Продолжение путевых заметок участника экспедиции "По следам русских моряков-первопроходцев", июль-август 1988 г.
УГРЮМОЕ МЕСТО — «Ленская труба». Вот только что Лена была лениво-спокойна, от берега до берега — десятки километров. Бывает, идешь и вообще берегов не видно, ни справа, ни слева, как будто не река, а море. Но тут берега вдруг сдвинулись, сжали реку, забурлила вода. С обеих сторон грозно нависают скалы. Течение так и норовит прижать яхту к какому-нибудь утесу — здесь рулевому нужен глаз да глаз. На правом берегу, на верхушке скалы, лежат останки небольшого самолёта. Ребята говорят, что он тут давно, ещё с войны. Место труднодоступное, причалить к берегу нельзя, почти отвесные скалы.
Вечером прошли Тит-Ары — рыбацкий поселок на песчаном острове. Рыбаки увидели яхту, столпились на берегу, машут нам руками, ракету пустили — зовут, в гости. Нет, ребята, спешим в море, и так мы много времени потеряли. Отсалютовали им белой ракетой и полным ходом под попутным ветром дальше — на север.
«Труба» начинает мало- помалу расширяться. Свинцовое небо над головами заметно светлеет. Далеко впереди, открывается чистая полоска, пронизанная золотистыми светом. И в этой золотой ленте, опоясывающей горизонт, возникает едва заметная черная точка.
- Это — Столб! —говорит Богатов. — Его ни с чем не спутаешь.
ОСТРОВ УВЕЛИЧИВАЕТСЯ в размерах. И вот уже в бинокль хорошо видна мрачная каменная громада посреди воды. Столб — пограничный знак. За ним начинается дельта реки. Разбегаются в разные стороны десятки проток. Только три из них могут вывести к океану. Остальные закружат и запутают так, что с трудом выберешься назад. Вот уж, действительно, как в старой сказке: «Налево пойдешь..., направо пойдешь...». И нам- то, детям двадцатого столетия, кажется ирреальным этот каменный знак судьбы. Почему он возник именно там, где кончается спокойный путь? Чьей волей послано это последнее предупреждение тем, кто решился заглянуть за черту знакомого мира?
Первопроходцы XVII столетия считали Столб колдовским знаком, говорили, что на вершине его стоят шаманские символы.
Летом 1633 года Столб вырос на пути отряда русских казаков, решивших морем пробраться на «Янгу-реку». Зиму они провели в жиганском зимовье, готовясь к трудному переходу. У острова первопроходцы разделились: Иван Ребров направил свой, коч в западную протоку (ныне Оленёкская), а Илья Перфильев пошел по восточной (Быковской) протоке. Так Перфильев проложил морской путь в устье реки Яны. А Ребров вышел в Оленёкский залив и открыл неизвестную дотоле русским реку Оленёк.
ЧЕТЫРЕ ГОДА прослужил Иван Ребров в низовьях реки Оленёк, а в сентябре 1637-го морем пошел на Яну, где встретился с Перфильевым. Здесь Ребров проводит зиму, и как только залив освобождается ото льдов, устремляется дальше, на северо- восток. Известно, что на этот раз отряд Реброва состоял из трех кочей, а на это новое дело он, простой служилый казак, «подымался без государева и хлебного жалования, собою, и промышленных людей ссужал». То есть, на свой страх и риск, и на свои средства. Как мы знаем, эта экспедиция прошла через пролив Дмитрия Лаптева и закончила свой путь в устье реки Индигирка. Здесь Ребров заложил два зимовья. Возможно, что одно из них — это Русское Устье – село на самом краю земли, где живут русские люди.
Кстати, конечная точка нашего путешествия как раз село Русское Устье, где живут потомки первопроходцев. Говорят, что за много лет жизни здесь, они стали похожи на якутов, на юкагиров, но у многих светлые волосы и голубые глаза. По самосознанию русские, православные. Сохранили русскую культуру. Очень интересно там побывать. Для этого нам надо пересечь море Лаптевых, пройти по Восточно-Сибирскому морю, зайти в устье Индигирки и потом на моторе вверх по течению около 200 км. Как говорит капитан, самое трудное во всём нашем переходе - найти вход в Индигирку из Восточно-Сибирского моря. Там не очень приметное место и куча проток. Забегая вперед, скажу, что нам действительно пришлось очень несладко в устье Индигирки.
Ещё существует версия, что Русское Устье было основано значительно раньше, еще во времена Ивана Грозного, беглыми русскими людьми. Однако тому есть лишь косвенные, подтверждения. А вот Ребров в своих челобитных сообщал: «Преж меня на тех тяжелых службах, на Янге и на Собачьей реках, не бывал, никто — проведал я те дальние службы». Собачьей рекой тогда называли Индигирку. До Реброва там никто не бывал, на карте было белое пятно, но ходили слухи, что есть в неизведанных землях река, по берегам которой живут люди с собачьими головами.
35 лет прожил в Якутии Иван Ребров. Умер в Якутске в 1666 году. Чем больше узнаешь об этом выдающемся человеке, тем сильнее восхищаешься им. В 1647 году Ребров вновь просит послать его на северо-восток. На этот раз он решает проложить морской путь ещё дальше, на Колыму. Он доходит до реки Алазеи, где, попав во льды, оставляет коч и добирается до Колымы на собаках. Двадцать лет провел Ребров в арктических походах, был неоднократно ранен, «нужду и бедность и холод терпел и душу сквернил, ел всяко скверно, и сосновую кору и траву».
Переход его через пролив, который сегодня известен нам как «Пролив Дмитрия Лаптева», на Индигирку, был выдающимся не только по тем временам. Лишь столетие спустя это плавание с великими трудностями повторил бот «Иркутск» под командованием Дмитрия Лаптева. В 1736 году Лаптев не смог пройти этим путём из-за льдов, штормов и туманов. О невозможности плавания в этих широтах он доложил в рапорте Берингу. И лишь в 1739 году Дмитрию Лаптеву удалось найти проход через пролив.
ПОДВИГИ ИВАНА Реброва не остались незамеченными его современниками. Простой казак, он был награжден высшим званием для служилого человека — сына боярского. А знакомо ли это имя сегодня кому-либо из якутян? Вряд ли, уж если только встретишь историка или краеведа. Да и много ли в том нашей вины, коли на карте Якутии имя Реброва не сыскать? Есть, правда, ледник Реброва в горной системе Черского, да река Реброва, впадающая в пролив Лаптева. Но их можно увидеть только на очень масштабной карте, как правило, с грифом «секретно».
Нет, я, конечно, не предлагаю переименовать пролив Лаптева в пролив Ивана Реброва (хотя и полагаю, что это было бы более справедливо). Но ведь можно присвоить имя выдающегося полярного мореплавателя и землепроходца одной из улиц Якутска. Ведь есть же, например, улица Михаила Стадухина, современника и соратника Реброва. Да и село Стадухино стоит на Колыме. Хотя по значительности открытий я бы лично поставил Реброва куда выше, рядом с Семеном Дежневым. Да даже в Советском энциклопедическом словаре (1983 г.), где, скажем, тот же Стадухин не упоминается, имя Реброва занимает больше строк, чем имя знаменитого первооткрывателя пролива между Азией и Америкой Семена Дежнева.
Сколько в Якутске обезличенных, тоскливо-мертвых названий улиц и переулков! Все эти автодорожные, дальние, дачные, парковые... Только академических переулков я насчитал в столице республики три. Сейчас, в год 350-летия прихода Реброва на Индигирку, хороший повод задуматься о нашем небрежении к одной из ярких страниц в истории не только Якутии, но и страны. Да не ограничиться лишь только парадным мероприятием, проведенным месяц назад в Русском Устье. И хорошо бы, если на будущей улице или площади имени Реброва появился барельеф шли памятная доска.
Впрочем, наивный человек, о чем я мечтаю? Уж если нет в столице республики на памятника, ни площади имени Петра Бекетова — основателя Якутска, куда уж вспоминать о каких-то доморощенных мореплавателях... Нет, честное слово, обидно за державу порой становится! Особенно, когда узнаешь, например, что имя русского исследователя Василия Прончищева дал мысу в Якутии иностранец Рауль Амундсен. Или о том, что остров в море Лаптевых назвал именем якутского служилого казака Семена Дежнева все тот же знаменитый норвежский путешественник.
ИТАК, ЕСЛИ ДЛЯ первопроходцев каменный остров посреди Лены действительно был камнем преткновения, то мы обошли Столб без мистического к нему отношения. Для «Айвенго» выбор был минимальным: либо Оленёкская, либо Быковская протока. Именно по этим двум рукавам Дельты можно, как утверждает лоция, без препятствий выйти в Северный Ледовитый. Пойти на запад было, конечно, заманчиво: можно побывать на могиле Василия и Марии Прончищевых в Усть-Оленьке и на месте гибели американского полярного исследователя Джорджа Вашингтона Де-Лонга — руководителя одной из самых трагичных экспедиций в Арктике (из 33-х ее участников живыми вернулось 13). Но это значительно удлинит наш поход, да и ледовая обстановка в море Лаптевых нам неизвестна.
- Идем по Быковской, в Тикси, — командует капитан, и Столб остается за левым бортом яхты.
Ох, и покрутился я на перекате с игривым именем Дашка! Ширина фарватера здесь не больше ста метров. Буи один за другим как на ниточке стоят. Ветер встречный, приходится то и дело менять галсы, почти без всякого перерыва перебрасывая стаксель-шкот с одного борта на другой. Воздух сырой, холодный, но я уже и полушубок, и шапку сбросил, а все равно жарко. Ладони горят огнем, пальцы на руках не гнутся. А «кэп», обычно сдержанный, то и дело покрикивает:
- Быстрей поворот! Еще быстрей! Медленно шкот выбираешь...
Ну и действительно, едва замешкаешься, как буй уже маячит за кормой, а стрелка эхолота прыгает к критической отметке, указывая нам, что ещё чуть-чуть и яхта сядет на мель.
Наконец, прошли мы эту по-женски капризную и непостоянную Дашку. Впереди — необозримая ширь воды. На горизонте выглядывает мыс Быковский.
Я повеселел, расслабился, облегченно выдохнул и.… похолодел, ощутив всем телом, как киль яхты врезался в дно.
Продолжение следует...
Предыдущая глава ЗДЕСЬ.