Мы плохо спали вот уже вторую неделю. Поочередно просыпались, проверяя, не спит ли другой, тихонько шлепали на кухню заглянуть в холодильник, — вдруг за ночь там что появилось, — и снова возвращались в смятую постель. И так друг за дружкой ночи напролет.
Нас обоих тревожила неопределённость: мужа и меня. Почти осязаемое ощущение безнадеги накатывало всякий раз неожиданно, прыгая из-за угла как серый волк. Муж ставил чашку кофе в кофемашину, нажимал на кнопку и со стеклянным взглядом смотрел на тоненькую коричневатую струю. Бог его знает, какие ассоциации возникали в его голове в эту минуту. Он безуспешно искал новую работу в чужой стране. Я безуспешно искала себя в роли видеографа, художника, психолога, и наконец, домохозяйки…
— Кофе будешь? — спросил меня Матвей после еще одной бессонной ночи.
— А когда уже можно будет начинать день с чего покрепче? — вздохнула я.
— Еще чуть-чуть, и будет можно, — усмехнулся муж.
Вчера ему прислали третий отказ, да и бывший работодатель задерживал выплаты отступных. Но даже не внешние обстоятельства тревожили нас обоих. Мы просто не знали, как именно быть. Все слова поддержки уже были сказаны, все оптимистичные прогнозы уже не сбылись, все позитивные мантры пропеты, а все ниточки задерганы донельзя. Больше ничего не осталось. Только ожидание, и пять чемоданов, намекающих своей пустотой.
Однажды, в очередной вторник или среду, — дни перестали существовать как дни недели и превратились в череду вялотекущих суток, — я предложила покататься на велосипедах. Это был первый пасмурный день в нашем городе песка и пыли. В Дубае, то есть.
— Смотри, так темно в квартире! Если не знать, что за окном плюс тридцать, можно подумать, будто там холодная московская осень! — воскликнула я, зажигая торшер на кухне.
— Ага, а на улице жуть, что творится! — подхватил Матвей.
— А что там творится?
— Четыре часа дня, а у бассейна — никого! — расхохотался он, а затем угрюмо добавил, — Хотя откуда мне знать, обычно в это время я был бы на очередном совещании…
— Ты прав, после обеда здесь и правда куча народу в другие дни, — подошла я к нему и погладила по спине.
— Ну, что-нибудь перекусим перед выходом? — сменил он тему.
— У нас осталось немного сыра и крекеры, но я думала это на завтра.
— А на ужин что будем кушать?
— Суп надо доесть.
— На двоих не хватит…
— Ну, я добавлю немного кипятка, а то он и так очень густой… Хватит.
Мы вышли из дома налегке, не считая тревоги, и направились к стойке велосипедного проката. Над головой шумели вертолеты и искали посадки, как чайки случайного улова, небо чернело на глазах, а воздух можно было пощупать рукой, таким густым он казался. Вдруг белая полоса разделила висящую впереди тучу на пополам.
— Ух, видела? — чуть не подпрыгнул Матвей.
И не успела я ответить, как небо озарилось ярче прежнего, словно там наверху кто-то сфотографировал нас на огромную камеру.
— Улыбочку! — закривлялась я.
Мы взяли велосипеды и выехали на велосипедную дорожку. Проехали было метров триста, как сильный ветер дунул мне в лицо песком и заставил резко затормозить. Я обернулась, увидев, что Матвей тоже остановился.
— Всё в порядке? — спросил он, перекрикивая усилившийся гул.
— Да, песок в глаза попал!
По плану мы должны были доехать до пляжа, оставить там велики и полюбоваться бушующим морем, затем прогуляться вдоль берега и вернуться домой на автобусе. Теперь же это казалось авантюрой. Оттолкнувшись ногой от асфальта, я переключилась на самую высокую скорость и что есть мочи закрутила педали. Я крутила и крутила, а ветер дул и дул, и чем быстрее я крутила, тем тяжелее было преодолеть его сопротивление. Ветер закручивал песок и поднимал вверх, а вместе с песком загребал сухие пальмовые листья, пластиковые пакеты, фантики и, казалось, вот-вот загребет и меня в эту воронку. Наконец, грянул гром, а за ним на голову посыпались первые капли.
Я обернулась на мужа, ехавшего позади, и радостно помахала ему рукой. Дождь в пустыне — всегда событие! И совсем нестрашно промокнуть. Я представила, как должно быть здорово сейчас искупаться в море, и уже хотела было ускориться, но порывом ветрам меня качнуло в сторону, и я съехала с асфальта в песок.
Матвей тут же нагнал, отбросил велик в сторону и подскочил ко мне.
— Ты в порядке? Испугалась?
— Немножко, — призналась я. — Но не упала, и то ладно!
— Давай не будем рисковать, — покачала он головой. — Завидев вдалеке остановку, муж предложил укрыться там.
Мы едва поставили велосипеды, как с неба на нас обрушился поток воды. Ледяные капли больно забили по голове, одежда мигом намокла, по лицу струились маленькие реки, смывая пыль и тушь с ресниц. Мы забежали в стеклянную автобусную остановку. Внутри дул кондиционер, а снаружи бушевала погода: гнула пальмы к земле, заливала бедных курьеров на мотоциклах, гнала случайных прохожих всё быстрее и быстрее вперед. Через минуту наша остановка заполнилась людьми. Все стояли, прильнув к окнам, и без умолку восторгались стихии.
Я смотрела, как вода стекает по стеклу, словно сверху кто-то и правда поливает из шланга. Почему-то это ненастье казалось радостным предвестником. Посмотрела на Матвея, а он достал телефон и с детским восторгом снимал все происходящее. Очень быстро в углу остановки образовалась лужица. Она напомнила мне, как в прошлом году, в точно такой же дождливый день наш открытый балкон затопило по щиколотку, и вода стала заливать в гостиную…
А и пусть! Пусть заливает! Пусть это будет наша единственная проблема!
— Пойдем? — улыбнулась я Матвею и кивнула в сторону выхода.
— Туда? — удивился он.
— Туда, — улыбнулась я еще шире.
С минуту он смотрел на меня молча. Я представила, как в голове его неистово закрутились шестеренки — мой муж обдумывал предложение. Затем он спрятал телефон в карман, потер мои плечи, кивнул и вышел первым. Я выскочила следом, и завизжала. Мы взялись за руки и побежали по затапливаемому городу, перепрыгивая через лужи, реки, целые озера!
Было холодно, но сердце радостно стучало и казалось вот-вот выпрыгнет от возбуждения и убежит вперед меня. Матвей вдруг остановился и прыгнул в самый центр большущей лужи. Я зажмурила глаза, а открыв, обнаружила танцующего в луже мужа. Брызги летели во все стороны, Матвей перепрыгивал с ноги на ногу и даже высунул язык от удовольствия. Глянула на свои белоснежные кеды, сжала кулаки… Была не была! Когда еще, если не сейчас?!
Мы так и прыгали, как два дурака, пока совсем не запыхались, а пробегающие мимо прохожие кидала на нас косые взгляды. Ну и пусть!
А там и дождь закончился.
Снова взялись за руки, мокрые, разгоряченные, пошли домой пешком.
Все с этом пасмурном заиграло по-другому: и зелень вдруг стала зеленее, и асфальт впервые из пыльного превратился в гладкий и блестящий, и небо — о боже, как же красиво было это небо! Как много, оказывается, у серого цвета оттенков и переливов. Молния еще продолжала сверкать то тут, то там, дождь еще накрапывал, и гром еще гремел, но было в этом всем столько необычного, чего-то такого, чего в Москве мы сторонились и не любили. И может быть зря… В нос ударил знакомый с детства запах — запах мокрого асфальта! А затем другой — мокрой земли!
Мы шли молча, разглядывали как завороженные каждый кустик и каждую лужу, и город вдруг приобрел новые краски. И жизнь вдруг тоже заиграла иными красками.
Я резко остановилась, Матвей остановился следом.
— Ты чего? — спросил он.
— Знаешь, всё будет хорошо… Непременно будет!
Он улыбнулся, схватил меня в охапку и поцеловал в макушку.
И несмотря на непогоду мы потопали дальше.