Мария.
Представляя наше с Максимилианом возвращение на Юг, я даже помыслить не могла, что оно станет таким. Сканлан, проявляя достоинство, снарядил с нами в дорогу отряд из двадцати всадников, которые, кажется, были рады убраться из ледяных домов в теплые южные земли.
Хотя погода стала теплее, было еще слишком холодно, настолько, что Сканлану пришлось дать согласие разобрать старую деревянную арену, похожую на ту, что окружала площадь Эсдраса. Размеры северной арены были таковы, что, разрубив все брусья, горожане получили запас дров на несколько месяцев. Уже слишком многие замерзли насмерть в собственных домах, не имея возможности затопить хоть чем-нибудь печи.
Сопровождавшие нас войны были молоды, только их командир был седовласым мужчиной разменявшим пятый десяток. По словам Сканлана, Дериас был внуком одного из многочисленных бастардов Варроса-регента, что для северян, впрочем, не было чем-то необычным. Их нравы поражали меня, начиная от обычая дарить правителю наложников из числа собственных детей и внуков, заканчивая вольностью поведения слуг, которые не стесняясь могли позволить себе совокупляться посреди празднества.
Хотя Сканлан и отослал всех своих наложников прочь из дворца, это мало изменило его привычки, и когда в Камдазз прибыл его закадычный друг Рохайе, вождь племени акхаров, они устроили пьяную оргию прямо в тронном зале, наслаждаясь компанией совсем еще юных девушек. Все то время, пока Рокхайе гостил в Фарзтете, по замку сновали группки полуодетых прелестниц. Одна из них, тринадцатилетняя Дахтерен, особенно полюбилась Сканлану, и он не видел ничего странного, чтобы перед тем, как прийти в нашу кровать, сполна насладиться ею в кабинете. В конце концов, я сама мало отличалась от этих девушек. Ни жена, ни невеста.
Дериас более чем спокойно относился к своему происхождению, и на мои вопросы пожимал плечами - о Варросе в его семье знали ровно столько же, сколько и остальные северяне. Максимилиан неодобрительно качал головой, хотя Ройглао всегда более чем равнодушно относились к подобным вопросам, имея помимо жен десятки наложниц. Узнав, что северянки выходят замуж обыкновенно лет в двенадцать, как только становятся девушками, он несколько минут молчал, и лицо его выражала крайнюю степень возмущения. И даже мое напоминание, что первого ребенка районак Вирана родила в четырнадцать лет, не могло этого изменить. Поэтому я сочла лучшим умолчать о бастардах Сканлана, старшей дочери которого было на несколько лет меньше, чем мне. Бринэйнн и сам сбивался со счета, пытаясь вычислить наверняка, сколько у него детей. Мне было откровенно интересно, есть ли среди наших спутников хоть один из них.
Когда мы пересекли границу Севера, я полагала, что Максимилиан вознамерится посетить Гарт, но этого не случилось. Он оставался рассерженным на Реймса за его поддержку Танис и нежелание видеться со мной. А затем начался путь домой.
Мы думали, что настанет день, когда Танис склонит свою голову перед вазилевсом, но честолюбивая вазилири не только присоединилась к Юстусу, но и сменила аре на корону, дерзко противореча каждому слову своего истинного господина. В то время, когда гул голосов прославлял Максимилиана, словно бога, вернувшегося из Бескрайней пустыни, в покоях владыки его дочь посмела уверить отца в своем праве на захваченный престол.
Прежде мне не доводилось видеть Максимилиана в подобном гневе. На юге нередкой была ситуация, когда один из клана короновал себя, пока истинный правитель скрывался от мятежников, но лишь до того дня, когда вазилевс или вазирент возвращались в столицу. Лишь смерть может освободить правителя от бремени власти. Но Максимилиан все еще жив, когда его последняя дочь говорит о своем праве на престол. Шаги Танис еще не стихии, когда тяжело дышащий Максимилиан выскочил на балкон. Я вскочила на ноги, с трудом удерживая равновесие после дурмана, и поспешила за ним. Народ ликовал. Тысячи голосов славили имя своего вазилевса и даже после того, как Максимилиан поднял руку, они продолжали снова и снова выкрикивать его.
- Мой возлюбленный народ, - стараясь перекричать толпу, начал муж. - я рад видеть, что, несмотря на жестокий урок, который нам преподал Песчаный, вы живы, вы в стенах Экматена и приветствуете меня. Пройдет немало дней, прежде чем мы сможем излечить раны, нанесенные мятежниками нашей стране. Многие из них навечно останутся шрамами на ее теле. Каждый из нас был предан. Каждый из нас потерял часть своей души. Я не исключение. От имени клана Ройглао, по воле Песчаного правящего Югом восемь веков, я Максимилиан Четвертый, отрекаюсь от Танис, прежнего имени Ройглао.
Воспользовавшись моим отсутствием, она встала по правую руку того, кто уничтожил ее семью. Танис была среди палачей древнейшего рода Энтайнов, уничтоженного до последнего младенца. Пока моя возлюбленная супруга Мария расплачивалась своею жизнью за нашу свободу, Танис отдыхала в замке короля Ричарда. Когда Мария проливала кровь, Танис молилась чужим богам за собственное благополучие. Она не имеет более права называться дочерью Юга. Она не имеет права наравне с вами ходить по его пескам. У нее нет чести, у нее нет души. А у меня более нет дочери Танис.
Мятеж забрал моих детей, но Песчаный щедро одарил ими мою супругу. По закону Юга и моей воле, Мария Ройглао становится наследницей трона Южных земель. Ее преемницей - наша дочь Эрлея. Дети Марии, рожденные вне брака, считаются частью клана Ройглао, независимо от того, имя какого рода носят и используют. Дети, рожденные Марией в последующих браках, а так же рожденные до заключения таковых, включаются в очередь наследования. Лишь Мария может занять трон после моей смерти, - внезапно он осекся. Глаза его расширились и он, словно слепой, качаясь вошел обратно в комнату.
- Максимилиан?
- Сердце, Мария, - бледнея прошептал он, присаживаясь на кровать. - Сейчас все пройдет.
- Я позову врачей, - я была напугана куда сильнее, чем когда меня атаковал бергат. Жизнь Максимилиана значила для меня куда больше, чем моя собственная.
- Не нужно, - он протянул мне руку. - Я вернусь в свои покои и прилягу. Здесь слишком шумно.
- Могу ли я...
- Нет, моя дорогая. Мне нужно немного побыть в одиночестве и подумать. Хорошо?
- Я буду волноваться.
Его улыбка ничуть не обманула меня. Максимилиан еще не скоро оправится от этого удара. На Танис он всегда возлагал куда больше надежд, чем на всех остальных детей, и ее поступок, изменой он был или нет, больно ранил его душу. С заметным усилием выйдя с балкона, муж поцеловал меня и направился прочь из комнаты. Если бы я только могла утешить его сердце...
Рано или поздно им предстоит вновь встретиться с Танис, в конце концов, она королева Срединных земель. К этому времени его гнев утихнет, так же как к ней придет раскаяние, и тогда я приложу все свои силы, чтобы они вновь стали семьей. Мы никогда не узнаем, что на самом деле руководило ею, когда она приняла покровительство Юстуса и тех людей, что я сегодня видела в ее свите. Их лица преследовали меня в кошмарах уже пять лет - они были там, когда беззвучно умирали от боли Асиа и Ханери. Но придет день, когда мы все поймем друг друга.
- Вазилики! - двери с грохотом распахнулись, и малолетняя служанка, рухнув на мраморный пол, подняла на меня полный ужаса взгляд. - Вазилевс упал с лестницы.
Все произошло так быстро, что позже я даже не могла припомнить, как преодолела значительное расстояние между королевскими покоями и теми, что предоставила нам Танис. Белый словно полотно иллуриатского хлопка, Максимилиан без чувств лежал на кровати. Часть его лица была залита кровью, но хуже этого выглядела нога, которая прежде была ранена клинком хабессийца. Края шрама разошлись в стороны и из нее торчал обломок кости. Это было настолько страшно, что ноги у меня подогнулись и я опустилась на пол.
- Вазилики, - кто-то из слуг помог мне перебраться на кушетку и моим глазам вновь открылся ужасающий обломок кости. Лекари в растерянности стояли у кровати, не имея не малейшего понятия, что им делать. Наконец-то, один из них, прошептав молитву Песчаному, коснулся краев раны. Остальные смотрели на него с благоговейным ужасом. Закон запрещал им приносить боль вазилевсу, но сейчас тот был без сознания, а потому...
Все происходило так быстро, что я даже не успела понимать происходящее. Руки молодого лекаря мастерски справлялись с раной. Вот уже не стало видно кости, а затем рана была крепко перебинтована. Дорогое покрывало покрылось темными бурыми пятнами, в комнате стоял удушливый запах крови. Как же страшно это походило на день, когда мы потеряли Актеона и Спироса. И какая ирония, что именно сегодня Танис перестала быть дочерью Максимилиана. Провидение ведет нас по кругу, и как же страшно думать о том, что первый завершился смертью, пусть даже ложной, Максимилиана.
На рассвете Максимилиан пришел в себя. Лекари уже давно покинули его покои и мы, как пять лет назад, были вдвоем.
- Что с ногой? - тихо прошептал он морщась от боли. Еще час назад я зажгла синий дурман, надеясь облегчить его муки так же, как и собственные нервы. Но этого явно было недостаточно.
- Ты сломал кость. Упал с лестницы, - слова давались тяжело. Я ощущала сильную слабость после бессонной ночи, полной тревог. - К тому же ты потерял сознание, когда уходил от меня. Лекари боятся, что у тебя песчаная лихорадка.
- Песчаная лихорадка? - он рассмеялся. - Мария, мой лучезарный цветок, я прожил долгую жизнь годами живя в пустыне. Я просто не могу ею заразиться.
- Но, Максимилиан, согласись, это так на нее похоже. Слабость, потеря сознания, вспышки гнева. Ты был жесток с Танис. Я понимаю, как сильно она ранила твое сердце, но подумай, могла ли она совершить предательство? Танис предана тебе. Возможно, в ее словах была куда меньше лжи, чем тебе могло показаться. И я склонна верить ей.
- Не говори мне о ней, - глаза мужа опасно потемнели. Его гнев не утих даже сейчас. Наверное, слишком рано я затеяла этот разговор. Они оба те еще упрямцы. Но я могла понять и его чувства. Я и сама была в полной растерянности, услышав в свой адрес столь нелестные слова. Как бы мне хотелось верить, что они произнесены в отместку, и Танис все та же девушка, которой я знала ее прежде. Но я смогу ее простить, если это сделает Максимилиан.
- Пусть даже так. Но с того самого дня, как мы вошли на Юг, ты практически не спишь.
- Это нервы, Мария, не лихорадка. И не будем об этом. Я вазилевс. Я Ройглао. У меня попросту не может быть никакой песчаной лихорадки.
- Хорошо, - мне пришлось уступить. - Тогда это всего лишь усталость. Так что тебе... Нам обоим нужно отдохнуть. Я вернусь в свои покои и прийду в полдень. А ты еще поспи. Я попрошу лекарей и слуг, чтобы они присмотрели за тобой.
Максимилиан натянуто улыбнулся и снова закрыл глаза. Он выглядел изнуренным, и когда, стоя в дверях, я окликнула его по имени, не повернулся, вновь заснув. Страшное предчувствие коснулось моего сердца, и я на суеверный манер табунников двумя пальцами постучала по запястью, отводя беду. Но, чем дальше я отходила от покоев, тем сильнее становилась моя тревога. В прошлый раз я чувствовала подобное, когда покидала Южные земли. Тогда я все списала на приближающиеся роды, но в итоге причина оказалась в другом.
Закрыв за собой двери, я быстрым шагом пересекла комнату и села за стол, растянув перед собой пустой свиток.
"Сканлан, меня терзают горькие предчувствия. Они не покидали меня с той самой минуты, как мы вошли на юг. То, чего мы опасались, милостью богов, минуло нас, но беда подкралась с другой стороны. Танис, дочь Максимилиана, провозгласила себя вазирент Юга. Она была коронована, что, впрочем, не претит законам, однако не пожелала вернуть трон отцу, как следует в подобных ситуациях. Она была изгнана с юга и отлучена от клана. Теперь я, Эрлея и наши с тобой дети наследники трона. На юге они будут считаться членами клана Ройглао и пользоваться всеми привилегиями, так же, как я и Эрлея на севере.
Произошло еще кое-что, что буквально сводит меня с ума. Уже несколько недель меня настораживало состояние Максимилиана, а вчера вечером он потерял сознание и рухнул с мраморной лестницы. Нога его сломана в том же месте, куда был нанесен удар мечом во время мятежа. Более того лекари подозревают, что Максимилиан может быть болен песчаной лихорадкой. Если это так, то теперь, после перелома, его жизнь в опасности.
Песчаная лихорадка лишает человека сил - он не может спать, не может есть из-за постоянной тошноты и рвоты, чувствует бесконечную жажду и не может ничем ее успокоить. Кожа покрывается красными пятнами, похожими на солнечный ожог, которые нестерпимо чешутся. К тому же заболевший чувствует такую боль в мышцах, что с трудом может передвигаться. Заболевший может не догадываться о ее существовании очень долго, обострение случается неожиданно, и болезнь не поддается никакому лечению. Обычно она длится несколько месяцев, изматывая больного, а затем так же резко отступает.
Я пишу обо всем так подробно, чтобы ты понял, насколько страшным может стать наше будущее. Лекаря еще ничего не знают точно, но мое сердце подсказывает, что Максимилиан болен. Если это так, то его жизнь в страшной опасности. Вся тяжесть правления страной, еще не полностью излечившейся от войны, ляжет на мои плечи. Мы оба знаем, что во мне нет силы, необходимой правящей королеве. Здесь мне не на кого положиться кроме моего мужа, но болезнь лишит его последних сил.
Сканлан, я заклинаю тебя, приезжай в Экматен и как можно скорее. Я знаю, что мое письмо сумбурно, оно покажется тебе истерикой напуганной женщины, но... Ты знаешь кто я и через что прошла. Страх мне не свойственен, но сейчас я буквально дрожу при каждом вдохе. Если то, что ты сказал в Камдаззе правда, приезжай. Если небеса будут так жестоки, что отнимут у меня Максимилиана, моя жизнь и юг окажутся в огромной опасности.
Не дай мне умереть, Сканлан. Я хочу увидеть, как растет моя дочь, наши дети. Я должна посадить Эрлею на престол. Как только прочтешь это письмо, выдвигайся в путь. Поцелуй от меня наших детей. Скажи Эрлее, что я удержу для нее престол. Реймс сказал, что когда-нибудь я получу весь Юг, но теперь, когда он поддерживает Танис, я понимаю, что буду обманута. Я сама должна буду завоевать Южные земли, которые прежде никому не подчинялись. Мне вновь придется доказывать, что более я не Мария Вилландерт, но Мария Ройглао.
Ну вот, я пишу так, словно уже похоронила Максимилиана. Но мне действительно кажется, что в тот момент, когда он вышел из моих покоев, он навсегда покинул мою жизнь, будто он действительно мертв. Не это ли ты предчувствовал, даря мне бриллиант Вираны?
Пора заканчивать письмо, а я все никак не могу заставить себя это сделать, будто ожидаю, что на бумаге появится твой ответ. Мне безумно тебя не хватает, мой северянин. Почти так же сильно я случаю по снегу и холодному ветру. Больше всего на свете я хотела бы оказаться на Севере. Он приносит мне силы и уверенность. Юг своими палящими лучами выжигает их из меня. Могло ли так стать, что в земле богов я превратилась в северянку? Какое же счастье, что мои дети сейчас в Камдаззе. Ты был прав - Север излечит Этельстана. Не отсылай их из замка. Ледяной благословит их за нас обоих.
С надеждой на скорую встречу, районак Южной земли, твоя Мария".
Поставив точку, я с усилием убрала письмо в сторону, опасаясь, что продолжу строки. Возможно ли, что возвращение на юг было ошибкой? Здесь я чувствовала себя чужой, потерянной. Все было неправильно. Солнце обжигало лицо. Вместо снега была пустыня, вместо гобеленов и камня розовый мрамор. Я чувствовала, что мои душевные силы покидают меня. Я допустила ошибку, сочла, что смогу со всем справиться, но оказалась слабее.
Хуже всего то, что из-за всех переживаний уже несколько недель мне не удавалось выспаться. Я ложилась в кровать, мечтая об отдыхе, но сон не приходил. Тревоги становились еще сильнее, заставляя мое сердце колотиться в груди, будущее пугало, и я не знала, как смогу со всем справиться. А после...
После будет еще хуже, никаких просветов. Я была еще молода, но мне казалось, что вся жизнь уже прожита. Вот и сейчас я без сна лежала в кровати, уставившись на расшитый цветами балдахин. Когда-нибудь я, как и мать попросту исчезну, словно никогда и не жила. Реймс говорил, что она жива и здорова, но уже многие годы мои письма оставались без ответа. Я убеждала себя, что мать ушла в храм и молится за нас, но никаких доказательств этому не было. Черная меланхолия охватила мою душу и, поднявшись с кровати, я зажгла синий дурман. От сладковатого дыма голова моментально закружилась и очередной приступ отступил. Покачиваясь, я передала письмо слуге, велев доставить его как можно скорее. Не успела дверь закрыться, как отворилась вновь, и в покои вошел молоденький лекарь, вправивший Максимилиану кость.
- Простите, вазилири, что потревожил вас.
- Проходи, - я махнула рукой, замечая, с каким настороженным выражением он взглянул на синий дурман.
- Что произошло? - мои опасения подтверждались.
- Госпожа, коллеги не хотят соглашаться с моим мнением, но я боюсь, что наш вазилевс болен. Даже не так, - он запнулся. - Мы все согласны, что причиной его недомогания является болезнь, а не падение, но остальные лекари полагают, что это песчаная лихорадка.
- Что же думаешь ты? - песчаная лихорадка. Значит, я была права в своих подозрениях. Что еще подтвердится?
- Это трупная чума. Они похожи с песчаной лихорадкой, как две капли воды, с той лишь разницей, что трупная чума поражает сердце и всегда смертельна. Я говорил с вашими людьми, пришедшими с севера. Вы проходили через Этшауб, город вырезанные мятежниками и погребенный под песок. В таких местах и появляется болезнь. Сперва бессонница, затем приступы беспокойства, учащенное сердцебиение, - он перечислял признаки болезни, и с каждым словом мне казалось, что я слышу громкий удар, с которым забивают гвозди в крышку гроба. - ... отсутствие аппетита, пятна на коже, слабость, агрессия.
- Ты говоришь, это всегда смертельно?
- Всегда. Болезнь не знает милости. На своем последнем этапе она уже ничем не похожа на песчаную лихорадку. Больной чувствует такую страшную боль, что не в силах оставаться в сознании. Он ходит под себя, почти не владеет речью, а в последние дни теряет рассудок. Я бы...
- Иди к вазилевсу и позаботься о нем.
- Госпожа...
- Иди, - я повысила голос, но причиной тому был только страх. Юноша низко склонился и пятясь вышел из покоев, захлопнув за собой дверь.
Ройглао были не только знатоками ядов, но и болезней. Максимилиан говорил мне о трупной чуме, что во времена Летеции Клейменой выкосила половину населения Южной земли, но с тех пор ее не было. Но и столь масштабных волнений тоже. Теперь возможно все. И под этим "все" я подразумеваю не только возвращение болезни, но и судьбу юга. Судьбу моих детей.
Подойдя к зеркалу, я сбросила на пол платье, оставшись обнаженной. Красные, без конца зудящие пятна покрыли все мое тело. Лицо и шея еще не были тронуты болезнью, но грудь и живот были по цвету близки к сырому мясу. Остальная кожа приобрела серовато-зеленый оттенок, незаметный там, где ее касались обжигающие лучи солнца, но явственный на ногах и просветах на животе и груди. Я не помнила о чуме, полагая, что, как муж, заразилась песчаной лихорадкой и сумею скрыть это ото всех выдавая за слабость после синего дурмана. Но что, если молодой лекарь прав?
Я не могу умереть. Я еще ничего не сделала из того, что должна. Наше возвращение на юг не может иметь такой нелепый финал. Пять лет мы шли к этому, все не может закончиться в один момент. От клинка или яда - так уходят короли, но не из-за болезни, слабые, безумные, в луже собственных нечистот. Нет. Это все ошибка. Он ошибается. Это всего лишь лихорадка.
Но проходили недели, и все мы убеждались в том, что самый молодой из дворцовых лекарей был прав. Максимилиан таял на глазах. Минуты апатии сменялись гневом и забытьем. Грудь и живот были покрыты кроваво-красными пятнами, которые без конца кровоточили. Стоило ему немного поесть, как приходила рвота и вазилевс начинал гореть. Заразить он никого не мог - лишь воздух и вода мест захоронения могли унести жизни, и лекари без опасения пропускали меня в покои, не догадываясь, что я тоже больна.
На юге у меня не было штата служанок, которые бы окружали меня денно и нощно, а потому мне легко удавалось скрывать свою болезнь. Я практически ничего не ела, говоря, что не могу проглотить ни кусочка в беспокойстве за мужа, без конца жгла синий дурман, чтобы слуги считали, что из-за дыма я с трудом держусь на ногах и моя кожа приобретает нездоровый цвет. Платья легко скрывали красные пятна, к тому же холод шелка значительно уменьшал жжение. Мне удалось обмануть всех. Достаточно продержаться на несколько недель дольше Максимилиана. Я обязана проводить его в последний путь и успеть подготовить документы о передаче трона Эрлее и регентстве Сканлана. Он должен успеть войти в Экматен прежде, чем я скончаюсь. Если он получил письмо и выдвинулся немедленно, то всего через шесть недель он будет здесь. Это не королевская делегация, которой понадобится минимум три месяца. Я продержусь. Я не могу уйти раньше. Это последнее, что я сделаю в этой жизни.
Но проходило время, а вестей от Сканлана не было. Максимилиан запретил мне себя навещать, а я едва передвигалась. Запершись в своих покоях, я составляла документы, благодаря небеса за то, что научилась этому у Сканлана. Пусть Северной земли не существует, пусть узы брака не роднят нас с отцом моих младших детей, там, в далекой и суровой земле детей богов я была королевой больше, чем здесь, будучи одной из клана Ройглао. Все в этой жизни не случайно, и мне остается лишь уповать на мудрость богов.
Спустя еще две недели, когда ноги уже с трудом меня держали, слуги передали мне просьбу вазилевса прийти в его покои.
Максимилиан лежал поверх покрывала. Черты его обозначились еще резче, в неровном свете свечей кожа казалась восковой. Черные одежды подчеркивали ее болезненную желтизну. Он исхудал и казался дряхлым стариком, хотя еще совсем недавно, смеющийся, полный жизненных сил он приветствовал со смотровой площадки свой возлюбленный народ.
Он дышал так тихо, что на одно страшное мгновение мне показалось, что душа вазилевса уже покинула его бренное тело, но, услышав шаги, он приоткрыл глаза, остановив на мне затуманенный взгляд.
- Мария, - голос его был едва различим, и я присела на пол у кровати так, что наши лица оказались на одном уровне. От мужа исходил тяжелый запах пота и гноя, вместо неизменного розового масла. Это был запах смерти. Я ощутила на себе ее ледяное дыхание так, словно она была третьим участником этой полуночной встречи.
- Я здесь, - я коснулась ладонью его лица, которое было покрыто ледяным потом. Я клялась себе, что не позволю слабости прорваться наружу, не дам слезам отравить наши последние минуты. Мне хотелось лечь рядом с мужем, привлечь его в свои объятия, услышать его слова ободрения, которые не давали мне погрузиться в пучину отчаяния каждый раз, когда тучи сгущались над моей головой.
Максимилиан шумно вздохнул, его вновь охватила боль. Несколько томительных минут, показавшихся мне часами, он пытался побороть ее, остаться в сознании. Обливаясь потом, кусая от боли посиневшие губы, он выгибался дугой, подчиняясь ее жестоким ударам. Затем все завершилось. Максимилиан тяжело опустился на простыни и коснулся моей руки.
- Тебе бы стоило сейчас быть с Эрлеей.
- Нет. Я тебя не оставлю. И не проси меня уйти.
- Я буду малодушным, - с трудом он сумел улыбнуться. – Они говорят, я проживу еще не меньше недели, - у него вырвался хриплый смешок. – Жил королем, умер мешком с гноем.
- Не говори так, - я прилагала все усилия, чтобы мой голос прозвучал ровно, мне это удалось, но руки тряслись в крупной дрожи, и с этим справиться я уже не могла. Максимилиан сжал их своей ладонью, и я отвела взгляд, не в силах встретиться с ним глазами.
- Я прожил долгую, счастливую жизнь. Мне не о чем жалеть. В шестнадцать я вел авангард против мятежников, в восемнадцать хоронил братьев, а в день двадцатилетия сел на престол. Бог подарил мне прекрасных женщин и великолепных дочерей. Я помню каждый раз, когда я впервые вглядывался в их младенческие лица, пытаясь угадать, какая же судьба им уготована. Не думал, что потеряю их всех.
- Хестия верна тебе, а Эрлея…
- Последний из даров Песчаного. Солнцеликая моя, мне жаль, что я покидаю тебя тогда, когда ты так отчаянно нуждаешься в моей помощи, но не терзай своего сердца ненужными сомнениями. У тебя есть дети, у тебя есть Сканлан. И не дай памяти обо мне встать между вами, я заклинаю тебя, молю. Это мое последнее желание. Позволь ему помочь удержать мой трон ради нашей дочери. А если Песчаному будет угодно лишить ее жизни, передай престол старшей из своих дочерей, научи ее всему, что знаешь сама. Оставь мужчинам суровый север, с коварством юга может справиться лишь женщина.
- Я выполню все, что ты пожелаешь, - слезы текли по моему лицу, голос дрожал. мне казалось, что я сама сейчас покину этот мир, не выдержав всей боли потери. Я и прежде оплакивала смерть Максимилиана, но тогда он не умирал на моих руках, пытаясь утешить меня слабой улыбкой.
- Тогда поклянись мне своими детьми, что выполнишь еще одну мою просьбу.
- Что захочешь.
- Там, в столе лежит пузырек с ядом каитези.
- НЕТ! – я вскочила на ноги. – Нет, Максимилиан, нет. Я не позволю тебе покончить со мной.
- Я и не намерен. Великий грех прерывать собственную жизнь. Но я хочу уйти, Мария. Сейчас, не терзаясь больше, и не испражняясь под себя. Дай мне шанс, умереть королем. Дай мне избавление. Позволь мне уйти из жизни, смотря в твои глаза, умереть от твоей руки.
- Я не смогу, - то, что просил Максимилиан было невозможным. Я не могла представить, что я, стану причиной его смерти. Это я поднесу яд к его губам, но вместе с тем, как я могу отказаться исполнить его последнюю волю, как могу обречь на мучения, зная, что исход неизбежен?
- Ты должна. Прошу.
Я поднялась. Ноги едва держали меня. Слово во сне, я приблизилась к столу и отперла ящик. Пузырек лежал поверх бумаг. Он был ледяным на ощупь. Мне пришлось крепко стиснуть дрожащие пальцы, чтобы не выронить его на мраморный пол. Темные глаза Максимилиана неотрывно следили за мной.
Я села на кровать и откупорила крышку.
- Вот так, - вазилевс коснулся моей руки и поднял их к своим губам. Я нагнулась, запечатляя последний поцелуй на его растрескавшихся губах. Он улыбнулся, переводя взгляд на яд.
Кивнув, я прикрыла глаза, чувствуя, как мои пальцы касаются его ледяного подбородка, а затем он делает глоток. – Я люблю тебя, Мария. Будь благословенна ты и твоя семья.
- Я люблю тебя, Максимилиан, - я едва слышала свой голос. – Когда-нибудь, ты вернешься ко мне. Не прерывая дыхания.
- Не прерывая.
Не сдерживая больше рыданий, я прижалась к его груди, вцепляясь пальцами в тонкий черный шелк его одежд. Мой мир сузился до этой темной комнаты, до этой кровати и стихающего стука сердца в груди мужа. Затем и он стих.
Поднявшись, не глядя на мужа, я подошла к окну и распахнула шторы. День, последний день жизни Максимилиана, подходил к концу. Солнце едва виднелось над бескрайней пустыней. Небо, окрашенное ярким розовым светом, темнело.
Подойдя к кровати, я закрыла глаза мужа. Максимилиан Четвертый, вазихан клана Ройглао, покинул этот мир с последним лучом солнца, взвившись вольным орлом над благословенными Южными землями.
© Энди Багира, Иррьяна, 2013 г.
Понравилась глава? Ставь лайк, мне будет приятно)