Счастье. Это слово, за которым многие люди готовы бежать как за морковкой или пленительным миражом. Ведь оно концентрирует в себе самые насущные чаяния личности, о которых даже себе в слух порой не признаются, но мечтают, жаждут, алчут больше, чем всё то, что имеют. Как кажется психоанализ весьма далёк от обещаний счастья. По крайней мере уже Фрейд с до боли трезвой отчётливостью изрёк: В планы мироздания задача сделать человека счастливым явно не входила.
И всё-таки тема счастья в психоанализе, в т.ч. в лакановском есть. Хоть и звучит скорее как загадка из дзенского коана. Как же именно можно говорить об этой теме на фоне бессознательного и невротизации, идущей от цивилизации?
Психоаналитик Висенте Паломера как-то заметил, что суть идей Фрейда о неврозе сводится к парадоксальному выводу "всякое невротическое несчастье – это неизвестное, нераспознанное счастье". Этому по-своему вторит и Лакан, говоря своё "субъект всегда счастлив". Если вы уже кое-что поняли про то, что укоренённые в бессознательном симптомы, вызывающие страдание у человека, как-то связаны с удовлетворением (пусть очень странных, но трудно отрицаемых) влечений, то это больше не кажется странным. Это не какая-то изощрённая диалектика или даже софистика, а просто указание на то, что психика не имеет других веских причин повторять нечто, кроме как связанных с удовольствием или устранением напряжений.
Проблема однако в том, что из этой фразы можно сделать поспешный и не очень-то характерный для психоанализа вывод: мол, задача человека состоит в том, чтобы познать себя, переосмыслить симптом и начать быть счастливым. Да, познать себя... Всего-то делов. Меж тем ощутимая трудность состоит не только в том, что сложно познавать бессознательное (оно по определению в свет сознания не стремится, скорее наоборот), но и в том, что такое "познание" практически ничего общего не имеет с изучением некого стабильного объекта, который просто есть, существует без вас и вне вас. Самопознание – если вдуматься в это слово – не какая-то банальность, в которой "познают" объект по имени "Я", а скорее смертельный трюк, в котором нужно ухватить что-то важное в изменяющемся от попыток ухватить себя себе, да так, чтобы схваченное смогло целиком изменить саму манеру изменения изменяющегося.
Трансмутация неизвестного счастья в счастье доступное и знаемое или другими словами превращение ещё не узнанного и поэтому страдающего знания в знание, дающее опору субъекту – это буквально алхимический процесс. Процесс, в котором, как и в алхимии, важен не столько интеллект, сколько чистота намерений и уважение к материалу. Чтобы такое познание хотя бы началось, нужны особые условия. И первый шаг – это само допущение бессознательного, на которое опирается аналитик. Лакан в ХХ семинаре прямо обозначит это как добродетель Фрейда: "вменять человеческому существу бессознательное было, на мой взгляд, актом милосердия, поразительного милосердия".
Более того, психоанализ – не обещание сделать вас счастливым в привычном понимании этого слова. Ведь мы по большей части уравниваем счастье с удовлетворением всех потребностей, с закрытием кричащей и мучающей нехватки. Но психоанализ – это открытие другого удовлетворения, в котором по словам Лакана, может не найтись места для потребностей говорящего существа. Удовлетворение случается, но никогда не ровно так и там, где вы его ожидаете. В этом смысле нельзя распознать счастье там, где не распознано страдание, его язык, его алфавит. Ведь счастье субъекта состоит из тех же элементов (шутку про попытки составить слово "счастье" из кубиков "ж", "п", "о", "а" - добавить по желанию).
И эту работу делают двое. Анализант, изучая этот язык (буквально "дискурс Другого"), вынужден вслушиваться не в то, что звучит как осмысленная речь, а в посторонний шум, в лакуны и разрывы. Потому что всё, что первоначально отзывается смыслом и вписывается как часть в наш мир – лишь узкая область опыта, протиснувшаяся в окошко фантазма. Но опору можно найти только по ту сторону. Аналитик же, по меткому выражению Лакана (в "Функции и поле речи..."), не только поддерживает продолжение творения словом, но и участвует в "работе Вавилона", в разобщении и разбегании языков, в котором ему уготована роль переводчика в "сумятице языков". Тот, кто оставляет в душе место для ностальгии по утраченному единству, не сумеет и удержать позицию аналитика.
В итоге в место непонятного и мучительного симптома, в место не знающей альтернатив рамки фантазма, в место удовлетворения без ведома субъекта приходит не чудесное исцеление или обретение утраченного. Туда приходит то специфическое знание (S2 на месте истины), что оборачивается – и только субъекту ведомо как это происходит – счастьем и свободой. Счастьем, которое в общем-то было всегда с тобой, но увидеть его никто не в силах без того квеста, который и стоило бы описать изрядно затёртым сегодня словом "самопознание".
Автор: Иван Кудряшов
Психолог, Психоаналитическая ориентация
Получить консультацию автора на сайте психологов b17.ru
