Из автобиографии Александра Осиповича Дюгамеля
Еще до моего прибытия в Петербург (1837) я узнал, косвенным путем, что Император (Николай Павлович) назначил меня своим представителем при тегеранском дворе на место графа Симонича (Иван Осипович). Вскоре после моего приезда, Император соблаговолил принять меня в аудиенцию, во время которой Его Величество обрисовал в общих чертах образ действия, которого я должен был держаться в отношении к персидскому правительству, и я считаю моим долгом привести от слова до слова разговор, происходившие по этому случаю между мною и Императором.
Император: - Как ваше здоровье? Как вынесли вы египетскую жару и затем переезд в наш северный климат.
Я: - Вообще, Ваше Величество, я чувствовал себя хорошо; климат в Египте недурен; однако, в конце концов, он расслабляет физические силы.
Император: - Что скажете вы мне о будущности Египта?
Я: - Я считаю будущность этой страны необеспеченной. Ибрагим (Паша) - человек здравомыслящий, и что бы о нем ни рассказывали, я считаю его вполне способным продолжать дело его отца; но, к несчастью, его здоровье совершенно расстроено, его смерти можно ожидать со дня на день, а все остальные сыновья Мегмета-Али (Мухаммед Али Египетский) слишком молоды, и страна слишком мало с ними знакома, так что они едва ли будут в состоянии взять в руки бразды правления.
Император: - Стало быть, вы допускаете, что после смерти Мегмета-Али и Ибрагима Египет может распасться на части. В таком случае, не сделается ли он добычею французов или англичан?
Я: - Я думаю, что соперничество между Францией и Англией никогда не допустит ни одну из этих стран до завладения Египтом. Эта страна, вероятно, снова подпадет под владычество Порты, если какая-нибудь доселе неизвестная нам личность не вздумает снова разыграть в свою собственную пользу роль Мегмета-Али.
Император: - Между Египетским населением, не заметно ли желания возвратиться под владычество Порты?
Я: - Нет, Ваше Величество. Египтяне до того отупели, что не в состоянии иметь какое-либо мнение. Но в Сирии совсем другое дело. Так как жители этой провинции ничего не выиграли от перемены повелителя, то они сожалеют о том, что когда-то желали египтянам, и я полагаю, что турецкая армия нашла бы там приверженцев.
Император: - А для которой-нибудь из христианских держав есть ли какие-нибудь вероятности удержаться в Сирии? Ведь коли Турция развалится, кому-нибудь из нас придется завладеть святыми местами, так как оставлять их в руках мусульман крайне неприлично.
Я: - Я полагаю, что христианская армия нашла бы слабую поддержку в Сирии, потому что мусульмане там в огромном большинстве и никогда не будут равнодушно смотреть на утверждение христиан в самом сердце Азии. Различие религий создало в этом отношении пропасть между азиатами и европейцами, и та христианская держава, которая взялась бы управлять мусульманским населением, встретила бы самые серьёзные препятствия.
Император: - Победы Паскевича (Иван Федорович) в Малой Азии отозвались ли чем-нибудь в Египте и в Сирии?
Я: - Что касается Египта, то страна слишком отдалена от театра войны; но в Сирии взятие Эрзерума произвело впечатление.
Император: - Боялись нас, или желали нам успеха?
Я: - Я полагаю, что боязнь была преобладающим чувством.
Император: - Однако, Мегмет-Али, должно быть, рассчитывает в некоторых случаях и на нас.
Я: - Без всякого сомнения. Он всего больше боится Англии, которая может сжечь его эскадру, лишь только этого пожелает. Относительно этой державы он находится в таком же положении, как "между молотом и наковальней ", так как ему грозит со стороны Индии такая же опасность, как и со стороны Средиземного моря.
Я полагаю, что Мегмет-Али всего больше расположен к Франции, которая всегда относилась к нему доброжелательно; но поддержку со стороны России, по причине нашего влияния на Порту, он без сомнения предпочел бы всякой другой, так как она была бы для него и самой безопасной, и самой полезной.
Император: - Вам, вероятно, известны мои намерения относительно вас?
Я: - Да, Ваше Величество; мне сообщил их вице-канцлер (здесь Карл Васильевич Нессельроде).
Император: - Вам предстоит прекрасная роль в Персии. Вы должны держаться там прямого и откровенного образа действий и пользоваться тем влиянием, которое принадлежит нам по праву, но при этом не становиться в неприязненные отношения к англичанам.
И у нас и у англичан одни и те же интересы в Персии. И мы, и они желаем сохранить теперешний порядок вещей и укрепить, насколько это будет возможно, правительственную власть для того, чтоб предотвратить распадение персидской монархии, которое имело бы последствием множество затруднений.
Англичане, надо в этом сознаться, - дурно себя вели в последнее время. Так, например, они хотели завести консулов в портах Каспийского моря, тогда как по трактатам это право принадлежит одним нам. Впрочем, у англичан нет никаких торговых интересов на Каспийском море, и заведение их консульств в этой стране не имело бы иной цели, кроме заведения интриг.
Поэтому персидское правительство ничего не хотело об этом слышать, а мы также этому воспротивились. Вот тот пункт, в котором вы никогда не сделаете уступок; но, помимо этого, я желаю, чтоб вы жили в самом добром согласии с английской миссией. Мешайтесь как можно меньше во внутренние дела страны, а если к вам обратятся за советом, - отвечайте то, что вам подскажет ваша совесть, то, что вы найдете полезным для страны.
Вот приблизительно те инструкции, которые я могу вам дать, так как всех случайностей предвидеть невозможно. Управление в Персии гнусное. Теперешний шах (Мохаммед) имеет перед собою будущность, так как он молод; но с другой стороны, он невежественен, очень жесток и подчиняется влиянию каждого. Все это, как вы видите, не обещает хорошего.
Экспедиция против Герата была предпринята вовсе не по нашему желанию; но когда нам сказали, что дело идет о наказании мятежников, мы отвечали, что их следует наказать. Англичане воображают совершенно противное; они полагают, что наше влияние сказывается во всем, что происходит на Востоке, и вы должны доказать вашим откровенным образом действий неосновательность этих нелепых поклёпов.
Я: - Но, Ваше Величество, ведь не одной Персии грозит распадению; к несчастью, весь Восток находится в таком же положении.
Император: - Это правда, и я искренно об этом сожалею, потому что я поступаю добросовестно, между тем как иные, быть может, этому радуются в надежде извлечь какие-нибудь выгоды из такого порядка вещей. Действительно, ничто так не соответствует выгодам России, как бессилие, в котором находятся в настоящее время Турция и Персия.
Вам, вероятно, известно, что в Персии есть батальон, составленный из русских перебежчиков. Когда я посетил Закавказские провинции и эмир Низам (Амир Кабир) приехал ко мне с приветствиями вместе с сыном шаха, я потребовал выдачи этих дезертиров и объявил, что если мое требование не будет исполнено в течение шести месяцев, моей миссии приказано будет выехать из Тегерана.
Эмир Низам сам говорил мне, что число этих перебежчиков доходит до двух тысяч. С тех пор этот батальон как будто растаял, так как речь идет уже только о 400 солдатах; очень может быть, что когда наши дезертиры узнали, что я требую их выдачи, ими овладел страх, и они разбежались.
Нет ничего удивительного в том, что дезертирам удается укрываться и избегать правительственного надзора в стране, так дурно управляемой как Персия; но я не хочу, чтоб из них составляли под самым нашим носом правильно организованные отряды, которые могут служить поощрением и приманкой для всякого солдата, который вздумает дезертировать.
Мы в скором времени получим известие или о том, что персидское правительство исполнило моё требование, или о том, что наша миссия выехала из Тегерана согласно с данными мною приказаниями. Если наши дезертиры будут нам возвращены, вам придется наблюдать, чтобы впредь не могли быть организованы подобные отряды.
Я: - Я от кого-то слышал, что этот батальон из дезертиров всегда считался ядром персидской армии.
Император: - Конечно. Их называют "непобедимыми". Ими командует бывший унтер-офицер Черниговского полка, поселившийся в Персии более двадцати лет тому назад, женившийся на персиянке и известный под именем Самсун-хана (Самсон Яковлевич Макинцев (Маканцов)).
Теперь вам приблизительно известно, в чем состоят мои инструкции. В заключение я вам скажу, что я был доволен и очень доволен тем, как вы исполнили вашу задачу в Египте, и я надеюсь, что вы будете точно также держать себя на новом месте, на которое я вас назначаю.
Я: - Ваше Величество, я постоянно буду стараться оправдать ваше доверие.
Император: - В этом я уверен. Прощайте, до свидания.
Здесь я считаю нужным возвратиться к предшествующим событиям, как для того, чтоб выяснить отношения, существовавшие до того времени между Россией и Персией, так и для того, чтоб познакомить читателя с теми важными затруднениями, который возникли между тегеранским двором и британским правительством и устранение которых было главной задачей моей миссии.
Еще в царствование Петра Великого, лежавшие вдоль берегов Каспийского моря персидские провинции перешли под владычество России; но впоследствии эти провинции были переуступлены Персии, и только с первых годов текущего (XIX) столетия, после того, как владычество России утвердилось на юге от Кавказских гор, наши сношения с Персией становились все более и более частыми.
Но в этих сношениях не было ни искренности, ни доброжелательства, так как тегеранский двор постоянно заявлял притязания на верховную власть над Грузией, Мингрелией, Имеретией и в особенности над мусульманскими ханствами, находившимися на южном склоне Кавказских гор.
Недовольные и перебежчики из наших Закавказских провинций находили гостеприимное убежище при дворе шаха и отравляли отношения между Россией и Персией, границы которых к тому же не были с точностью установлены.
В первые дни царствования императора Николая, князю Меншикову (Александр Сергеевич) было приказано отправиться к шаху, чтоб уведомить его о вступлении Его Величества на престол и чтоб миролюбиво уладить пререкания, беспрестанно возникавшие на границах двух держав.
Но в то время, как князь Меншиков исполнял поручение, которое было возложено на него "из вежливости" и имело целью упрочить дружественные отношения между двумя соседними государствами, персы, с беспримерным вероломством и без предварительного объявления войны, неожиданно напали на принадлежащую империи территорию, в безрассудной уверенности, что никакая сила не будет в состоянии устоять против непреодолимого мужества тех варваров, из которых они незадолго перед тем организовали регулярную армию под руководством английских инструкторов.
Несмотря на то, что мы не ожидали этого нападения и не были приготовлены к войне, успехи персов были незначительны. Паскевич, заменивший генерала Ермолова (Алексей Петрович) в главном командовании Кавказской армией, выступил против неприятеля со всеми находившимися под рукой военными силами, напал на персов близ Елисаветполя и разбил их наголову. Затем он приступил к осаде Эривани, считавшейся одним из оплотов персидской монархии и принудил эту крепость сдаться на капитуляцию.
Паскевич не ограничился этими первыми успехами. Армия, которой он командовал, была немногочисленна, но она была воодушевлена воинственным пылом и рвением. Он в свою очередь перешёл Аракс, вторгнулся в Адербейджан и занял Тебриз.
Эти быстрые и блестящие успехи совершенно смутили шаха и его министров и принудили их просить мира во избежание новых несчастий. Переговоры открылись в Туркменчае и сначала велись медленно, но наконец, мир был заключен 22 февраля 1827, и этот мирный договор до сих пор служит руководствами для наших сношений с Персией.
Вскоре после того, случилось неожиданное и пагубное происшествие, от которого война едва не возгорелась вновь: фанатическое население умертвило в Тегеране русского уполномоченного Грибоедова (Александр Сергеевич) и всех членов дипломатической миссии.
Эта катастрофа была отчасти вызвана надменными образом действий и непомерной требовательностью нашего уполномоченного, который постоянно обнаруживал желание унизить шаха и его министров. Чаша была полна, и было достаточно одной капли, чтобы она переполнилась через край.
Этой каплей было повелительное требование выдать нескольких женщин, которые были русскими подданными и которых персы увели в плен во время своего нашествия, а затем разместили по гаремам высших сановников. После раздражительных переговоров, эти женщины были нам возвращены.
Что тогда произошло в помещении посольства, никому неизвестно; но положительно верно то, что те самые женщины, "цепи которых мы хотели разорвать", сожалели о своем "мнимом рабстве". Выйдя на террасу дома, в котором жил Грибоедов, они огласили воздух своими отчаянными воплями. Образовавшееся вокруг дома сборище увеличивалось с каждой минутой, и народная толпа, страсти которой были раздражены до крайности, кончила тем, что устремилась на убийство.
Несмотря на сопротивление нескольких казаков, состоявших на службе при нашем уполномоченном, его дом был разрушен до основания; чернь жаждала крови, и ни один человек не спасся от общей резни.
Кажется несомненным, что правительство шаха не было совершенно безучастным в этой народной демонстрации; но оно едва ли желало заходить так далеко и было поставлено в затруднительное положение тем, что совершилось на его глазах.
Шах послал одного из своих внуков, Хозрева-мирзу, в Петербурга с поручением передать его извинения и выразить глубокое сожаление о совершившейся в Тегеране печальной катастрофу. У нас сделали вид, будто находят достаточным такое призрачное удовлетворение, потому что не желали иметь на руках в одно время две войны (здесь шла война с Турцией).
В мусульманских странах восшествие каждого нового монарха на престол всегда сопровождается, благодаря многоженству, смутами и политическими потрясениями. Перспектива таких потрясений была тем более тревожна для Персии, что у Фетх Али-шаха было несколько сот детей. По его желанию, Россия и Англия признали его преемником Аббаса-мирзу, который не был самым старшим из его сыновей. Но, вследствие непредвиденной роковой случайности, Аббас-мирза умер прежде своего отца, и эта преждевременная смерть снова подняла уже решённый вопрос.
Однако, так как и Россия и Англия были одинаково заинтересованы в том, чтобы в Персии не возникла анархия, то эти две державы условились возвести на престол, после смерти Фетх Али-шаха, старшего сына Аббаса-мирзы, Магомета-мирзу, который, благодаря этому соглашению, и наследовал без всяких препятствий своему деду под именем Магомета-шаха, несмотря на то, что у него было множество соперников в дядьях его, воображавших, что они имеют одинаковые с ним, или даже более веские, права на престол.
В то время уже все убедились в том, что для обеспечения внутреннего спокойствия и порядка в Персии необходимо, чтобы кабинеты лондонский и петербургский, заинтересованные более всех других делами этой страны, держались одной и той же политической системы, и это убеждение считалось нашим кабинетом за аксиому.
Поэтому, только вследствие исключительных обстоятельств и вследствие того, что в Тегеране был русским уполномоченным человек, державшийся идей, который были совершенно противоположны нашей традиционной политике, возникло то положение вещей, которое я нашёл, прибыв в Персию.
