Как-то я писала про захватывающий человека страх, большой, всепоглощающий, парализующий, такой, с которым, кажется, ничего невозможно сделать, потому что он слишком большой. Писала о том, что чтобы страх перестал быть необъятным, настолько большим, что маленький человек не в состоянии ничего с ним поделать, а потому обречён оставаться в страхе, нужно этот страх стараться рассмотреть не целиком, а по частям. Когда огромный ужас распадается на множество мелких страхов, становится легче. Уже не человек в страхе и ужасе, а страх в человеке. Ещё писала о том, что когда речь идёт об огромном страхе, который всегда с тобой, имеет смысл побольше обращать внимания на себя. Где внимание — там энергия, где энергия — там рост. Если человек растёт, то страх относительно человека постепенно становится меньше. Не потому что страх уменьшается, а потому, что человек становится больше.
Но вообще-то, такая тактика прекрасно работает с любыми захватывающими человека переживаниями. Не только со страхом. В том числе она работает с чувством вины.
Когда человек сталкивается с переживанием тотальной вины, у него как будто не остаётся всего два варианта:
можно попытаться как-то от вины отвернуться, не признавать её, игнорировать, перебросить кому-то другому;
можно остаться захваченным виной, которая, как и страх, парализует, не даёт возможности жить.
Второй вариант очевидно деструктивен, потому как в нём не предусмотрено пространство для жизни. Первый вариант более заманчив, но загвоздка в том, что он предполагает стремление к абсолютной невинности, которая невозможна. А если вся вина слеплена в один плотный ком, где невозможно различить, где, в какой степени и за что конкретно ты виноват, тогда любое признание своей реальной, пусть даже очень небольшой, вины мгновенно подтягивает за собой весь огромный ком. Невозможно быть в чём-то ситуативно виноватым. Или абсолютная невинность, или тотальная вина. Без вариантов. Поскольку абсолютной невинности не существует, гонка за ней оказывается бесконечной. И в этой гонке не предусмотрено пространство для жизни.
Но если, всё-таки, попытаться не бегать от гигантского груза вины, а попытаться его разглядеть, тогда есть шанс увидеть, что весь этот гигантский плотно слепленный ком состоит из множества отдельных элементов, каждый из которых сам по себе не так страшен и вполне посилен. Тогда окажется возможным каждый отдельный элемент рассмотреть более пристально, обнаружив, что вот здесь ты виноват, но давно прощён, здесь виноват, но можешь исправить, здесь виноват, и ничего с этим не поделать, кроме как попытаться простить себя и впредь быть аккуратнее, здесь виноват, но всего процентов на десять, а остальные девяносто делят меж собой другие, а вот тут совсем не виноват, потому как не было у тебя ни единого шанса поступить иначе, а во-о-он там, и вовсе виноват не ты, просто кто-то очень ловко переложил на тебя свою ответственность, а ты и взял.
Если остаться наедине с тотальной виной и разглядеть её хорошенько, она, во-первых, станет легче, ведь отвалятся постепенно те фрагменты, где ты на деле невиноват или давно прощён, или всё исправил и компенсировал, а во-вторых, она, эта вина, перестанет быть тотальной и всеобъемлющей, ведь она распадётся на мелкие фрагменты, с каждым из которых по-отдельности вполне возможно иметь дело, уже не человек оказывается охвачен чувством вины, а вина проживается внутри человеком.
Ну, и расти тоже помогает. Как и со страхом. Для этого стоит замечать почаще что-то, кроме вины.
Звучит красиво, но на деле это долгая и непростая работа. Иногда остаться наедине с тотальной виной невозможно: она огромная, а ты маленький. Но возможно подойти на полшажочка, посмотреть на минуточку издалека. Ещё можно приближаться и рассматривать не в одиночку.
Такие дела.
Автор: Марина Кришталь
Психолог
Получить консультацию автора на сайте психологов b17.ru