Как-то не о чём писать. А может, и объективно зря она была, вся моя писанина. Если при жизни она мало кому понадобилась (а я старался, как мог, её продвинуть), то после смерти и вовсе мала вероятность. Сколько мне осталось жить? – Наверно же немного.
Я, вот, дошёл до степени, когда спокойно переношу день без писания (или обдумывания для писания). Так живёт большинство. И вот и я так зажил – нормальной жизнью простого продолжения рода.
Хм. Смутно, но помню, как я – сколько-то лет назад – испугался просто от забрезжившей перспективы перестать писать.
Раз уж я про продолжение рода… Мне не удалось продолжить фамилию. Сын аутист, и никакой женщине не нужен. (Он нужен только мне.)
Зато у дочки моей 7 детей.
Старшая внучка лет 10 назад – дочка сказала – вдруг озадачиласть желанием иметь двоюродных братьев и сестёр. То есть надо ей стало как-то сына моего женить. А как, если их семья живёт в другом городе? Этот вопрос я задал себе и понял, что решать проблему надо мне. – Но как?!
А со мной часто бывает: как только я задаю себе трудный вопрос – каким-то образом всплывает в голове ответ. Вот и тогда, когда он у меня всплыл – а я возвращался с вечерней прогулки к морю – мне вспомнилось, что вчера я на набережной видел девушку, на которую обратил внимания год назад на набережной же. Она огромная, а мне такие нравятся. (И жена моя покойная была большой, хоть меня всё же не выше. И мой сын огромный, его наверно, полгорода заприметило – за величину.) Они – пара, подумал я. Оставалось только ещё раз её встретить.
Я уже сейчас не помню, назавтра или когда, - вскоре, - но я её таки встретил. – Она шла, как и положено молодёжи, смотря в мобильник, на море, я же шёл с моря. Мне из-за её увлеченности пришлось встать на пути, чтоб она остановилась и обратила на меня, старика какого-то, внимание. И произошёл приблизительно такой разговор:
- Извините, пожалуйста. Вы год назад, в августе не ходили ль какое-то время каждый вечер на набережную смотреть закат солнца?
- Ходила?
- А потом вы на год исчезли. И только позавчера я вас опять увидел там бегущей вдоль набережной. Это были вы – было темновато?
- Да.
- Значит, я вас узнал и в сумерках… Но не буду тянуть. У меня вам предложение. Выходите замуж за моего сына. Он большого роста и красавец.
- Но я учусь. Мне рано замуж.
- Это не спешное дело.
- А почему вы ему ищете жену?
- Он не умеет знакомиться. Но зато он верный человек. Никогда вам не изменит. А от вас надо очень мало: сначала познакомиться со мной.
- Лолита (видимо соврала она, как это запахло впоследствии; ей надо было просто как-то от меня отделаться).
- Очень, приятно. Семён.
- Очень приятно.
- Я лишь прошу разрешения при следующей встрече, если вы продолжите прогулки к морю, проводить вас. Как получится: к морю или наоборот.
Не помню, кажется, она согласилась. Но всё сделала, чтоб мне не удалось больше её остановить.
А почему я это вспомнил сейчас? – Потому что я тогда задумался: а чем я её могу заинтересовать? И придумал, что лучше всего тем, что меня самого наиболее волнует. А тогда меня наиболее волновал мой испуг от того, что я исписался. – И я принялся прикидывать, как этот изыск – испуг – можно интересно преподнести.
И вот лет 10 спустя я уже не боюсь.
И вспоминается мне время, когда будущая жена, Наташа Гойхман… Вернее, как я женихался на расстоянии 2000 км. Нюанс вспомнился, имеющий отношение к смыслу жизни. Начало единственного её стихотворения, сочинённого мне и посланного по почте (она к тому времени, вообще-то, уже завязала с лирическим стихосложением):
Такой покой в моей душе,
Что ты его, конечно, слышишь.
Мне оно кажется очень поэтичным. Восемь о… И четыре ч-ш… Тишина бархатной южной ночи, когда она это сочиняла.
Душа с душою говорит. Об очень глубоком. (Сейчас расскажу, о чём.)
Это она мне написала через год после знакомства. Она умом считала, что она меня не любит, а просто мы идеально подходим друг другу. И слова «люблю» я от неё не слышал. Да и ни от кого не слышал (как насмешка – до 68 лет, когда в меня влюбилась женщина на 10 лет младше, но всё равно старушка, которой я потому не мог ответить взаимностью). Так что жизнь прожил и взаимной любви не знал.
А сегодня я вдруг подумал, что это у неё, Наташи, была такая любовь – тихая.
Она была воплощением энергии. Буря и натиск. Её мама по-плохому её называла «экспансивная позёрка». Объективно же достаточно сказать, что она была в числе зачинателей всесоюзного движения «По местам боевой славы». Потом туда присоединили: «и трудовой». Эта компания (меня с ними не было) мечтала жить коммуной. Если не в одном доме, то в соседних домах. Даже и земля им в Крыму светила. Но их заводила женился, а потом устроили семьи и остальные, и затея лопнула. А Наташа осталась одна без семьи. И со мной ей светило омещаниться, как и всем. Оттого она и сочинять перестала как раз ко времени моего появления на её горизонте. Обо мне она сразу стала мечтать, как о спасителе на поприще романтизма. Я же оказался не тот. И она всё никак не могла мне сказать «да», видя, что я, хоть и идеалист, но не настолько, насколько она, догорающая уже звёздочка, хотела. И вот ей полтора года понадобилось, чтоб решиться. А через год после знакомства, - перед очередной поездкой ко мне, - её озарило на миг прелестью тихой жизни со мною – жизнь мещанами.
Она, наверно, зазавидовала мне через 30 лет после замужества…
Я ей на день рождения подарил разбор её давнего стихотворения мне, вот этого. А она этот разбор зло высмеяла (я аж его уничтожил). – И правда. Что были ей мои разборы художественных произведений, в хорошую минуту ей нравившиеся, рядом с тем, что она свою раннюю молодость прожила, как художественное произведение. Особенно обидно ей, наверно, было в глубине души, что я, отказавшись с нею после свадьбы завербоваться на Север или в Сибирь, её романтическую жизнь погубил в мещанстве, а сам, получается, мещанином не стал, раз бо`льшую её часть отдал, - как раз после свадьбы, - красно говоря, науке об искусстве. Даже если это лженаука объективно окажется. У меня это был полёт, а у неё со мной…
Но это было у неё минутное. Она была очень добрая.
За несколько минут до смерти она попросила её поцеловать. Благодарила меня за ту тихую жизнь, какую она со мной прожила.
Может, она – такая – меня вот так, тихо, любила всё же.
Я вот, тоже, вроде, перестал претендовать на открывание художественного смысла чего-нибудь, и – прощаюсь.
Можно жить просто. Не смерть же это.
28 октября 2023 г.
