О трудоголизме москвичей, которых недолюбливают питерские снобы, и о нехватке в Москве музея, где бы был представлен огромный пласт художественной культуры двух поколений эмиграции из России, требующий изучения и описания, а не только бездумной продажи.
Я родилась…
Около длинных железнодорожных путей, где уже в 1970-е шумела Савеловская эстакада. Самое яркое воспоминание детства — ноябрьский стылый вечер, я жду, тоскуя, когда мама придет с работы, сижу на огромном подоконнике, дед читает какой-то пухлый том, я перебираю буквы и поглядываю в темное окно: на башню с огнями по кругу и на уютные горящие окошки проходящих поездов и очень хочу оказаться за таким окошком и ехать далеко-далеко, к счастью. Практически как Митиль у Метерлинка.
Родилась я в 19-м роддоме, напротив немецкого кладбища, и крестили меня в Петропавловском храме, там же, где и мать, и дядю. А еврейская родня ходила в синагогу «на Горке» (тогда — улица Архипова). Помню, криво поднимающаяся горка вся заполнена людьми на «еврейский Новый год» (слова «Рош ха-Шана» никто не знал) или на «еврейскую Пасху», когда толпой шли за мацой. Такие неофициальные праздники и тусовки с большим количеством людей у меня в детстве вызывали эйфорию.
Мы с дедом много ходили — по Гиляровского до Троицы в Листах, сворачивали на Сретенку, кружили по дворам, до Кирова и Мархлевского. Это все было моим зимним гуляньем. Летом мы снимали дачу, но это банально, а вот когда родители не «сдавали меня деду и бабке» в кратовский съемный дом, положено было водить меня в музеи. Не то чтобы для моего просвещения — мать шла к подругам и брала меня с собой: «Идем к тете Тане в Кусково». А там — волшебное подводное царство. Грот весь в ракушках, разноцветных розах, роскошный торт — восторг. И обитые штофом стены дворца, в «котором никогда не спали», и портреты незнакомых людей в париках, а мне они казались почти друзьями, почти родными, потому что я их видела в книгах. Наверное, поэтому я в подростковом возрасте так полюбила мирискусников, их витиеватые пересказы роскошного века. Когда я стала взрослеть, «нахаживать» получалось все больше — прогуливала ненавистную школу. Гуляла по Лефортово в мечтах о «прошлых эпохах»: ужасно хотелось найти дом Анны Монс. В средней школе я страшно любила книжный русский XVIII век с Петром, Меншиковым, кринолинами, победами и бабьими переворотами. Перипетии жизней царей и их фаворитов мне были ближе, чем разговоры одноклассников.
Юность — это сквот на Лубянке, еще приходила в Фурманный и к Саше Петлюре. Как-то пришла на концерт «Колибри», страшно стесняясь, напряженная, как младохиппи. Те, кто был старше меня, казались ужасно крутыми: Солдатова — потрясающая, сам Петлюра и Пани Броня. В кармане лежало 500 рублей на концерт Ирины Пивоваровой, и я с трудом произнесла слова: «А где концерт “Колибри”?», а сама от страха в обморок чуть не падаю. Лысый дядька тычет в полуподвал пальцем: «Там». Деньги за концерт отдаю, захожу, стесняюсь дальше, на сцене железная круглая хрень, тесно и страшно — жду. Лысый садится под этот круг, а у меня все как в тумане, но и жутко интересно одновременно. Жду… Прекрасные певицы не выходят. А лысый рычит и гремит всеми железными предметами вокруг себя… И вдруг откуда-то сверху, издалека, слышу «желтый лист осенний» и тогда понимаю: обманули. А с Германом Виноградовым (вы же поняли, кто такой «лысый»?), который стал мне другом, до конца его жизни угорали над тем, как я впервые попала на концерт «Бикапо».
В Столешниковом переулке любила заходить в «Букинист», где покупала альбомы по искусству. Я была «богатая» старшеклассница. У меня была пенсия по утере кормильца, и я всю ее спускала на эти альбомы. Еще любила магазин на Кузнецком Мосту, там приобрела свежеизданные тогда пятитомник Булгакова и четырехтомник Мандельштама. Книги покупала с ненасытностью. Чтобы не умереть с голоду, да и чтобы тусовка была рядом, время от времени помогала продавать книги.
В 1992–1993-м пришла помогать разбирать архив немецких трофейных книг в главном соборе Ивановского монастыря. Выше по Хохловскому переулку стоял Троицкий храм, внутри которого был пятиэтажный офис с хранилищем костей. Мы их разбирали и собирали интерьер по крупинкам. И компания вокруг храма была интересна мне юной — Паперные, Рост, Лунгины. В Хохловский храм я перебралась из Пыжей, куда ходила смотреть на Анастасию Ивановну Цветаеву. Как она выходила после литургии и закуривала за церковной оградой. Храм вырос, людей вокруг становилось все больше и так хотелось здесь просыпаться каждый день. Говорят, мечты сбываются. Я свидетельствую. Живу теперь как раз в Хохловском, прямо рядышком.
Мой любимый район…
Не изменилось ничего: от Трифоновской до конца Ильинки и все бульвары люблю.
Мой нелюбимый район…
Не люблю восток Москвы. Плохие воспоминания тупого отрочества.
В ресторанах…
С ресторанами банально. Так как я обедаю «по работе», то выбираю тот ресторан, куда иду на переговоры. Часто бываю в Bosco в ГУМе, потому что это рядом с моей галереей. До «Магадана» был «Тейсти», там обедала. Но эта локация не про «нравится». Приятно в I Like Wine на Покровке — там меня любят. «Пушкинъ» люблю — он был первым, куда я, «разбогатев», стала ходить в удовольствие. Так и не изменяю. Вообще я не очень успеваю в Москве долго и с удовольствием есть. Рестораны для развлечения случаются только на выезде.
Место в Москве, в которое все время собираюсь, но никак не могу доехать…
Все никак не попаду в Харитоньевском в палаты Юсуповых. И до «ГЭС-2» не добралась, несмотря на то что компания семьи делала проект реставрации и место модное.
Главное отличие москвичей от жителей других городов…
Я люблю москвичей. Энергию люблю. Трудоголизм и темп. Жажду жизни нашу люблю. И открытость, несмотря на деловитый вид. Нас питерские снобы недолюбливают. Как Бенуа Рябушинского: «этот напыщенный моллюск». Но они просто завидуют: мы-то богаче душой, можем позволить их самих и их город любить.
В Москве лучше, чем в Нью-Йорке, Берлине, Париже, Лондоне…
Париж — он, как и Питер, второй любимый. В Питере много жила и работала, как и в Париже, но они для меня не туристические. Между собой, но это субъективно, они очень похожи. Оба пришли ко мне в детстве в книгах и иллюстрациях к этим книгам. Оба с особым для меня запахом, вкусом. Оба города — «кормильцы». И я могла бы в них остаться навсегда. Но остаюсь в Москве, где работа, где моя Яуза и «Гостиный двор», где дворик моего дома в три этажа и ворота, которые нужно открывать руками. Лондон не знаю вовсе. А Нью-Йорк очень похож на Москву. Мне (!) там продали поддельного Лансере и прекрасного Рухина. В Нью-Йорке мои друзья, музей «Метрополитен», куда я ходила ежедневно, проходя от 5-й авеню, где останавливалась в отелях по финансовым возможностям, от «трешки» до «пятерки», у Центрального парка, потому что пешком до «Метрополитена» и Гуггенхайма, музея немецкого и австрийского искусства Neue Galerie и до музея «Коллекция Фрика».
И сумку тоже недалеко сходить купить. Но это неглубокое погружение. Все, что я знаю о Париже и Нью-Йорке, можно проецировать и на Москву. Хочется по ней бродить — и я брожу. Лет десять назад, прилетая из Парижа, я понимала, что я в столице. Вообще в Европе такого грандиозного столичного города больше нет. Пафос, не пафос — мне здесь удобно. Я напиваюсь моим городом, мне не очень хочется из него уезжать. Глазу приятно смотреть на «Художественный», «ГЭС-2» или Электротеатр Станиславский. Кстати, и я чуть-чуть причастна к бумажной описательной части реставрации этих домиков.
Хочу изменить в Москве…
Что я хочу изменить? Ну реставрировать комплекс в Хохловском уже начали, будем смотреть и работать. Надоела затянувшаяся стройка в Хрустальном переулке, куда из «Гостиного двора» выходит галерея «Веллум» (ее я основала уже почти 25 лет назад, но в Гостинке мы сидим с 2019 года, а в переулке нашем воз и ныне там). Но это скорее личное. Мне не хватает маленьких магазинчиков с одеждой. Не понимаю торговых центров и не захожу в них. Тротуары широкие в городе, где половина года снег, а две трети года дождь и снег. Этого тоже не понимаю и здесь вряд ли оригинальна.
Мне не хватает в Москве…
Лично мне не хватает в Москве музея, где бы показывали искусство модерна, а еще арт-институции, где бы был представлен огромный пласт художественной культуры двух поколений эмиграции из России, который требует изучения и описания, а не только бездумной продажи, как, к сожалению, последние лет тридцать происходило. Что-то уже делается. Я тоже в этом участвую.
Меня можно чаще всего застать кроме работы и дома…
На вернисажах, конечно. Раньше во МХАТе или театре Вахтангова, очень любила ходить в «Школу драматического искусства» или «Мастерскую Петра Фоменко». Сейчас уже МХАТа нет совсем. Да и я редко не на работе. Но это счастье. Я делаю свое любимое и никому это любимое не отдам.
О планах…
Я давно делаю проекты, посвященные Константину Коровину, который придумал новую сценографию и новую архитектуру выставочных павильонов, дружил с Чеховым и Левитаном и этой дружбой повлиял на литературу и драматургию. Гениальный преподаватель, он создал и московскую художественную школу, и дал импульс авангардным построениям будущих бубнововалетовцев и основателей лучизма. На эту тему скоро на канале «Россия-Культура» выйдет мой фильм.
Еще одну документальную киноработу — «Ловцы солнца» — по моему сценарию уже показали летом на Первом канале (авторы и продюсеры: Валдис Пельш и Елена Потанина), и она стала началом еще одного многочастного проекта. Сейчас я заканчиваю работу над одноименной книгой, а с ноября 2023 года по март 2024 года в Музее русского зарубежья им. А. Н. Солженицына будет открыта и выставка. Это уже четвертый мой проект в этом музее (были выставки о Константине Коровине, Александре Альтмане и Николае Рябушинском). На сей раз проект объединяет творчество и удивительные истории о художниках-авангардистах и коллекционерах, сохранивших для потомков их искусство. Произведения художников, работавших в Средней Азии: Александра Волкова, Виктора Уфимцева и Александра Николаева (Усто-Мумина) — создателей целой художественной школы XX века в советском Туркестане. Еще расскажем о знаменитых коллекционерах: Игоре Савицком, создателе Нукусского художественного музея, и его знаменитом «конкуренте» Георгии Костаки. Так что всех приглашаю.
Фото: из личного архива Любови Агафоновой