Писать прошения надо уметь.
Во-первых, просишь ты, а не у тебя.
Во-вторых, просить надо так, чтобы прошение удовлетворили, а не послали куда подальше (иначе, какой в нём тогда смысл).
Ну, и, в-третьих, «власть имущие» любят, когда просящие унижаются, лебезят или прибегают к пышным высокопарным формам. Им там, наверху, кажется, что от этого меняется суть происходящего, а они рулят космическими силами.
Отправка на войну по желанию – тема малоизученная, потому как не интересная большинству. Между тем, чтобы просто попасть на театр военных действий, нужно приложить изобретательность. По крайней мере, словесную.
Во все времена всегда найдутся те, которые готовы идти «охотой», не дожидаясь принудительного призыва. Так, во время войны с Японией в ряды русской армии добровольцами вступило 9,376 чел.
Что же писали в своих прошениях желающие воевать по собственному желанию?
Все эти прошения можно объединить в четыре категории.
Первую из них составляли запасные и отставные нижние чины, часть из которых уже имела соответствующий боевой опыт.
Вторую категорию составляли ратники ополчения, не имеющие военной подготовки.
Третью категорию составляли лица, не достигшие призывного возраста (т.е. до 21 года).
И, наконец, в особую категорию можно выделить прошения заключённых.
Бывшие солдаты составляли наиболее желаемую для начальства группу лиц. Они уже имели опыт действительной срочной службы и понятия о воинской дисциплине, им не требовалось проходить «курс молодого бойца». Можно было хоть сразу бросать в бой.
Однако прошения некоторых добровольцев были отклонены из-за превышения первоначально установленного возрастного ценза (40 лет).
Так, отставной ротный фельдшер из крестьян Вятской губернии, Елабужского уезда, Ильинской волости, деревни Баженовой Данила Пермяков в своём вторичном прошении в Штаб Казанского военного округа от 28-го октября 1904 года жаловался, что, несмотря на неугасаемое горячее желание и боевой опыт, в армии он оказался не востребован:
«… Я, желая поступить добровольцем фельдшером в действующую армию на Дальнем Востоке, обратился к Елабужскому Уездному Воинскому Начальнику с просьбой о назначении меня в армию, но последний через Ильинское Волостное Правление объявил мне, что я, как имеющий от роду более 40 лет, назначенным быть не могу.
Между тем, мой печальный возраст, как 54 года, рвения мои идти на защиту своего Отечества, как и прежде при боях в русско-турецкую кампанию под штурмом Карса, где я имел счастье оказывать помощь по перевязке раненых и больных воинов, за что снабжён заслуженными похвалами, подтверждающимися не одним свидетельством, ничуть не угасает.
Заявляя о сём, имею честь покорнейше просить Штаб не отказать сделать распоряжения о командировании меня на Дальний Восток…» .
Ему вторил ратник 1-го разряда, бывший ефрейтор 4-го гренадерского Несвижского полка, сын псаломщика села Верхлыно Глазовского уезда Вятской губернии Александр Платонов Маракулин в своём прошении на имя Глазовского Уездного Воинского Начальника от 8-го ноября 1904 года .
«… Как только вспыхнула война на Дальнем Востоке, я всем сердцем своим рвался туда, где лилась кровь за Веру, Царя и Отечество; тотчас же – 19 февраля – я и подал Вашему Высокоблагородию прошение о зачислении меня вольноопределяющимся нижним чином в Действующую Армию, но к великому моему огорчению, получил объявление от 17-го марта за № 1846, что приём добровольцев допускается лишь в возрасте не старше 40 лет…».
Маракулин указывал, что, не смотря на возраст, имеет врождённую силу и необходимое самочувствие. При этом, основная причина, которая им двигала – это отсутствие возможности самореализации на родине. Нет работы, нет денег – здоровый мужик сидит на шее родителя:
«… Мне уже 41 год, но я крепкого здоровья, крепок, даже могуч силами (это у нас в роду), и гибнут без пользы эти силы. Главное, что побуждает меня беспокоить вторично Ваше Высокоблагородие – это моё положение: я холост, не имею ни дома, ни лома. Происходя из духовного сословия, но крестьянским земледельческим работам не был приучен. По бедности и многочисленности семьи нашей родители не могли дать мне никакого образования, кроме краткой грамоты. Мастерствам также не был обучен, а большинство времени, после выхода из военной службы, проживаю у родителей. Заработков в нашей местности нет, но летом иногда удавалось ездить на плотах за лесом, а зимой неделями живу у заштатного старика-родителя – отца, не имея год заработной копейки и прямо своему отцу в тягость – опивая и объедая его…».
На отсутствие проблем со здоровьем указывал «уволенный по болезни совсем от службы рядовой Порт-Артурского крепостного пехотного полка» Василий Сергеев Тощилин, происходивший из обывателей г. Златоуста Уфимской губернии:
«… 1900 – 1901 г.г. я был в походе против китайцев и заболел временно, почему меня освидетельствовали в Порт-Артурском сводном госпитале и признали неспособным к военной службе и я получил свидетельство о выполнении воинской повинности. Теперь же я чувствую себя совершенно здоровым и желаю поступить в качестве добровольца…» .
«Полным здоровья и крепкого телосложения» оказался и служивший с 1880 года в Лейб-гвардии Измайловском полку, а с 1883 года – в 6-м пехотном Либавском полку 46-летний Иван Герасимов Русских - уроженец Вятской губернии, Малыжского уезда, Узинской волости, починка Чемаршуль. Своё намерение идти воевать он выразил кратко и лаконично:
«… желаю постоять своей гвардейской грудью за Царя Батюшку и за Русь православную до последней своей капли крови…» .
Ратник ополчения 1-го разряда из запасных, служивший ранее в 18-м драгунском Клястицком полку Иван Михайлов Бойцов, срока службы 1885 года, проживавший в г. Царицыне, как говориться, имел желание, но не имел возможности:
«… имею желание поступить добровольцем в действующую армию на Д. Востоке, но не имею средств на проезд к месту позиции…» .
Бойцов имел намерение поступить в ту часть, в которой будет «способен по оружию, но только в строевую».
Горели желанием идти на войну и не служившие в армии, причём большой процент из тех, кто не имел военной подготовки, но желал поступить добровольцем, составляла «незрелая молодёжь», т.е. те, кому не исполнился 21 год.
Объясняя своё желание идти на войну, крестьянин села Кок, Сенгилеевского уезда Симбирской губернии 19-летний Михаил Михайлов Назаров, в прошении на имя Сызранского Уездного Воинского Начальника указывал, что на данный момент «на гражданке» его ничего не держит:
«… В виду предстоящей мобилизации Казанского военного округа я, как не имеющий ни отца, ни матери, желаю поступить добровольцем на Дальний Восток в составе санитаров 1-й Маньчжурской действующей армии…» .
Такую же причину указывал и крестьянин села Пришиба Царёвского уезда Астраханской губернии 27-летний Егор Никаноров Кондрашов, отбывавший в 1901 году учебный сбор в г. Царёве:
«… имея непреодолимое желание послужить Батюшке Царю и Отечеству в отеческую войну с Японией…» .
Кондрашов указывал, что родителей его в живых нет, сам он женат и воспитывает 3-х летнюю дочь. Однако в виду тяжёлого материального положения просил «предоставить средства к явке в подлежащий сборный пункт».
Среди желающих стать добровольцами были и совсем ещё мальчишки, 17-летние юнцы.
При этом они первоначально испрашивали согласия военных чиновников.
Так, крестьянин села Верхнего Аблязова Анненковской волости Кузнецкого уезда Саратовской губернии Иван Афанасьев Котельников писал на имя «заведующего отделением по принятию охотников»:
«… имею желание идти охотником на Дальний Восток сражаться за Веру, Царя и Отечество, но без Вашего разрешения идти не можем и за незнанием военной дисциплины и неимением средств…» .
Канцелярский служитель из г. Соликамска Пермской губернии Владимир Константинов Темников также интересовался своим статусом:
«… желая поступить в ряды действующей армии на Дальнем Востоке в качестве добровольца, имею честь просить Штаб округа сообщить мне, могу ли я поступить туда при следующих условиях:
1., от роду имею 17 лет, на военной службе нигде не был;
2., собственных средств на проезд к месту служения в случае назначения не имею…» .
Среди просителей был и самый юный, Егор Моисеев, из села Катериновки Саратовской губернии, имения генерала С. А. Устинова, который также интересовался мнением Командующего войсками военного округа:
«… покорнейше прошу Ваше превосходительство разъяснить мне, могу ли я поступить добровольцем в Действующую армию; от роду имею 14 лет, согласие семьи имею…» .
Среди желающих поступить добровольцами были даже лица, желавшие посвятить свою жизнь Богу.
Так, 9-го ноября 1904 года два послушника Седмиозерской Богородицкой пустыни Казанского уезда – ратники 2-го разряда Федот Иванов Кулаков и Иван Данилов Труханов прошения подали на имя Командующего войсками Казанского военного округа, написанные, правда, словно «под копирку», слово в слово. Будущие монахи, видимо, желавшие славы Пересвета и Осляби, горели отправиться добровольцами на театр военных действий:
«… от души и сердца, желая потрудиться на поле брани во время войны, против коварного врага японцев в качестве санитара…» .
Однако буквально через неделю оба послушника одумались и написали новые краткие прошения:
«… Добровольцем идти, по изменившимся обстоятельствам, не могу, в чём и подписуюсь…».
На имя «Всесветлейшего, Державнейшего Великого Государя Императора Николая Александровича, самодержца Всероссийского, государя Всемилостивейшего»
Канцелярский служитель, столоначальник Енотаевского Уездного Полицейского Управления Астраханской губернии Пётр Дмитриев Ермаков, 24-х лет, зачисленного в 1901 году в ратники ополчения 2-го разряда (15-го ноября 1904 года)
«… имею страстное желание помочь Родине в защите Дальнего Востока от нападения врага и встать грудью…»
Просил о зачислении «в ряды Действующей на Дальнем Востоке армии добровольцем в один из отрядов разведчиков».
«… Встать против врага и принести действительную пользу Вашему Величеству и Отечеству в этом деле – моё неотразимое стремление, и, надеюсь, с Божьей помощью и Вашего Императорского Величества милостивого соизволения, с сознанием и свято выполнить возложенный на меня долг службы в рядах защитников Отечества на Дальнем Востоке…».
В числе охотников желали быть и осуждённые.
Так, Прокурор Самарского Окружного Суда переслал Командующему войсками Казанского военного округа прошение арестанта Бузулукской уездной тюрьмы, мещанина г. Оренбурга Николая Егорова Бурмистрова, отбывающего срок за кражу, в котором тот сообщал о своём стремлении принеcти пользу стране:
«… имею ревностное желание помочь чем-либо своим, по вере и Отечеству братьям, в их тяжёлом ратном деле на Дальнем Востоке, а потому и движимый патриотическими чувствами…» .
Бурмистров сообщал, что срок заключения заканчивается 6-го января 1905 года, и его навыки могу вполне пригодиться - «по своей профессии письмоводства, знаю телеграфное искусство».
Таким же желанием горел и другой заключённый, арестант Козьмодемьянской уездной тюрьмы 22-летний Феоктист Алексеев Бяшин, крестьянин Владимирской губернии, Шуйского уезда, Горицкой волости и села, отбывающий наказание по обвинению в краже. Его прошение поступило в Штаб округа из канцелярии Казанский Губернатора. Он сообщал, что захотел реабилитироваться, а самый лучший способ это сделать – отправиться на войну:
«… желаю искренне исправиться и предлагаю свои услуги волонтёра – охотника в действующей армии в Маньчжурии. Быть может, Бог мне поможет, хоть чем-нибудь сослужить своей дорогой Родине и тем хоть отчасти искупить вину свою…» .
Далеко не все, кто подавал прошения, горя желанием идти на войну, в итоге добрались до Дальнего Востока и вступили в войска. Часть охотников отсеяли на ранней стадии.
Так, например, Казанский Уездный Воинский Начальник в своих донесениях в Штаб Казанского военного округа от 13-го ноября и 7-го декабря 1904 года приводил списки лиц, исключённых из числа добровольцев.
Например, три человека подали прошение о том, что по изменившемуся семейному положению не могут отправиться на Дальний Восток: ефрейтор Семён Игнатьев, мещанин Пантелеймон Яковлев и личный почётный гражданин Василий Введенский.
Причины в списке указаны не были, однако об одной из них мы узнаём из прошения Уржумскому Уездному Воинскому Начальнику от учителя Больше-Култинской миссионерской школы грамоты Биляморской волости Уржумского уезда Вятской губернии Трофима Терентьева Семёнова от 28-го ноября 1904 года (первое прошение о зачислении добровольцем Семёнов подавал 22-го числа):
«…По случаю семейного раздела, брат мой оставляет на моё попечение старика-отца и солдатку-вдову с двумя малолетними детьми…» .
Остальные были исключены по состоянию здоровья. В частности -
Николай Курбатов, младший фейерверкер – вследствие хронического бронхита;
Степан Карсаков, младший медицинский фельдшер – вследствие остатка плеврита;
Насыбулла Денмухаметов, крестьянин – вследствие головокружения и сифилиса;
Павел Обросов, крестьянин – вследствие недержания мочи;
Пётр Лещинский, мещанин – вследствие бронхита и сыпи;
Леонтий Махнушкин – вследствие истощения тела;
Анисим Андреев – вследствие малокровия (ст. 54);
Михаил Кузьмин – вследствие трахомы в левом глазу и полупаралича верхнего левого века;
Игнатий Степанов – вследствие экземы на ногах .
Прошения – это целый жанр народного творчества. Здесь мало просто и кратко обозначить своё желание. Нужно было облачить его в высокопарные фразы, чтобы читающий этот документ мог проникнуться идеями самого автора и осознать, что за этим стоят не просто слова. Кто-то считал, что «краткость – сестра таланта», кто-то наоборот. Чем больше цветастых и возвышенных слов понапишет человек на бумаге, тем притягательнее будет выглядеть прошение автора. И, естественно, мимо такого точно не пройдут.
Как правило, выспренными и кудреватыми предложениями отличались в основном те, которые по разным причинам не могли быть просто зачислены в войска. Кто-то не проходил по возрасту в ту или иную сторону, кто-то просто не имел денег.