Женщин Лёвушка любил всегда. Ещё в детском саду, когда его женщины были девочками с бантиками и ямочками на локотках. Он смотрел на них издалека и думал, что похожи они на миниатюрные пирожные, щедро украшенные кремом и взбитыми сливками. Ему всё в них нравилось: как ходили, слегка оттопырив мизинчики и расставив ладошки в стороны, как говорили, как улыбались и поворачивали голову.
А в школе он по-настоящему влюбился ещё в тёплом сентябре первого класса. Она сидела на соседнем ряду и чуть впереди, а потому Лёва мог рассматривать её туго заплетённые косы и конопатую щёку совершенно спокойно. Однажды даже пошёл за нею после уроков. Она шла в своих пронзительно-красных туфлях, оглядывалась, едва улыбалась, но подойти он так и не посмел. А вскоре её перевели в другую школу, и – всё, любовь угасла.
Потом было ещё несколько столь же платонических «романов».
А вот Свету он заметил сразу же, тоже в сентябре, на первом курсе. Она была… она была… Ну, просто невозможно как хороша была. А когда Лёвик узнал, что она ещё и дочь декана их факультета, то последние сомнения отпали. Их юный роман развивался столь стремительно, словно оба они боялись, что другой передумает или куда-то денется. Уже следующим летом они поженились. И надо сказать, что Евгений Иннокентьевич оказался прекрасным тестем. Даже когда в конце третьего курса они развелись, то он никак не препятствовал Лёвушке в получении высшего образования. И даже более того. По окончании института, чтобы ни у кого не сложилось ложное впечатление, будто он мстит за дочь, он предложил бывшему зятю остаться в аспирантуре и развить свою дипломную работу в диссертацию. Но учиться больше Лёва не хотел, а потому смело выпорхнул в жизнь и забыл про Свету и её отца-умницу уже очень скоро. Лёва так никогда и не узнал, что в 27 Света вновь вышла замуж, родила второму мужу двух прекрасных крепышей- погодков, а ещё через несколько лет они отбыли к берегам ласковой Греции, чтобы остаться там навсегда: муж создал там сеть курортных отелей.
Примерно раз в полтора-два года Лёва менял место работы. Девушки чередовались ещё чаще. Они шли вереницей через Лёвину жизнь, словно караван верблюдов. До тех пор, пока к ним в офис не пришла работать Алёна – дивная рыжеволосая девушка с глазами Марины Цветаевой. После того, как они совместно с Лёвой провели ланч в соседнем кафе, его сомнения относительно Алёны рассеялись окончательно (длился ещё вялотекущий роман, кажется, с Леной), потому что Алёнин папа обещал дочери на свадьбу подарить две пары ключей: от автомобиля и квартиры. Через полгода Лёва с Алёной уже жили в этой квартире.
Лёва был абсолютно счастлив целых два года. Но безмятежность семейной жизни сначала слегка, а потом и основательно стали омрачать её родители, принимавшие уж слишком горячее участие в судьбе молодой семьи и слишком часто повторявшие, что пора бы задуматься и о внуках для них.
Им сказать об этом Лёва не решался, а Алёне говорил всё чаще. И градус этих разговоров всё повышался и повышался.
Одним словом, Лёва прибегнул к услугам хорошего адвоката, который смог доказать в суде, что квартиру на свадьбе дарили им обоим, а не только Алёне. Лёва оказался опять свободен с бонусом в виде приличной квартиры в спальном районе.
И в ближайшие его планы не входил поход в Загс. Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. В этот раз в качестве очередного искушения Создатель послал Лёве новую шефиню, женщину с длинными ногами, волосами и ресницами, которая уже оправилась от очередного стресса после очередного развода и начала подыскивать следующего кандидата. Лёва сопротивлялся недолго и вяло, потому что Вероника (это было имя шефини) была на самом деле женщиной красивой, яркой, умной и… Опять был бонус: в банке имелся счёт, солидный, надо сказать.
Жизнь с Вероникой была очень похожа на плохое голливудское кино, когда машины, одежда в дорогих магазинах, рестораны и трижды в год поездки к тёплым морям вертелись, словно в калейдоскопе.
Вероника за это платила тем, что практически жила на работе, создавая материальную базу их с Лёвой яркой такой жизни. После работы у неё были презентации, салоны красоты, тренажёрные залы. А потому домой она приходила уже во тьме зарождающегося нового дня. И страшно удивилась, когда однажды застала своего мужа в постели со своею же секретаршей.
Объяснений никаких не было. Вероника была человеком порядочным. Она выделила бывшему мужу просторную квартиру, хороший автомобиль и приличную сумму в свободно конвертируемой валюте, с тем, чтобы он «не трепал её имя в суде по разделу имущества».
И – всё. Лёва сделал следующий шаг, вскоре забыв и о Веронике. Он так и не узнал, что следующий её муж был невыносимо ревнив и однажды буквально искромсал её лицо кухонным ножом. После чего последовали многочисленные пластические операции, дабы вернуть изувеченную красоту, во время одной из которых Вероника и умерла, прямо на операционном столе.
А Лёва в это самое время наслаждался свободой. В жаркие страны ездил уже один. А там заводил короткие, но бурные и красочные романы иногда с туземками, а иногда и с отдыхавшими там же соотечественницами.
Однажды героиней такого его романа в Таиланде стала Лёлечка – вдова искусствоведа из Питера. Подкупила она Лёву своими фантастическими шляпами в сочетании с тёмными очками, всякий день разными. А потом удивительно милыми разговорами об искусстве, во время которых они пили крепкий чёрный кофе без сахара, и она упоминала имена таких людей, о которых даже не очень образованный Лёва знал.
Через полгода Лёва был уже петербуржцем и жил в старинной квартире, стены которой были увешаны оригиналами художников, имена которых знал даже Лёва.
Надо отдать ему должное – он не сидел подле Лёли сложа руки. Материальная база к тому времени была весьма приличной, а потому вскоре возникла фирма «ЛиЛ» («Лева и Лёля») по проведению презентаций и торжеств высокого уровня. И дела шли совсем неплохо, потому что Лёля обратилась к нужным людям, доставшимся ей в наследство от бывшего мужа-искусствоведа, которые фирму и поддержали в период становления.
Всё было бы славно, если бы не слабое здоровье Лёли. Счастье супружества оказалось увы недолговечным: через пять лет Лёва оказался пятидесятилетним вдовцом с очень приличным состоянием, доставшимся ему от… искусствоведа… Ну, посредством Лёли, конечно…
Теперь уже Лёва окончательно надумал остепениться, решив, что поезд его уже не только ушёл, но и рельсы, кажется, разобрали.
Новенькая секретарша Элла заставила его вновь поверить в себя. И хотя трезвый голос разума внушал Лёве, что «существует разница в возрасте и бродят по свету охотницы за состояниями», он, как большинство стареющих мужчин, не внял. А так как Лёва всё же был человеком порядочным и традиционным, то Эллу он тоже повёл под светлые своды Загса.
Но ведь вот какая штука: её он, кажется, любил по-настоящему. Хотел заботиться, защищать, жертвовать для неё. Она тоже отвечала взаимностью, отчего Лёвина любовь нарастала лавинообразно. А тут ещё и частые его командировки по делам фирмы вносили некую свежесть в их отношения: бесконечные телефонные звонки, встречи, прощания, когда в дорогу Элла собирала его сама и даже носки гладила.
Вот и сейчас Лёва возвращался домой, чтобы устроить для Мышки сюрприз. Освободился он на два дня раньше, чем планировал. Купил для неё очередное дорогое колье в коробке красного бархата в виде сердечка. Шофёру Сергею звонить не стал, чтобы тот не предупредил его дорогую девочку раньше времени.
Пять утра. Лёва осторожно вставляет ключ в замочную скважину. Раздевается в прихожей. Чертыхается, что не может найти своих тапок на обычном месте. Достаёт коробку с подарком и в одних носках, осторожно ступая, крадётся к спальне. Несколько мгновений стоит у закрытой двери, прислушивается к ангельской тишине за нею: спит любимая крепким предутренним сном…
Открывает дверь… Да. Спят. Она и Сергей – Лёвин шофер, которого он не предупредил.
Так же тихо Лёва закрывает дверь, идёт на кухню и варит себе кофе. Что он будет делать – сам не знает, а пока пьёт крепкий чёрный кофе без сахара…