Начало тут, тут, тут, тут и тут.
.
«Предшественниками тотальных инсталляций [2] выступают акции Коллективных действий [1] особенно теоретические тексты Монастырского [3]» (С. 15).
Читатель! С извинением я должен объяснить, что цифры означают порядок, в котором я комментирую чтение книги Екатерины Дёготь: 1 и 2 – в предыдущем «Продолжении» и 3 – в настоящем.
И о теоретических текстах Монастырского я комментарий предложу в виде подражания одному из его «теоретических» текстов, «Эстетическим исследованиям» (1986).
Нет, вы можете, конечно, сами их прочитать. Но я слабо верю такой мере вашей любознательности.
Правда, я не умею писать тексты, имеющие эстетическую ценность (каковую вещь Монастырского имеет).
Ну так я поступлю следующим образом: я опишу дух этого опуса. А потом сочиню свой.
Его стиль относится к постмодернизму. Автор обхохатывает госкапитализм, называемый в СССР социализмом, самообманное парение в высоком, духовном, при невольном скатывании обратно к капитализму в виде пока мещанства с его интересами ниже пояса. Образами для всех этих насмешек выбраны объекты на ВДНХ.
У меня с некоторыми из избранных в 1986 году Монастырским объектами была своя комичная история в 1957-м.
.
Мы с соучеником, студенты, оказавшись вместе в Москве решили отдаться высокому духу просвещения в один из дней и отправились на ВДНХ. Поступили нерасчётливо и очень устали и проголодались. Выйдя из павильона «Космос», одухотворённый я слева на крыше павильона «Мясная промышленность» увидел гигантского бетонного быка и сказал своему товарищу: «Я б его, бетонного, съел бы, если б достал». Не витающий в облаках товарищ ответил: «Вон, вывеска приглашает зайти и попробовать свежеприготовленные на автомате сосиски». Мы вошли в павильон. Стрелка показывала вверх по лестнице дворцового типа на ресторан, где можно съесть сосиски, изготавливаемые рядом с этой дворцовой лестницей. Мы взошли. Сели за столик. Нам принесли меню. И под моим, утратившим всякую возвышенность чувств, влиянием мы заказали по: 10 сосисок, 10 сарделек и 10 чебуреков, каждый из которых оказался, когда их принесли, величиной с ладонь и по бутылке пива. Официантка удивлённо посмотрела на меня, заказывавшего вопреки протестующим жестам товарища. Но я её внушительно уверил, что мы очень голодны. – Ну она всё принесла. – 10 сосисок я съел, можно сказать, мигом. Потом я съел половину сардельки и робко посмотрел на товарища. Тот грозно хмурясь на меня поедал уже третью сардельку. Когда он съел 10-ю, я еле одолел первую. Но к чебурекам и он уже не мог приступить, и сила его злости на меня угадывалась по его молчанию. – Мы завернули чебуреки в салфетки, позвали официантку, расплатились и… Я хотел встать и не смог. Тогда я оторвал передние ножки стула, откинувшись, и, используя инерцию всего тела, которое метнул вперёд, мне удалось встать. – Пошатываясь, с дурными головами мы вышли из павильона и плюхнулись на ближайшую скамейку у пруда. Это была середина дня. Очнулись мы, когда солнце было уже низко. Мы спали на солнцепёке. Рядом с нами лежали совершенно ужасного вида развалившиеся чебуреки. Мы их бросили в стоящую у скамейку урну. – Я не знал, как мне загладить вину за просветительский порыв посетить ВДНХ, который я навязал товарищу, которого считал низменным по сравнению с собой.
Чем завершаются высокие порывы…
.
Как ни длинно произведение Монастырского, оно настолько остроумно осмеивает СССР, что ни минуты не задумываешься о мрачном ницшеанстве. И о пробуддизме тоже (ибо Екатерина Дёготь в связи с теоретическими-де текстами Монастырского заикается про «мотив «мандалы»» - С. 15). – Чистое произведение в стиле постмодернизма.
Но ночью я усомнился в своём выводе.
Для постмодернизма нужно отвергание в качестве идеала не что-то одно, а и второе, как минимум. – Чего из второго мне хватило в почти сплошном осмеянии первого, советского?
Тень того, что за железным занавесом, как понимали Запад в СССР, презренное общество Потребления:
«…небольшой павильон «Бытовые услуги», который стоит недалеко от пруда на возвышении, окруженный деревьями. В каком-то смысле он представляет собой высшую точку трансцендирования усилий коллективного бессознательного, буквально — «тот свет». И местоположение павильона, и его удивительная архитектура (такие домики можно представить себе только в стране Незнайки и его друзей-коротышек из сказки Носова), и то, что он почему-то не обозначен на план-карте ВДНХ, делают его как бы совершенно инородным, вынутым из грандиозной панорамы и топографии всего комплекса выставочных павильонов».
Монастырскому «фэ» и СССР, и Запад.
Но в СССР ему не нравится лживость понятия «народное хозяйство» (из-за чего и пошли у него ассоциации с Выставкой Достижений НАРОДНОГО ХОЗЯЙСТВА). Народного-то и нет в СССР. Оно не народное, а того, кто им управляет, т.е. партноменклатуры.
«Известно, что основная идеологема коммунистов — это рай на земле, и попасть в этот рай («спастись») можно только путем социально-экономических преобразований народного хозяйства, в которые должно быть задействовано все общество».
И отличие сталинского социализма от капитализма не принципиальное, по Монастырскому:
«…социализм — это просто абстрагирование капитализма до его абсолютизации, это как бы Абсолютный Дух капитализма, который можно называть и социализмом (проблема чисто языковая)».
Теперь это называют американским глобализмом.
Монастырский как в воду глядел. И отвергает оба «изма».
Так не брезжит ли за таким единым отверганием настоящий социализм как идеал?
А что такое настоящий, если лже- это с тоталитаризмом (то, что в СССР)? – Настоящий – это, по Марксу – с отмирающим государством во имя самоуправления малых коллективов или прудоновской федерации федераций.
И какой же тогда у Монастырского постмодернизм? – Никакой.
Или всё таки…
Он уж как-то очень далёк от трагизма в своём осмеянии лжесоциализма с того сползанием обратно в капитализм, то есть в своём отказе от настоящего социализма.
Страстный отказ предполагает трагизм, а тут только насмешка. Страсти нет. Нет ничего, достойного быть в ранге идеала.
10 ноября 2023 г.
