ссору между родителями перед новым годом. Их пригласили в гости друзья. Моя мама хотела надеть эти серьги, а отец очень возражал, что неуместно хвастаться такими украшениями. Что они для особенного случая, а не для обычного нового года.
Боялся ли он, что кто-нибудь их узнает? — меня словно пронзило током, стал напрашиваться логичный вывод, и я поняла, что начинаю верить в виновность папы.
Я резко вскочил из-за стола.
— Извините, мне нужно пойти, я опаздываю. Будем на связи — я дала старушке визитку с моим личным номером телефона. Ваши данные у меня уже есть, я перезвоню сама, — сказала я и почти выбежала из кафе.
Я долго ходила по улицам, не зная, что делать. Мой отец был на десять лет старше моей матери и умер три года назад. Я больше не могла его ни о чем спросить, да и мама, наверное, не знала происхождения сережек. Полностью влюбленная в своего Николая, она никогда не сомневалась в нем и не видела ничего подозрительного в его находчивости.
Имею ли я право нарушить мамин покой, подорвать ее веру в любимого? Особенно сейчас, после его смерти, когда ее здоровье ухудшалось. Такие новости могли убить ее. Мне не хотелось узнавать правду, но, с другой стороны, я понимала, что неопределенность еще хуже. Как долго я смогу считать, что это удивительное совпадение. Мне точно нужно выяснить правду, был ли любимый нами отец вором?
Мне в тот момент почему-то очень хотелось, чтобы эта старушка была ловкой обманщицей, которая захотела получить мои серьги. Но одновременно я понимала, что она должна быть действительно большой актрисой, чтобы такое придумать и еще липовые доказательства сделать. Скорее всего что то, что она мне сказала, могло быть правдой. Был вопрос о виновности моего отца. Я не могла смириться с мыслью, что он мог быть преступником, но факты, приведенные старухой, безжалостно указывали на него...
Домой я вернулась поздно вечером. Я чувствовала себя разбитой и даже больной. Я легла спать, но заснуть толком так и не смогла. Проваливалась в сон на пару минут. Мне тут же снились кошмары. Проснувшись среди ночи, я приняла решение. Мне нужно все объяснить себе, мне нужно знать правду.
Утром я позвонила на работу и попросила за свой счет. Вышла из дома рано, побродила по городу и наконец решила, что дядя Миша уже должен проснуться. Если он не знает правды, то больше никто не знает.
Он открыл дверь, явно удивлённый моим утренним визитом, но был рад меня видеть. Он не нервничал, поэтому не заикался.
— Олька, привет, тебя давно не было! — сказал он сонливым голосом. — Что-то случилось или ты просто зашла в гости к своему старому дяде?
— Нам нужно поговорить.
Я посмотрела на него так, как будто видела его впервые. Лицо у него морщинистое, волосы редеют, но фигура все еще полная, а глаза настороженные. Я посмотрела на его руки. Большие, пухлые... Не может быть, что он бил ими ту женщину? Действительно ли он был способен на это? Ведь он часто баловал меня и носил на этих руках.
— Если надо, то значит поговрим, — засмеялся он. — Что-то официальное у тебя? А я уже думал пол-литра достать, у меня настойка хорошая как раз есть, — пошутил он. — Заходи, заходи, чего на пороге зависла. В кухню проходи, ты же знаешь дорогу.
Сев в кресло, проваливаясь в мягкое сиденье, я начала сомневаться. Может, лучше не спрашивать? Что мне даст эта правда? Я не смогу изменить прошлое, каким бы оно ни было. Я просто спрошу о чем угодно у него и уйду.
Как только я приняла это решение, я поняла, что совершу огромную ошибку, если не спрошу у него сегодня. Потом не смогу себя просить за это. Незнание будет мучить меня всю жизнь. Мне придется вернуться сюда рано или поздно. Дядя не будет жить вечно и я могу не успеть узнать эту правду.
Я начала спрашивать его без каких-либо предисловий и обходов вокруг да около:
— Дядя Миша, а ты был с отцом в 1968 году, когда он покупал моей маме серьги на свадьбу?
Лицо дяди Миши покраснело. Он несколько раз глотнул воздуха, как будто запыхался.
— Ол-Ол-Оля, — стал заикаться он, — Почему ты об этом спрашиваешь?
— Мне стало просто интересно, — попыталась я спокойно ответить, но сердце мое колотилось как сумасшедшее. — Так где папа купил эти серьги… — Я замолчала, чувствуя комок в горле и слёзы, собирающиеся под веками.
Дядя тяжело вздохнул.
— О-о-оля, — опять начал он. — Это было так давно, я уже не помню.
— Дядя Миша, а может ты просто не хочешь мне рассказывать откуда эти серьги. Ведь и ты и я хорошо знаем откуда они.
Лицо дяди Миши из красного превратилось в белое. Он не ожидал, что я знаю всю правду. Скорее всего он хотел мне соврать, но после последних моих слов дядя Миша понял, что придется рассказывать как есть.