«Я прекрасно помню тот день!» - Эдвин Рёдхаммар, хмурый рыжебородый дворф в тяжёлых доспехах, насупился, глотнул из чарки дварфийского пива и продолжил. – «в тот день мы с товарищами шли по следам железного змея, так мы назвали невероятно богатый железорудный пласт на юго-восточном окаймлении Багарданских гор. Никогда, ни прежде, ни после мне не доводилось видеть такой насыщенной, прекрасного качества руды! Разработка давалась крайне трудно, настолько велика была доля металла в породе, но это лишь разжигало в нас азарт охотника, или что-то вроде алчности: подобно лисе, попавшей в курятник, мы жадно дробили камень, смакуя свою причастность к грядущему укреплению позиций своего клана! Двадцать восемь дней неустанного труда и ликования! Мда. На двадцать девятый день Снорри, шедший впереди, вдруг заявил, что звук изменился, стал более звонким, а это означало, что мы докопались до пещеры. Но то была не просто пещера… После падения последнего оплота горной тверди нашему взору открылась просторная галерея, стены которой были очень хорошо обработаны, не так хорошо, как это сделали бы дварфы, но все же вполне сносно: многочисленные ниши в камне, фальшколонны и даже пара барельефов. Собственно, под барельефами располагался каменный саркофаг. Крышка саркофага была разбита и лежала тут же на полу. Пространство вокруг выглядело заброшенным, как минимум, пару веков и мы, не ожидая подвоха, пошли изучать свою нежданную находку. Стурла заинтересовался саркофагом и направился к нему. «Эй! Да тут труп!» - рыжебородый призывающе замахал рукой. Подойдя к останкам, мы отметили не без удивления, что труп неплохо сохранился – вероятно, холодный воздух пещер замедлил процессы естественного разложения плоти. Мертвое тело сохранило на себе полуистлевшие остатки какой-то некогда богатой засаленной одежды, цвет которой теперь уже было трудно угадать. Заметив что-то любопытное, Стурла наклонился почти к самому телу. Внезапно, покойник зашевелился и через мгновение бросился на любопытного дворфа, рыжий лишь успел, отпрянув, закрыться рукой от лязгающих гнилых зубов - вопль боли и гнева пронесся по подземным галереям! Снорри схватил нежить за шею, Виглейф оттолкнул Стурлу прочь, а сам выхватил кирку и принялся что есть силы крошить проклятые останки, щедро отсыпая отборной дварфийской брани, я отчаянно помогал товарищам, кроша молотом то, что еще можно было раскрошить. Мы были глупы. Глупы и неосмотрительны, позволив гневу затмить разум и тем самым подставив наши спины опасности. В пылу бойни я не сразу обратил внимание, на то как внезапно замер Виглейф, на то какое страшное лицо у Стурлы, стоящего у него за спиной – то был совсем не тот шумный рыжебородый весельчак, но сгорбленный бледный дворф с лицом, обезображенным неестественной гримасой с ничего не выражающим пустым взором, на Снорри, который был также укушен презренным умертвием, но не сразу обратил на это внимание…Как и я…Как и я. Мда.
Предо мной лежал окончательно растерзанный монстр, раздавленный и раздробленный настолько, насколько хватило сил четырех бравых дварфов. Но также предо мной стояло еще три монстра. Три опасных монстра, что всего каких-то несколько мгновений назад были моими ближайшими друзьями. Со скрипом сжав рукоять молота и понимая, что слезам будет место после, но не сейчас, я, обратив горечь невосполнимой утраты в неистовый всесокрушающий гнев, наконец упокоил своих друзей…». Эдвин погрузился в раздумья, затем снова отпил из чарки. – «теперь ты понимаешь, почему я ненавижу нежить. Где бы я ни был, и чем бы не был занят, я всегда буду чутко бдить, и, если откуда-то повеет мертвечиной, будь уверен – я буду там! Но это будет не просто слепая яростная бойня. Я буду осмотрителен, я буду готов. И лишь в нужный момент я дам волю гневу и сокрушу всех умертвий на своем пути или погибну, делая это! Достойная цель, как по мне. Ты можешь спросить меня, как так вышло, что честный дворф ходит по поверхности и ищет своей смерти, а не крошит горную породу или работает молотом у горна? Тогда в пещере я поклялся самому себе, что подлая смерть моих товарищей будет отмщена лишь тогда, когда я сам так решу. Меня совершенно не устраивало мирное существование в подземных городах, я хотел избавить мир от мерзких созданий, что столь вероломно вторгаются в привычный ход вещей, заставляя добрых дварфов переживать то, что пришлось пережить мне. И еще, мне было больно смотреть в глаза их семьям. Да, я понимал, что я все сделал правильно, но все-равно эта злая ирония не давала мне покоя: как ни крути, но окончательно убил их именно я. Находиться среди них и постоянно думать о случившемся мне стало слишком больно. И я покинул родные недра, чтобы, перековав свою боль в пламя возмездия, нести огонь правосудия на неупокоенных по всему Картакану! Такие дела, мой друг».