Две ведьмы. Главы 5-6
Глава пятая
Он не хотел обманывать.
Конечно, «домовой», как люди называли его между собой, не был с ними честен. Не потому, что человеческие существа ему не нравились. Просто было на них наплевать. У каждого свои задачи. Да, и кто ждёт честности от «нечисти».
Домовой раньше не был домовым вовсе. Он был хозяином леса и ещё помнил то время, когда никаких людей даже близко не водилось. Олени, лоси, кабаны, волки и много всякой другой живности, которая вела обычную жизнь, налаженную веками. Хищники охотились на травоядных, травоядные поедали растительность, всякая мелочь, вроде мышей и белок, усиленно заготавливала запасы на зиму...
И это длилось тысячи лет.
Он точно не помнил, когда он пришёл на эту Землю: ему казалось, что здесь он был всегда: так же, как горы и равнины, покрытые терпко пахнущим разнотравьем — летом, а зимой — нетронутой белой гладью снежного покрова. И лес оставался неизменным: вековые дубы с огромными шершавыми стволами, с могучими корнями, которым уже не хватало места в земле и они змеились и выгибались мощными венами навстречу дождям и солнцу; темные ели, роняющие шишки, под густыми кронами которых приютились рыжие, сладко пахнущие лисички и налитые крепким телом боровики и, наконец, тонкие березы и осины, своей акварельной прозрачностью разбавляющие густую зелень лесного океана.
Ему и делать тогда особо ничего не приходилось: следи себе за тем, чтобы пожар от молнии, попавшей в старое дерево, не «съел» больше, чем нужно, смотри, чтобы соотношение хищников и травоядных оставалось на постоянном уровне да чтоб у рыжих пушистых белок и игольчатых ежей было всего достаточно, чтоб дожить до следующей весны.
Несложная, вполне выполнимая работа.
Ему нравилось заботиться о вверенном ему хозяйстве, он чувствовал свою нужность, стоял, как бессменный часовой, охраняющий саму Жизнь на этой голубой планете.
А потом все стало разлаживаться: человечество наступало, а зверьё, так замечательно жившее на всех этих горах косогорах и в непроходимых таинственных лесах, стало отступать все дальше и дальше вглубь континентов, даже сильно не выбирая, где жить, а просто, находиться как можно дальше от такой уже ставшей непреодолимой человеческой угрозы.
Леса вырубались, болота осушались, медведи вообще ушли так далеко, что люди уже и не помнили, как это можно встретить «мишку» в лесу.
Когда он вдруг осознал, что его сил уже не хватает, чтобы уберечь остатки его владений, когда люди перестали обращаться к нему за помощью ( а они это делали, когда просили грибов, да, ягод и охотники — удачи), он ушёл, чтобы поселиться в доме и нести вахту «домового».
Когда-то, ещё в те давние времена, его называли Мархуном. Он не знал, откуда пришло это имя, и кто дал его. Да и забыл, когда его так называли в последний раз.
Поэтому, когда Лиса спросила его об имени, Мархун не сказал правды,
— Пусть думает, что я просто «барабашка». Ей ни к чему знать больше.
Мархун вспомнил, как он попытался пообщаться с Полиной и что из этого вышло.
Он гремел посудой в кухне, уронил постер с «Арией» со стены, скрипел на чердаке перекрытиями и ничего... Никакой реакции с ее стороны!
Тогда Мархун дождался, когда женщина заснёт, и навалился на нее всей своей меховой тяжестью.
Он даже не ожидал такого: Полина подскочила, начала испуганно озираться и звонить кому-то.
А на следующий день притащила откуда-то тонкую свечку, что-то шептала и кружилась, и свеча плакала чёрными слезами.
Мархуну стало почему-то больно везде. Болело все: небольшое, но крепкое тело, руки и ноги, даже затылок заломило невозможно, хотя по идее, ломить и болеть-то нечему: неживой же все-таки. Но все равно было так больно, что он решил уйти из дома насовсем, но не смог, потому что древний закон для домовых гласит: если ты принял жилище, то должен охранять его и людей, в нем живущих до тех пор, пока дом существует.
Она, эта зверская ведьма, сделала что-то такое, что Мархун больше не мог проникнуть в ее спальню: чем-то посыпала по периметру комнаты. А когда он пытался пройти, то сильно било электричеством и отбрасывало назад.
После этого, какое-то время, Мархун не мог перемещаться даже по дому, как будто невидимые цепи опутывали его и не давали двигаться. Тогда он начинал горько вздыхать, заставляя кота вздрагивать, а собаченыша напрягать еще не до конца вставшие, слабые овчарочьи уши.
Нет, хозяйка его больше не обижала. Кот чувствовал присутствие и шипел сначала, а потом перестал обращать внимание. Щенок пытался с ним играть, но Мархун не поддерживал это баловство — не по статусу возиться со всякими блохастыми недопесками.
А так хотелось, впервые за века, хоть с кем-нибудь поговорить..
Поэтому, когда Лиса с ним заговорила, домовой так разволновался, что может ошибиться и неправильно понять, что не озаботился уменьшить напор мыслепередачи. А ведь знал, что для живых существ это болезненно.
Он боялся, что девушка не будет с ним больше разговаривать, что обидится за головную боль, что все расскажет Полине и та опять сделает ему так больно, что лучше бы он уже умер, чем снова терпеть это. Но домовые не умирают, они просто горько вздыхают и вынуждены навеки вечные оставаться там, где приписаны, как бы плохо там им ни было.
Мархун смотрел на Лису и не знал, как ему поступить, чтобы она только продолжала с ним общаться.
Сказать правду?
И домовой решился.
Глава шестая
Мархун рассказал Лисе все: про то, как он отлично жил, про бескрайние просторы лесов, равнин и гор, про то, как помогал «потеряшкам» выбраться из чащ и гиблых болот и как они потом, глупые, ему алтарь в лесу построили и там просили об удаче на охоте и урожае весной. И как он чувствовал себя богом! Пусть не таким уж большим и всемогущим, как, например, Велес или Перун, но все-таки богом!
Мархун немного смущался от таких почестей и радовался, что «алтарь» был всего лишь из нескольких больших серых камней и, что дарили ему, кто что мог: букетики спелой пахучей земляники, вязанки сухих грибов и венки из луговых трепетных васильков и желтоглазых ромашек.
Но никогда и никто не оставлял на алтаре кровавых жертв: ни птиц, ни зверей, ни домашних животных. Как будто люди знали, что их маленькому «богу» это не понравится.
А однажды пришла женщина с маленьким мальчишкой в легких одуванчиковых кудряшках и белой вышитой рубашонке.
Она встала на колени возле камня, прижав к себе маленького сына, и, еле сдерживая слезы, рассказала о том, как он заблудился в чаще леса, а потом вдруг сам пришёл к избе.
На вопросы взрослых малыш отвечал, что появился у него друг, который помог: такой ласковый дядя, что ещё угостил его орехами и малиной.
И что он совсем не испугался дядю, наоборот, был сильным и храбрым! Дядя даже пообещал ему настоящий меч подарить, если не будет плакать. А он и не плакал вовсе, ну, если только совсем чуть-чуть, да и то в самом начале, когда заблудился и маму звал, а она куда-то делась и не отзывалась.
Люди не поверили, конечно, а мать все правильно поняла и вот пришла его благодарить.
С тех пор Мархун не забывал ребёнка: приходил к нему, когда тот не мог заснуть, окутывал его мягкими объятиями и малыш проваливался в сон до самого утра.
Матери же потом сын рассказывал, что во сне видел «мехового человечка», который показывал ему синие озёра с прозрачной водой и песчаными берегами, быстрые реки, перекатывающие огромные валуны и высокие горы со снегами на остроконечных вершинах.
А иногда, после таких снов, мальчик находил у себя на подушке стебелёк дикой мяты или красноголовый гриб подосиновик.
И так продолжалось все мальчиковое детство.
Потом у Мархуна было ещё много маленьких друзей, которым он помогал и которые его совсем нисколечко не боялись.
Но вот уже много десятилетий, когда он остался совсем один.
А так хочется друзей! Так не хватает заливистого детского смеха и открытых сердечек маленьких человеческих «ребятенышей»!
Поэтому и вздыхал горько, и к Полине лез со своими объятиями.
Кто же думал, что она так перепугается?
Одна надежда теперь на Лису!
Лиса не подвела: она рассказала о своём детстве, о своей древней силе, которая защищала и помогала ей, о том, как она пришла к Полине и осталась у неё жить и о своих надеждах на то, что теперь девушка сможет наконец контролировать свои способности.
Ещё Лиса обещала помочь наладить отношения с Полиной — попросить ее убрать «защиту» и никогда больше ее не ставить от Мархуна, потому что он — защитник и помощник, а никакая не «нечисть» и не мелкий вредитель!
————— —
А меня в это время просто разбирало непонятно почему.
Спать не хотелось, хотя только начало седьмого утра.
Я выползла из постели и прошлепала на кухню.
Собака и кот на меня уставились непонимающими мордами:
— Какого... шаришься по дому в такую рань? Тогда надо прямо сейчас идти гулять, играть и кушать! Раз нас разбудила, так нечего отмазываться!
Отпихнув собаче-кошачий выводок, вылезла на улицу.
Как-то странно меня сегодня колбасит: голова при движении звенит колоколами, уши заложило, как при посадке самолета и в моем полусонном организме присутствует какая-то несвойственная ему вялость..
Вернувшись в дом, покричала Лису: обидно же, когда ты проснулся ни свет, ни заря, а другие себе наслаждаются, нежатся на пуховых перинах (перин-то на самом деле нет никаких, но обидно все равно было) и в ус не дуют!
Те, у кого усы таки были и которые «дули», попрятались от греха: кому охота получать ни за что?
— Что так рано? — спросила Лиса, сонно потягиваясь, — Мы куда-то торопимся?
— Я думаю, что это тебе надо поторопиться и мне все рассказать! — я по максимуму состряпала серьезную мину. — Так понимаю, что мой «жилец» решил с тобой пообщаться?
— Он не «жилец» и его зовут Мархун, — начала свой рассказ Лиса.
За утренним кофе и разговорами улетело пару часов.
Я не видела Мархуна (нет у меня такой способности). Но, благодаря Лисе, я не чувствовала головной боли и слабости в присутствии домового и через неё же я могла передавать и получать сообщения.
К концу третьего часа мы пришли наконец-то к консенсусу: я убираю защиту, разрешаю ему перемещаться, а домовой не лезет с обнимашками.
На том и разбежались: я взялась показывать Лисе мои любимые места в сосновом бору: сосны, висящие практически в воздухе над обрывом и цепляющиеся корнями за край земли, как утопающие за соломинку; маслятные лужайки и поле между изгибами лесной речки, где летом растёт упоительно пахнущая дикая клубника, а Мархун, успокоенно (не горестно) вздохнув, решил сделать очередную ревизию дома.
Жизнь продолжается!
Но Полина и Лиса не могли себе представить, что их ждет по возвращению домой...
Продолжение слд