«Ты Божье наказание!» - часто повторяла бабушка. Я бы может и возразил, только не знал, что это такое. Учился плохо, прогуливал уроки, а иногда и вообще не ходил в школу. Пряча портфель в кустах, болтался по городу с такими же прогульщиками. Учительница на меня ругалась, грозила интернатом, но жалела, а я этим пользовался. Чтобы нас прокормить, мама работала на фабрике в две смены, домой приходила уставшая, сил на моё воспитание у неё не оставалось. Отец умер от чахотки, когда мне было три года. Мама снова вышла замуж, но отчим много пил, бабушка с мамой его выгнали. С трудом окончив пять классов, я решил бросить школу. Сказав об этом дома, услышал от бабушки привычные слова, а мама просто махнула рукой. Больше года я ничем не занимался. Спал, сколько хотел, иногда помогал грузчикам на овощной базе. За работу давали капусту, морковь, я редко доносил заработок до дома, съедая по дороге. Летом записался в ремесленное училище при фабрике. Там один раз в день кормили, мне не надо было выпрашивать у бабушки еду. Учёба в училище мне не понравилась. Каждый день после занятий нужно было работать, а я не хотел. Через полгода меня отчислили.
Выжить одному в большом городе трудно, это я давно понял. Чтобы прокормиться, нужно было войти в одну из воровских шаек, об их существовании в городе я знал давно. Нашёл такую. Взрослые мужчины относились ко мне с презрением, заставляли делать грязную работу. В один из дней я сбежал. Переночевав в подвале трёхэтажного дома, я бесцельно бродил по городу в поисках еды. Идти домой было стыдно. Проходя мимо рынка, я сначала услышал милицейский свисток, а потом увидел трёх мальчишек, перелезающих через забор. Юркнув в кусты, они затаились. В воротах показались два милиционера, один из них схватил меня за ухо.
- Трое пацанов, куда побежали?
Я указал в противоположную от спрятавшихся ребят сторону. Милиционеры ушли, а я залез в кусты.
- Спасибо, спас нас, - сказал один из них, с большим синяком под правым глазом.
- Чего они вас ловят? – спросил я.
- Мы картошку украли, а эти свистеть, будто там убудет! – сбивчиво объяснил другой.
- Можно с вами?
- Пошли, - сказал тот, с синяком.
Шли мы долго, я уже устал, да и темнеть стало. Наконец, впереди показались огни. Мы вошли в первый дом на длинной улице. Давно толком не евши, я почувствовал запах каши с мясом. Мой желудок заурчал.
- Кто это у нас?
Из боковой комнаты вышел мужчина, на его щеке был большой шрам.
Пришедшие со мной ребята сняли кепки и перекрестились, повернувшись к дальнему углу комнаты. Я посмотрел туда, где была икона и горела лампадка. У бабушки в комнате было так же.
- Спас он нас сегодня на рынке. С нами попросился, - ответил за меня паренёк с синяком.
- А у него чего, языка нет? – два чёрных глаза пробуравили меня насквозь.
- Борис, - представившись, я не отвёл глаз от пронзительного взгляда.
- Ну, проходи, Боря. Обувь оставь у порога. Да не бойся, не тронут.
Я прошёл в большую комнату. Вдоль стен были двухэтажные нары, а посредине комнаты стоял длинный стол и лавки.
- Садимся за стол, есть пора, - скомандовал мужчина со шрамом.
Из темноты стали выходить дети, многие были гораздо младше меня. Мои новые знакомые указали мне на край одной из лавок. Трое ребят стали разносить ложки и тарелки, мужчина со шрамом раскладывал в них кашу. Прежде чем начать есть, все перекрестились. После сытного ужина меня потянуло до ветра, я попросил паренька с синяком показать мне, где это. Когда я управился, то застал его курящим возле сарая.
- Не вздумай сказать, что я курил. Здесь этого делать нельзя!
- А мы где?
- В деревне. Больше ничего не скажу. Батюшка придёт, сам расскажет.
У меня было много вопросов, но я решил промолчать. На нарах, которые мне отвели, лежал тюфяк, набитый соломой, и такая же подушка. Я с удовольствием расположился и, накрывшись своей курткой, быстро уснул. Не знаю, сколько проспал, когда меня разбудили. Прямо надо мной стоял мужчина со шрамом, я вздрогнул.
- Пошли, - сказал он.
В боковой комнате стояли две кровати и стол, за ним сидел грузный мужчина в длинном чёрном платье, на шее висел крест.
- Значит, ты Борис? – спросил он, хрустя солёным огурцом.
Я кивнул, переминаясь с ноги на ногу.
- И чего ты хочешь, Борис?
- Есть вдоволь.
- Для этого нужно работать.
Мужчина с крестом налил жидкость в стопку.
- Я не хочу работать.
- Вот как. Иди спать, утром поговорим.
Утром меня никто не будил. Проснувшись сам, я потянулся, широко расставив в стороны руки. В большой комнате была уборка. Трое мальцов лет по десять мыли пол. В боковой комнате меня уже ждали, так сказал один из мальчишек. Поправив на себе одежду, я вошёл в неё.
- Здравствуй, Борис.
В комнате пахло огуречным рассолом, толстяк был там один.
- У нас здесь община, - сказал он, - мы друг за друга горой стоим. Расскажешь о нас – не поверят. Сбежишь – в городе не появляйся. Пока на хозяйстве будешь. Иди, малькам помоги. Само собой никому я помогать не стал, а снова лёг на нары. Вечером меня наказали. Двое ребят придавили меня к скамье, оголив мою задницу, а мужчина со шрамом отсчитал мне десять ударов плетью.
В течение месяца я многое узнал. Мне удалось сдружиться с тем пареньком, которого я встретил в кустах на рынке, его звали Васькой. Мы часто разговаривали, сидя за сараем. Со слов Васьки, наш батюшка был настоящим священником, ну или почти настоящим. Он что-то совершил, за это с него сняли церковный сан, а после посадили в тюрьму. Там он встретил Терёху, так все звали мужчину со шрамом на щеке. После освобождения они обосновались в этой деревне. Пользуясь тем, что про него здесь ничего не знали, батюшка тайно крестил новорождённых, венчал, отпевал умерших. Потом они собрали ватагу из мальчишек-беспризорников, которые воровали на улицах города, просили милостыню, лазили в чужие карманы. Дисциплина в общине была строгая. У своих воровать нельзя, малых не обижать, соблюдать чистоту и порядок, курение и выпивка под запретом. За каждую провинность следовала порка – это я уже испытал на себе. В отличие от батюшки, Терёха был более молчалив. Он выполнял все приказы священника, исполнял наказания, а ещё учил нас кулачному бою. Раздевшись до пояса, мы выходили во двор нашего дома, огороженного высоким забором. Показав несколько ударов, Терёха требовал, чтобы мы применяли их друг к другу, при этом возраст твоего противника был не важен. У меня выходило плохо, доставалось даже от самых маленьких, синяки с моего лица не успевали сходить. Как-то поздно вечером выяснилось, что из города не вернулись двое мальчишек. Терёха ушёл и привёл их утром. Одному достались десять ударов кнутом, второму лакомства. Почему так произошло, я так и не узнал.
Меня не выпускали в город, я занимался тем, что колол дрова, носил воду, мыл посуду, пол. За то время, которое я находился в общине, моё отношение к работе изменилось. Я видел, что и другие занимаются тем же, меня не заставляли, просто наступала моя очередь. Выйдя однажды с ведром помоев на задний двор нашего дома, я услышал, что кто-то колет дрова. В этот день это было моей обязанностью, а чтобы за меня работать – дураков нет. Я обошёл сарай и увидел Терёху. Он бросал ножи в деревянный щит, на котором был нарисована человеческая фигура в полный рост. Меня впечатлили его уверенные движения! Прежде чем бросить нож, он сам себе указывал: «Правая нога. Левая рука. Шея». Он всегда попадал туда, куда хотел. Заметив меня, он остановился, глядя на меня вопросительным взглядом.
- Научи, - попросил я.
- Зачем?
- Красиво получается, - не найдя другого ответа, сказал я.
- Так человека можно убить.
- Понимаю.
С того дня мы начали занятия. Вначале у меня выходило так себе, но потом Терёха объяснил мне главное правило и дело пошло.
Наступила зима. Многие ребята ходили в таких обносках, что было видно голое тело, сказывались частые побеги от милиционеров и хозяев украденного. Вечером батюшка сказал мне и Ваське, что завтра мы идём в город. Наша главная задача - раздобыть вещи. Да, именно «раздобыть»! Он никогда не говорил украсть. Вышли рано утром, ещё было темно. Васька сказал, что в центр идти толку нет, народ заперся по домам, а вот окраину города посетить стоит. Почти до самого вечера мы бродили между домов, приглядываясь к вещам, висевшим на верёвках, но всегда рядом были люди, а значит, они могли поднять тревогу. Вдруг я заметил стоящую возле угла дома телегу. Трое мальчишек грузили на неё узлы. Возница, наверное, желающий заработать лишний рубль, с усердием им помогал, отлучаясь от телеги.
- С лошадью управишься? – спросил я Ваську.
- А то!
Дождавшись, когда возница зайдёт в дом, мы бросились к телеге. Васька схватил поводья, а я навалился своим телом на груз. Остановились мы только за мостом, погони не было, можно было передохнуть.
- В кусты спрячься, я сейчас приду, - велел я.
Родной дом встретил меня тёмными окнами. Лишь на занавеске в бабушкиной комнате отражался свет лампадки, я вошёл без стука.
- Явился! – бабушка бросила в меня веник, - Божье наказание!
- Мать где?
- Вспомнил! Нет её. Тюком мокрой пакли придавило. Чего тебе?
- Вещи свои забрать хочу.
- Забирай, вон в углу свалены.
Вещи запрели, покрылись белым налётом. Запихав их в два мешка, я вернулся к телеге. В общине нас встретили хорошо. Ребята быстро разгрузили телегу и в полной темноте отвели лошадь на другую сторону деревни. Позже нас с Васькой ждало угощение. Перед нами лежали большие, да что там, огромные куски халвы, а может это мне так показалось.
Пришла весна. Как только земля прогрелась, вся община вышла в огород. Кто-то копал, кто-то садил, работы хватало всем. Однажды вечером нас с Васькой позвал к себе в комнату батюшка. Он объяснил нам, что с завтрашнего дня мы будем приглядывать за мальчишкой, который ловко шарил по карманам зазевавшихся горожан. Если его действия заметят, то мы должны были сделать всё, чтобы он смог убежать. Радуясь тому, что не нужно работать в огороде, мы ходили по улицам города, не спуская глаз с нашего мальчугана. Так прошла неделя. Как-то утром мы вышли к кинотеатру, там собралась большая толпа. Мальчишка протиснулся между людьми, а мы остались в стороне. Вдруг раздался крик: «Грабят!». Мальчик выскочил из толпы, а мы с Васькой, с криками «Держи вора!», попытались помешать трём мужчинам, которые хотели его догнать. Нас скрутили, но свою задачу мы выполнили, наш мальчик убежал. В милиции, куда нас привели, с нами разговаривали по-взрослому. Мне тогда уже исполнилось семнадцать, Васька был на год младше. Надавав нам тумаков и пугая тюрьмой, милиционеры допытывались, куда убежал мальчик и кто мы такие. Ближе к вечеру я услышал за дверью кабинета голос батюшки. Он что-то говорил про заблудшие души и трудное детство, в итоге нас отпустили. Через три дня я заболел, встать с нар не мог, Васька ходил в город с другим пареньком. Как-то тот пришёл в общину раньше обычного и один. Плача, он рассказал, что их схватили какие-то люди. Били, а когда они попытались сбежать, ударили Ваську ножом. Так я впервые потерял товарища.
Воскресенье в общине всегда было выходным днём. Торопясь закончить хозяйственные дела, мы предвкушали удовольствие от скорого купания в реке. Только успели собраться, как пришёл батюшка, его лицо было хмурым. Указав на лавки, он дождался, пока все рассядутся.
- Война началась, - сказал он тихо.
Не до всех дошли его слова, многие не выразили никаких эмоций. В городе мы часто слышали о войне, но думали, что нас она не коснётся.
- Кто пойдёт воевать? – спросил батюшка.
Встали несколько ребят, я же остался сидеть.
- А ты чего сидишь?
- Задумался, - я встал.
- Метрики вам новые выпишут, - батюшка усадил совсем молодых ребят, - собирайтесь, пойдём за документами.
Деревенские с удивлением смотрели на пятерых парней идущих к старосте деревни. Утром Терёха увёз нас в город.
Что такое война и смерть до меня дошло быстро. По дороге на фронт колонну обстреляли немецкие самолёты. Несколько бойцов были ранены, а пятеро мертвы. Вечером старшина завёл нас в сарай, где уже отдыхали другие красноармейцы.
- Располагайтесь, хлопцы. Если повезёт, то скоро будет каша, - распорядился он.
Вечером в сарае возник спор. Двое бойцов поспорили за право ночевать на сухом сене. Вперёд вышел пожилой боец, хотя в том возрасте для меня и тридцатилетний был уже старым. Наколов игральную карту на гвоздь, вбитый в столб, он попросил каждого из спорящих попасть в неё ножом с трёх метров. Мол, кто сделает это, того и сухое сено. По два раза метали ножи желающие спать на сухом, но никто не попал.
- А что, есть, кто это сделает?
Я поднял руку.
- Так у тебя и ножа нет! – говоривший усмехнулся.
- А ты подбрось карту, может и нож найдётся, - я приподнялся, готовясь к броску.
Под усмешки окружающих, боец так и сделал. Я достал из сапога нож и метнул его. Дама пик была пригвождена к столбу.
- Ловко!
«Где научился? Разве так возможно?» - сыпались со всех сторон вопросы. Вынув из столба нож, я собрал свои вещи и улёгся на сухое сено. Победил честно, можно отдыхать. Оказалось, что старшина видел мой фокус с ножом. Утром он доложил о нём командиру.
P.S. Селиванов Борис Петрович прошёл всю войну разведчиком. Был неоднократно ранен. Награждён орденами и медалями. Победу встретил в госпитале города Кишинёва. После демобилизации женился на медсестре и остался там жить. Выучился на водителя, работал в центральном почтовом отделении города. Имел благодарности от руководства за добросовестную работу. Скончался в 1989 году.
42
