Так бывает: прославится автор какой-нибудь одной книгой, а потом уже читатели ждут от него подобных же произведений. И не дай бог обмануть ему читательское ожидание – не поймут, разочаруются, не простят. Отвернутся от него.
Иван Тургенев после «Записок охотника» и «Накануне» был признан писателем общественного звучания, гражданственной темы. В театре это называется амплуа.
Время было предреформенное. В 1855 г. умирает незабвенный Николай I Палкин, в 1856-м заканчивается Крымская война. Общество ждёт перемен. Новое поколение в прошлом видит сплошную тьму и страстно жаждет хоть каких-то признаков просвета. Россия остро нуждается в идейном вожде и вдохновителе.
Ох как это напоминает мне 1985–1990 годы, когда мы жадно искали в писательских текстах пророческие слова о нашем ближайшем будущем. А тогда, в середине XIX века, одним из таких пророков публика избрала Тургенева. Он сам дал для этого повод. Ещё бы: в 1852 году он пострадал от властей за написание некролога, посвящённого памяти Гоголя, – был арестован и выслан в деревню, а публикацию «Записок охотника» признали ошибочной, поскольку в них «было выражено решительное направление к уничтожению помещиков».
Беда была в том, что в пророки и вожди Тургенев не годился в силу своего характера. Он был мягкотел, одолеваем сомнениями, нерешителен, да ещё и тугодум. Впрочем, слово «тугодум» имеет негативную коннотацию, поэтому оно не годится и лучше сказать – долгодум.
Уже в 1856 г. роман «Рудин», опубликованный в «Современнике», вызвал, мягко сказать, неоднозначную реакцию, но затем «Дворянское гнездо» было тепло встречено и примирило публику с автором. А вот «Накануне» вызвало резкое неприятие и жёсткую критику. Заодно разгромили и «Рудина». Тургенев воспринял всё это настолько болезненно и трагично, что порывался завязать с литературой. Но… затем появился Базаров.
«Отцов и детей» я как раз и перечитываю сегодня и ловлю себя вот на какой мысли: Тургенев, конечно, не годился в пророки, да и не особо пытался играть эту роль. Но в писательстве, в своём творчестве он выступал не только как художник, но и как естествоиспытатель – если хотите, как герой его новой книги.
Он был исследователем, и Базаров являлся для него гипотезой нового человека – того, которого ещё никто не знал и которого он назвал нигилистом. Книга Тургенева была исследовательской, в ней он препарировал Базарова точно так же, как тот лягушек. И полученные результаты отразились в романе. Замечу мимоходом: не удивительно, что Базаров умер после такого препарирования.
Увы, сам Тургенев был для себя проблемой: он не был уверен в результатах своего же исследования, колебался и искал поддержки у авторитетных друзей и знакомых. То есть у тех людей, которые Базарова в глаза не видели и подобное явление ещё не анализировали. Насоветовали они автору очень много, и Тургенев стал впопыхах менять своего героя в угоду чужому мнению.
Вот этого я никак не могу простить Ивану Сергеевичу. Ну должна же быть у писателя мера сомнения, ведь никто лучше самого тебя твоей задумки не знает! Зачем писать, если совсем не веришь собственной интуиции? Пусть потом интерпретируют написанное как хотят. Отойди в сторонку и работай дальше.
Легко, конечно, советовать. Сам знаю, как переживаешь за своего «ребёнка», которого выпускаешь в большую жизнь. Но всё же, всё же, всё же...