В клубе грохотала музыка, и разговаривать было почти невозможно. От разноцветных вспышек кривилось в полумраке лицо одноклассника Миши — Кирилла. Кирилл изгибался на танцполе в пьяном кураже, потом схватил друга за рукав и, протискиваясь между танцующими, выбрался из толпы. Жестами он позвал Мишу в коридор, ведущий к мужскому туалету. Там ярко горел свет и первое время парни щурились, привыкая к нему после полумрака танцпола. Потом Кирилл осмотрел помещение туалета, заглянул во все кабинки и с ловкостью фокусника извлек из кармана пакетик с каким-то белым порошком.
— Прикинь, что я надыбал. Попробуешь?
— Да ты что, Кирюх, — попятился Миша. — Это точно не моя тема. Пиво попить еще куда не шло. А это я даже пробовать не буду.
— Да ты чего ломаешься, Мих? Мы с тобой уже взрослые, нам по шестнадцать лет, а ты еще ни разу не попробовал. В жизни нужно попробовать все.
— Не буду, говорю, — отмахивался Миша.
В это время со стороны зала послышался шум. Он нарастал и в дверь туалета неожиданно влетели люди в полицейской форме. Их с Кириллом скрутили и вывели в зал. Пока выводили, Кирилл все время прижимался к другу и причитал:
— Осторожней, вы мне руку сломаете! Осторожней! Что происходит?
Шарапов курил на балконе, одну сигарету за другой. Глаза машинально опускались вниз и ощупывали ярко освещенную фонарем подъездную дорожку. Мужчина ждал сына. Как-то незаметно так получилось, что Миша начал возвращаться домой всё позднее и позднее. И то, что называется, «отбился от рук». Девять классов он окончил более-менее нормально. Пошёл в десятый, по настоянию отца. Сергей хотел, чтобы сын получил высшее образование. Ему много что хотелось дать сыну, но вот только Миша, став колючим, как ёжик, не хотел прислушиваться к его словам.
Шарапов яростно потушил бычок о стоявшую на балконе пепельницу. Задумчиво посмотрел на полупустую пачку, раздумывая, зайти или ещё покурить. И тут, из комнаты, послышался звонок телефона. Поздние звонки для Сергея были не редкостью. Его могли выдернуть даже посередине ночи. Такая работа. Но этот звонок был особенным.
— Здравствуйте, ваш сын задержан. Он находится в сто седьмом отделении. При нем обнаружен пакет с белым порошком, предположительно наркотического содержания.
— Я сейчас подъеду, не оформляйте, — крикнул Сергей и кинулся к выходу из квартиры.
Опомнился, вернулся в комнату и быстро достал из шкафа плечики со своим кителем майора. Так будет лучше.
Он мчался по ночной Москве, нарушая скоростной режим. Пока ехал, в голове пронеслись все последние четырнадцать лет. С того самого момента, как он нашел сидящего в сугробе маленького мальчика с глазами наполненными горем. Этот мальчик рос ласковым и послушным ребенком. А потом, после ухода Лены, Мишу словно подменили.
Шарапов чувствовал свою вину. Что-то он делал не так. Не нашел нужных слов, недолюбил... Но это же неправда! Мишу он любит больше, чем себя. Вот и сейчас несется по Москве и руки на руле подрагивают. Подрагивают от волнения и страха. Страха за сына.
Капитан полиции сидел в крошечном кабинете и заполнял протокол изъятия, а перед ним понурив голову сидел молодой, хорошо одетый и очень красивый парень, явно не похожий на наркомана. Когда в кабинет вошел человек в форме майора, капитан вытянулся и был необычайно изумлен, узнав, что
этот человек, отец задержанного.
Шарапов и сам себе не верил, что он это произносит, но говорил:
— Может, можно как-нибудь замять это дело? Сын оступился, такого больше не повторится.
— Товарищ майор, протокол уже заполнен. Я не могу. Вот, это обнаружено при вашем сыне.
Капитан ткнул ручкой в пакетик с белым порошком, лежавший перед ним на столе.
— Это? — спросил Шарапов, делая шаг вперёд и беря в руки пакетик.
Ни капитан, ни понурившийся Миша не успели и глазом моргнуть, как Шарапов резко проглотил пакетик, вместе с его содержимым. Сглотнул и сказал:
— О, да это же мука! Не было у моего сына ничего.
Капитан выпучил глаза и выронил ручку из рук.
— Товарищ майор, вы чего? — только и смог произнести он.
Миша был ошарашен не менее капитана. Его, такой правильный и честный отец, не мог такого сотворить. Ему привиделось.
Тем временем капитан взял со стола протокол изъятия, смял его и выкинул в мусорное ведро.
— Идите отсюда! — недовольно буркнул он.
По правде сказать, ему не очень то и хотелось связываться с майором, тем более таким — отмороженным на всю голову.
Шарапов взял за шкирку сына, выволок из кабинета. По коридорам они шли молча. И только выйдя на улицу Миша воскликнул:
— Пап, ну ты даёшь! У меня нет слов... не ожидал от тебя....
Шарапов всё ещё молчал. Он боялся, что белый порошок в его желудке начнёт действовать. Быстро зыркнув по сторонам, нырнул за угол полицейского участка. Выбрав там достаточно тёмный уголок, искусственно вызвал у себя рвоту. Потом вернулся к своей машине и, не сдержавшись, отвесил затрещину переминавшемуся возле неё сыну. Миша на это даже внимания не обратил. Сев в машину, парень продолжал восхищаться отцом:
— Пап, ну ты монстр!
— Миша, наркота!!! — взорвался Шарапов. — Ты куришь, выпиваешь, бродишь ночами, но это уже край! Я думал, ты у меня умнее, а оказывается, мой сын отморозок и наркоман.
Миша скрипнул зубами. Слова отца его сильно задели. Хотя, он мог бы сейчас его успокоить. На самом деле, этот пакетик Мише не принадлежал. Парень догадывался, как белый порошок оказался в его кармане, уж больно тесно во время задержания жался к нему Кирилл. И потом, когда Михаила уже выводили полицейские, обнаружившие в его кармане вещество, Кирилл шепнул ему:
— Твой батя тебя отмажет, а мне нельзя.
В принципе, так и получилось. Получилось, но у Миши чесались руки.
Он знал, что при встрече с одноклассником может не сдержаться и дать Кириллу глаз. Однако, почему-то отцу Миша все это говорить не захотел. Внутри него копилось невысказанное раздражение, глубокая обида и боль. Так было уже четыре года, с момента ухода из семьи матери. Она ни разу не позвонила ему, не высказала желание увидеться, ничего... Словно бы исчезла из жизни сына.
Михаил, скорее неосознанно, чем специально, начал творить всякую дичь. Может быть, в надежде, что мама, узнав об этом, спохватится, придет, поговорит с ним. Этого не случилось, а тут еще и папа обозвал его отморозком, и Мишу прорвало.
— Да, я отморозок, а что ты хочешь? Видимо, мама всегда это чувствовала. Чувствовала, что я не заслуживаю её любви. Она ушла от тебя, это понятно. Такое случается между мужчинами и женщинами. Но я-то её сын, а она мне даже ни разу не позвонила. Не то, чтобы увидеться захотела.
Миша резко замолчал, словно бы захлебнувшись словами.
Сердце Шарапова сжалось в комок. Так вот в чём дело! Вот что творится с его Мишей. Он считает, что не заслуживает любви и тоскует по матери.
— Миш, я никогда тебе этого не говорил, но мама хотела забрать тебя при уходе. Это я тебя не отдал. Я запретил ей с тобой встречаться. Пригрозил кое-чем. Я же мент, ты знаешь. Я могу.
Шарапов врал, безбожно врал, но чего ни сделаешь ради того, чтобы облегчить боль своего ребенка? Пусть лучше Миша думает, что мама его любила и была вынуждена бросить, а не то, что он был ей не нужен.
Миша окаменел.
— Получается, что все эти четыре года я винил себя за то, что мама не хочет со мной видеться. А это ты? Это всё ты? Ненавижу тебя! Останови машину. Останови машину немедленно, или я выпрыгну.
Парень на ходу открыл дверь и высунул из неё ногу. Сергей, испугавшись, начал тормозить и прижиматься к обочине. Машина еще не полностью остановилась, когда Михаил выскочил из нее и, с трудом устояв на ногах, промчался куда-то прочь по ночной улице. Убежав на достаточное расстояние, чтобы отец его не видел, парень достал из кармана телефон и вызвал такси.
Лена не спала. Она уложила спать дочку и ждала своего мужа. Второй брак женщины оказался, пожалуй, еще менее удачный, чем первый. Новый муж все время таскался к своей бывшей, с которой Лена вынудила его развестись, манипулируя своей беременностью. Развестись-то он развелся, и жить с Леной стал, но отношение к ней кардинально поменял. Оказывается, встречаться и жить вместе — это совсем не одно и то же. Лена злилась, не спала ночами, а поделать ничего не могла. Шарапов тот, по крайней мере, ей хотя бы не изменял. А этот живет на две семьи. Вот, пожалуйста, опять время три ночи, а его все нету. Лена плакала, глядя на мирно спящую дочку, когда раздался звонок домофона.
— Мам, пусти меня, это я.
Женщина не сразу сообразила кто это, ведь голос Миши сильно поменялся с тех пор, как она слышала его последний раз. Лена нажала кнопку, открывая подъездную дверь, и пока Михаил поднимался на лифте на седьмой этаж, терялась в догадках, зачем он мог к ней прийти.
Войдя в квартиру Миша обнял женщину, которую считал своей матерью.
— Мам, я все знаю, папа мне рассказал. Рассказал, что ты хотела меня забрать, чтобы я жил с тобой. И что это он запретил тебе навещать меня.
— Что за чушь? Это неправда.
Лена машинально оттолкнула парня, невольно залюбовавшись им. А красивый, все-таки, вырос парень. Красивый, но чужой. Абсолютно чужой.
— Это все неправда, — продолжила она. — Шарапов тебе наврал. Я не собиралась тебя забирать и видеться не хотела.
Может быть, приди к ней Миша в другое время, Лена не сказала бы ему всего этого, но сейчас она была слишком обозлена и раздражена отношением к ней нового мужа. К тому же, ей внезапно показалось, что Миша может захотеть жить с ней. И что тогда? Её новая семья и так «висит на ниточке», а появись тут Михаил, муж и вовсе уйдёт. В этом Лена была уверена.
Парень отшатнулся, словно бы она дала ему пощёчину.
— Как, не хотела? — пробормотал он. — Зачем же тогда папа соврал?
— Зачем, зачем? Наверное, чтобы тебя не расстраивать, чтобы пощадить твои чувства. А чего с тобой сюсюкаться? Ты, вон, уже вымахал ростом с отца. Взрослый парень.
— Мам, ну почему? Почему ты никогда не приходила ко мне? Я понимаю, у тебя другая семья. Но неужели ты меня совсем-совсем не любила?
— Любила, — замялась Лена, — но отец всегда любил тебя сильнее. Вот я и сочла, что тебе будет с ним лучше. Слушай, Миш, ты бы шел домой. Скоро мой муж придет. Ему твое присутствие может не понравиться.
Лена с Мишей стояли в коридоре, а в спальне захныкала во сне трехлетняя дочка женщины. Миша ринулся туда. Он наклонился над кроваткой и, в свете ночника, стал разглядывать маленькое личико.
— Это моя сестренка, да? — шептал он бросившейся за ним Лене. — Она даже не знает, что у нее есть старший брат. Я хочу с ней видеться. Я буду с ней видеться, и ты не можешь мне этого запретить.
Наверное, эти слова стали «последней каплей» для Лены. Она, схватив за рукав бомбера Михаила, вытащила его в коридор, и там будто взорвалась:
— Не сестрёнка она тебе, слышишь? Вы с ней даже не родня. И я тебе не мама. Хватит уже от тебя это скрывать. Ты не маленький, должен всё понять. Ты с Серёжей нам не родной. Мы тебя усыновили. Тебе тогда два годика было. Серёжка возвращался с работы, через парк. Тот самый парк, который он называл судьбоносным, но не объяснял тебе, почему. Ты сидел там, прямо в сугробе, маленький, замерзший. Сергей притащил тебя к нам домой и как-то сразу к тебе привязался. Вот мы тебя и усыновили. А я не смогла любить тебя, как родного. Знаешь, почему? Я тогда была беременная. Повела тебя устраивать в садик, и мы с тобой попали под машину. Я потеряла ребёнка. Эта история тебе известна. Я всегда думаю, не было бы тебя... отдай тебя Шарапов в детский дом, все пошло бы по-другому. Я бы сохранила беременность. Теперь тебе понятно, почему я никогда не любила тебя, как родная мать?
Лена выпалила это и неожиданно расплакалась. Она поняла, что натворила и испугалась, что Шарапов ее теперь точно прибьет.