Петр всю жизнь мечтал о сыне. Но Екатерина, как назло, рожала ему только девок.
А в деревне мужские руки, ох как нужны. Помощников ждал себе Пётр. Работы невпроворот, устал сам тянуть всё хозяйство. От баб-то много ли проку?
Вон Прохор, в доме напротив, вышел со своими парнями, вмиг от снега двор огребли, даже самый младший совочком калитку расчистил.
У Сеньки, соседа, хоть один сын, и то, помощник. Что отец наказал - всё выполнит.
Да и в каждом дворе мужиков полно. Только он, Пётр, всё один среди своего "цветника".
Когда родилась первая, Лидия, подумали, что это даже неплохо, помощницей будет матери, младшенького нянчить, по хозяйству помогать.
Вторая, Зоя, немного расстроила отца своим появлением, но решили долго не ждать, и идти за третьим, уж теперь-то точно сын должен быть.
Но третьей родилась Валя, чем очень огорчила Петра, он даже к колыбели не подходил долго, глаза бы его не смотрели.
Договорились они сделать перерыв, и четыре года ухитрились продержаться, прежде чем опять решились на малыша. И опять родилась девка! Настёна.
Петр Ильич даже напился в тот день, хотя всегда трезвенником был и пьянство ненавидел, как он сам говорил, "всеми фибрами души".
Мужики деревенские понимали горе его, сочувствовали. Но называли по-дружески "бракоделом". И вроде, без злобы скажут, и обнимут, и по плечу похлопают. И он посмеётся вместе с ними.
Но зубами скрипел Пётр от такого сочувствия и веселья.
Махнул он рукой на это дело, приказал жене не рожать больше, и успокаивал себя только тем, что вот замуж дочки начнут выходить, с зятьями он душу и отведёт.
А лет через пять, когда уж и в мыслях не было ничего подобного, Екатерина вдруг призналась мужу, виновато отводя глаза в сторону:
- Слышь, Пётр Ильич, что делать-то будем?
- С чем? С Зорькой-то? - спросил он, не отрываясь от газеты. - Я ветеринару сказал, заглянет на днях, обещал.
- Да нет, тут это... опять рожать мне, кажись...
Пётр Ильич поднял голову, посмотрел хмуро, встал, прибил газетой муху на столе так, что даже собака во дворе взвизгнула.
- Я ж просил! К чему сызнова? Куды их плодить? - и вышел из дома, в сердцах хлопнув дверью.
Екатерина виноватой ходила до самых родов. От шуток односельчан и недовольства мужа не знала куда деваться.
Только одна бабка Настасья её поддерживала:
- Парень у тебя в этот раз будет, Катюшка. Мужик!
- Как ты узнала, баб Насть? - недоверчиво спрашивала Екатерина.
- Вижу, - коротко отвечала старушка.
Екатерина и сама что-то чувствовала. По-другому совсем ходила, совсем не так, как в прошлые разы. И слабенькая надежда давала силы и грела морозными вечерами, когда муж молча отворачивался к стене и сопел, недовольно покашливая.
А ранней весной, снег еще не сошёл, родила она мальчика. Легко родила, умеючи. Здоровый родился сын, крепенький, на радость и на гордость родителям.
Пётр всё поверить не мог в своё счастье. Каждый раз, как Екатерина перепелёнывала мальчишку, подходил посмотреть, словно проверял, точно ли всё на месте.
Коленька родителей радовал, развивался с опережением - рано сел, рано встал, ещё года не исполнилось, а уж пошёл поперёк избы на своих кривых толстых ножках. И заговорил быстро и хорошо.
Медичка каждый раз удивлялась, осматривая ребёнка:
- Какой смышлёный он у вас, взгляд цепкий, внимательный, смотрит, будто что-то уже понимает.
Старшие сёстры братишку любили и баловали, играли с ним, как с куклёнком. Он почти не капризничал, никому беспокойства не доставлял. Часами мог строить башенки из щепок и камушков, да рисовать на песке только ему самому понятные закорючки.
Отец мужским премудростям обучал - молоток подержать разрешал, червей накопать для рыбалки...
А в пять лет Колька и печку сам растопить мог, и живность разную накормить, и грядки полить, и много чего ещё по хозяйству сделать.
В школу отдали Колю с шести лет. Мальчик уже читать и писать умел к тому времени. Сёстры всему научили.
- Не рановато ли привели? - засомневалась директриса, Эльза Демидовна, покачивая высокой причёской. - Трудно будет ему, некоторые с восьми лет поступают. Год-два в этом возрасте много значат.
- Чего терять лишний год? Он уж весь букварь наизусть знает, - ответила Катерина.
- Дело не в букваре, - возразила директор, - Не зря ведь с семи лет в школу идти положено. Ребёнок ни физически, ни психологически ещё не готов.
- И так поздно родился, - настаивала Катерина, - нам успеть бы надо, пока силы есть, выучить сына и профессию дать. Он справится, не сомневайтесь.
- Но ведь из вашей деревни через лес к нам в село ходить, - сомневалась Эльза Демидовна, - хоть и не очень далеко, но...
- Он с сёстрами ходить будет, - пообещала Катерина, - да и другие ребята. Они же всей гурьбой идут, вместе.
Эльза Демидовна по опыту знала, что проблем вряд ли миновать удастся. Лишние неприятности могут быть, если начнут малыша обижать в классе те, кто постарше.
Но с этой семьёй была хорошо и давно знакома, все старшие дочери прекрасно учились, родители школе не раз помогали, и Екатерина Андреевна ей нравилась. Не смогла отказать. Тем более, что мать привела убедительный аргумент:
- Старшие девчата за ним приглядят, помогут, чуть что. В обиду не дадут.
В общем, договорились, пристроили Колю в школу.
Поначалу учился спокойно. Усидчивый и толковый, он легко выполнял все задания. Учительница его хвалила и на уроках, и на родительских собраниях.
Но к концу третьего класса Коля вдруг сник. Грустный сделался, молчаливый. Опаздывать на уроки стал и с уроков домой.
Старшие сёстры к тому времени школу уже закончили, в город учиться уехали. А с Настёной расписание не совпадало. И пришлось Коле ходить одному до школы и обратно.
- Где тебя носит, пострел? - недоумевала Екатерина, - Уроки давно закончились, темнеет уже, а ты только тащишься.
Коля отмалчивался.
Так и не могли ничего от него добиться, пока однажды Зинаида, чья дочка училась в одном классе с Колей, не обмолвилась в магазине:
- Кать, как Колька твой, всё в порядке?
- А что? - не поняла Екатерина.
- Не жалуется?
- На что?
- Юлька моя говорит, его пацаны дразнят, толкают.
- Ничего не говорил. А за что, что он такого сделал?
- В классе он самый маленький, на физкультуре последним стоит, вот и турукают.
- В первом классе проблем не было, а сейчас вдруг...
- Мальчишки-то подросли, вытянулись, а он задержался. Ниже девочек даже стал. Поскрёбышем дразнят.
Коля и правда, не торопился почему-то расти. Сёстры все высокие, как на подбор, даже выше, чем хотелось бы им самим. А Коля... видимо, и правда - поскрёбыш.
- Материала, что ль на него не хватило? - удивлялся даже отец, глядя на сына. - В кого он такой недомерок?
- Израстёт, - успокаивала Катерина, - мальчики позже вытягиваются.
Екатерина побежала на следующий день в школу:
- Эльза Демидовна, пожалуйста, сделайте, что-нибудь, затравили мальчишку!
Директриса только вздохнула. Знала ведь. Зачем согласилась?
Поговорили с родителями мальчиков, и с ними самими. Постепенно вопрос решили. Никто больше Колю не обижал. Но и друзей у него почти не было.
С тех пор стал он задумчив и замкнут. Учёбой мало интересовался, занимался вполсилы, лишь бы не приставали.
А на родительских собраниях учителя обо всех учениках разное говорили, только о Коле всегда одно:
- Коля... а что Коля? Коля у нас рисует. У него во всех тетрадях, кроме лошадей ничего нет.
Со временем в росте он немного догнал своих одноклассников. Сравнялся с середничками. Но всё же остался намного ниже своих сестёр.
А в год, когда закончил Николай школу, заиграла по телевизору классическая музыка, и, слушая новости, произнёс отец задумчиво новое и непонятное слово:
- Вот дождались, мать. Путч у нас, слышь?
- Чего? - не поняла Екатерина.
- Вспучило!
***