Вести внука в поликлинику Ольга Дмитриевна не хотела. Она с ним, честно признаться, вообще никуда ходить не хотела, сидеть и воспитывать – тоже. Ольга Дмитриевна всегда честно признавалась: когда тебе только шестьдесят, когда ты без всяких баб-дедов вырастила четверых детей, то только мысль о внуках вызывает внутреннее содрогание и огромное желание эмигрировать. Возможно, на Марс. Разводить там яблони специальной селекции, по ее мнению – дело гораздо более приятное, чем сидеть с внуками.
Но дети почему-то такое ее мнение не уважали.
Двое из четырех, а именно – старшие дочери, успели обзавестись собственными детьми и упорно считали, что бабушка сидит дома, а потому всячески обязана им «помогать». дома Бабушка пыталась отбиваться, ибо сидение дома подразумевало бухгалтерский фриланс, если можно так выразиться, приносивший доход совсем не маленький, такой, которого хватало подкинуть этим самым плодовитым дочерям и даже пока не плодовитым.
Но кто ее слушал?
Дочери впадали в истерику, начинали рыдать, рассказывать о послеродовой депрессии, длящейся годами, об ужасах материнства, о том что у всех баб-деды есть… Что мать сама знает, как тяжело одной, так почему их бросает в одиночку противостоять этому кошмару?
В общем, после очередного такого концерта Ольга Дмитриевна и отправилась с внуком в поликлинику. Скрежеща зубами.
Нет-нет, внуков она любила, вы не думайте. Дарила дорогие подарки. Гардероб внуческий полностью лежал на ней, и выглядели внуки у нее как конфетки. В гостях у них всегда умилялась ими и восхищалась.
А вот умиляться и восхищаться детьми вообще, тем более, в поликлинике, была не готова. Ее там все раздражало. Особенно долгое сидение под дверью, которое все продолжалось, продолжалось, продолжалось, продолжалось…
Время, как и очередь, тянулось безумно долго.
Дети, включая собственного внука, орали громко.
Врач и медсестра то и дело покидали кабинет и прием «вставал».
За час прошло только два человека. И перспектива сидеть с ребенком черт знает сколько Ольгу Дмитриевну совсем не вдохновляла.
Потому когда к кабинету подрулила еще одна матушка, нагруженная ребенком лет трех, с недовольным лицом сидящим у нее на руках и встала прямо возле дверей, Ольга Дмитриевна насторожилась.
А когда эта матушка безо всяких слов попыталась прорваться в открывшуюся дверь кабинета, не дав даже выйти предыдущим пациентам, то вскочила и возопила во всю свою бухгалтерскую мощь:
- А ну куда! А ну, СТОЯТЬ!
Встали все.
Даже носившиеся по коридору табуном диких мустангов дети.
- В очередь! – Грозно сообщила Ольга Дмитриевна и двинулась на нарушительницу порядка.
- Мне только спросить! – Продолжала рваться в кабинет она, выставив ребенка перед собой как таран. – Мне на пять минут!
- Всем тут на пять минут! – Отвечала ей разгневанная бабушка.
В общем, очередь переругалась. Нарушительница вопила, что она мать и имеет право идти без очереди. Очередь в ответ многоголосым хором отвечала, что они все тут матери, и все имеют право идти без очереди.
Нарушительница кричала, что у нее ребенок самый маленький из присутствующих.
Ольга Дмитриевна отвечала, что она тут вообще самая пожилая из присутствующих, а так как пенсионеры, ветераны и родители с детьми везде идут без очереди, то она, как пенсионерка с ребенком имеет право на два раза без очереди, но все равно сидит.
Нарушительница давила на отсутствие понимания материнства. Что всякие там разные, которые своих детей бабкам-дедкам наверняка спихивали, и вообще на шее социума сидят, не дают матерям реализовать свои права… И вообще ни капельки материнский труд не уважают. И потому она будет жаловаться и пойдет отстаивать права к руководству, потому что она мать и право имеет!
Что самое смешное, нашлись те, кто это все поддержал. Правда, поддержка была из очереди соседней, которой дама ничем не угрожала.
- И тут я не выдержала, — рассказывала о своей эпической победе Ольга Дмитриевна. – Эта дама трясла ребенком, как транспарантом. Он у нее на руках уже орал, причем, скорее всего, от ужаса. Если бы мною так трясли, я бы тоже орала от ужаса. Я ей говорю – ку, очнись, деточка. Кто, кроме тебя, тут права матерей нарушает? Тут, в этой очереди, все женщины, все матери, ты покажи мне пальцем хоть на одного мужика или отца! Это ты их права нарушаешь, когда лезешь без очереди! Ты не за права матерей тут орешься, ты орешься за свою привилегию! А у остальных права пытаешься отнять!
Если вы думаете, что эта прочувственная речь помогла, то глубоко ошибаетесь. Дама продолжала ломиться вперед, мотивируя тем, что у нее ребенок плачет. И вообще, ей срочно надо домой, у нее еще дел куча. И да, она сбегала за начальством. И начальство (ранг неизвестен) пришло посмотреть на ситуацию. И потом ушло, ситуацию в пользу дамы, которая продолжала сыпать угрозами пожаловаться в Минздрав, президенту, премьеру и прочим - не изменив.
Даме пришлось стоять в очереди. Никто ее не пропустил.
А я задумался…
Сейчас модно жаловаться на то, что общество не ценит материнский труд, не готово идти на встречу матерям, и вообще, не лояльно к детям и родителям.
Но в чем, собственно, Ольга Дмитриевна не права? По-моему, она очень точно и ясно описала ситуацию. Очень часто бывает, что требования родителей (и матерей, и отцов) – это не требования соблюдать их права, а требования, чтобы те, кто обладает такими же правами, в срочном порядке предоставили тем, кто требует, привилегии.
Ситуация в поликлинике - ведь в ней задействованы были абсолютно равноправные граждане, разве нет? Есть правило – груднички, например, проходят без очереди. Но грудничка не было.
Или вот недавно подкинули ситуацию для рассказа, но все до нее руки не доходили: в самолете один ребенок постоянно шумел и на просьбы его угомонить родители реагировали очень агрессивно – мол, он горланит на своем месте, имеет право. Но кроме этого ребенка в салоне еще двое близнецов помладше было, и крики и песни этого ребенка их будили. Вам не кажется, что право ребенка орать, а право родителей – его не успокаивать, это, как бы, в таком случае, и не совсем право?
И ситуация такая складывается не только в родительстве. Куда ни глянь – феминизм, BLM, да какие угодно движения «за права» оказываются движениями «за привилегии».
Не замечали?