Остальные главы здесь
Мы с капитаном вышли на платформу железнодорожной станции. Поезд уже ждал нас, а мы ждали коллегу капитана, который, как выяснилось в последний момент, тоже должен был ехать с нами в городок моего детства.
– Почему ты не сказал, что мы поедем не одни? Зачем он нам?
– Это мой коллега технарь. Он поможет наказать твоего обидчика.
– Как?
– Я же сказал, что объясню тебе всё в своё время.
– Послушай, я должна понимать, что ты хочешь сделать! Я не желаю насилия и ещё больших проблем!
– Никто не говорит о насилие, если только не о его над тобой, что уже в прошлом! Мы уничтожим его более цивилизованным способом. Сейчас подойдёт мой товарищ и, если он подтвердит, что всё готово, то вскоре я расскажу тебе о наших планах.
– Я не уверена, что хочу всего этого сейчас!
– Ты хочешь отомстить?
– Я поклялась об этом на крови потерянного плода.
– Тогда имей терпение!
Должна добавить, лейтенант, что капитан уже несколько дней как был в отпуске и всё это время занимался исключительно переделкой бизнес–плана для своего кинологического центра. Всё дело в том, что чиновник, что должен был дать добро на открытие центра, отказал ему и его партнёрам по причине слишком завышенной субсидии, на которую они подавали. Чтобы воплотить свою идею в жизнь, мой скупой избранник должен был раскошелиться чуть больше остальных, иначе ему бы пришлось разделить трон правления с подполковником и юристом, а он желал оставаться единственным господином царства собачьих. Тем не менее, оба партнёра имели право на свой процент от будущей прибыли учреждения, ведь и они вносили не хилую сумму на реализацию проекта. Изначально центр кинологии задумывался как государственный объект, но ныне вырисовывался как полу–частный. Я не вдавалась в подробности, а капитан и не делился ими со мной, считая, что моих познаний в юриспруденции не хватит, чтобы понять всю сложную схему их плана. Так вот необходимость вложиться крупнее в свой центр ужасно нервировала моего мужчину, и разговаривать с ним о чём–то другом было просто невозможно. Раздражённый и легко воспламеняемый, он просто «рявкал на меня», сетуя, что я мешаю ему думать.
До осени ещё было время, и я не торопилась говорить о свадьбе, но постоянно думала о ней. Я вовсе не была уверена, что стану счастливее, выйдя за него замуж. Как бы странно не звучало, но меня устраивало наше незарегистрированное сожительство. Я уже неоднократно повторяла, что чувство дискомфорта рядом с капитаном всегда сопутствовало моей любви к нему. И именно официальная свобода давала мне уверенность в том, что я в любой момент смогу уйти. С другой же стороны, мне, как любой 20–летней девчонке хотелось быть женой офицера. Это звучало гордо и тоже дарило чувство стабильности, только иное. Оно заключалось в том, что он бы меня не бросил на произвол судьбы. Вопрос стоял ребром: какую из стабильностей мне выбрать?
«На твоём месте я бы ему пока отказала! – посоветовала мне Отвёртка в разговоре по телефону. – Если он искренне любит, то итак не оставит тебя. А если нет – даже будучи женатым, расторгнет брак. Делай так, как удобно самой! Если не хочешь официальных отношений, то оставайся вольной пташкой!»
Подруга, безусловно, была права, но на тот период жизни, капитан имел на меня сильное влияние, и под его авторитетом и властным нравом, я прогибалась как дитя перед строгим родителем. Другими словами, я боялась ему отказать и стеснялась сказать об этом Отвёртке или кому–либо другому. Такое вот странное чувство тревоги внутри. Не потому, что капитан меня бы тот час бросил, а просто потому, что не могла сказать ему «нет».
– Вы испытывали страх перед ним?
– Скорее, какую–то панику от того, что отругает. Казалось бы, могла и не обращать внимания на его упрёки, но, как я и сказала, доминантная натура капитана давила на меня психологически, заставляя волноваться о его реакции на мои действия. Но он был деспотичен не всё время, порой его ласка, забота и добрые слова заставляли меня забыть о негативе в отношениях. Наверное, будучи мужчиной, ты не поймёшь меня, мой милый.
– Предположу, что это сродни отношениям между рядовым и старшиной, где военная субординация не позволяет воспротивиться приказу, и даже после службы, дружественное общение между этими двумя всё так же подсознательно иерархично.
– Вроде того, лейтенант, – снисходительно улыбнулась майор.
Так вот, накануне запланированной поездки в мой городок, капитан со всей серьёзностью усадил меня за стол и заставил рассказать абсолютно всё, что было связано с моим прошлым. Я поведала ему свою историю с самого начала: с родителей, с побега к молодому фермеру, и плавно перешла к отношению мерзавца ко мне, к измене, к насилию. Я рассказала, как пчеловод приютил и защитил меня, как был добр ко мне, как заболел…
Майор смахнула вновь покатившуюся по щеке слезинку.
Затем была часть о беременности, о подонке–сержанте, о сплетнях, из–за которых мне отказывали в работе на других фермах, о позоре, что испытала и о потере своего дитя.
Мой мужчина слушал внимательно, не проявляя каких–либо ярко–выраженных эмоций. Лишь пульсация вен на висках и стиснутые накрепко скулы говорили о том, что он осуждал действия фермера до внутреннего гнева. Человек с военной выдержкой он редко давал чувствам внешнее проявление и больше переживал про себя.
Итак, вернёмся к вокзалу, куда за 10 минут до отбытия поезда подошёл его улыбающийся коллега. Это был ничем не примечательный мужчина средних лет в оптических очках. Профессия техника безупречно подходила его внешнему виду. Низкорослый и хлюпенький он тащил рюкзак за спиной и тянул двухколёсную тележку с огромным ящиком, закреплённым лямками на ней.
– Приветствую, у меня всё готово! – протянул он капитану руку. – Здравствуйте, прекрасная леди! – вежливо улыбнулся он мне.
– Добрый день! – ответила я, и прошла вперёд к контролёру, проверявшему билеты на перроне.
– Это она? – услышала я диалог мужчин за спиной.
– Да, это моя девушка! – ответил капитан.
– Ты объяснил ей, что надо делать?
– В дороге и расскажем.
Мы двинулись в путь в уютном купе на четверых. И хотя приятный стук колёс по рельсам и лёгкий ветерок, свистящий в окно создавали ощущение спокойствия, мне было беспокойно на душе. Ехать было недолго, часа четыре. Коллега капитана завёз тележку с ящиком в купе и, заметив мой наблюдающий взгляд, пояснил:
– Это дорогостоящая аппаратура! Я не смог сдать её в багажный отсек!
– И зачем она нам? – перевела я вопрос на любимого.
– Мы сняли фургон в том городке, куда направляемся. Прослушивающую технику, что товарищ взял с собой, мы расположим в том автотранспорте. Ты же наденешь скрытый микрофон, передающий сигнал моему коллеге, и отправишься к фермеру. Я разобрал план местности и в точности определил, где следует остановить фургон, чтобы сигнал не пропадал, и чтобы быть, как можно ближе к его дому.
– Я не очень улавливаю план, – настороженно сказала я.
«Выйди–ка на пару минут!» – попросил капитан технаря, а затем продолжил разговор со мной:
– План очень прост! Ты идёшь к фермеру домой и заводишь разговор о том, как всё у вас было: как он угрожал топором, толкал, ударил в живот, в результате чего ты потеряла ребёнка. Я набросал вопросы и фразы, которые ты ему скажешь, провоцируя на нужные ответы. Наша цель – его признание в том, что он плохо обращался с тобой и что по его вине у тебя случился выкидыш. Чем омерзительнее портрет фермера, тем краше наша запись!
– Ты в своём уме? Он же меня просто уничтожит на месте! Его нельзя выводить из себя! Это опасно для моего здоровья и жизни!
– Я знаю, что тебе страшно, но я буду близко и, если что случится, тут же защищу тебя.
– Зачем этот цирк? Ты ведь понимаешь, что нет ни свидетелей, ни заключения врача о выкидыше, да и что плёнку эту не примет ни один судья, ведь запись не была санкционирована судом, а писать человека без его ведома недопустимо по закону.
– Зачем нам суд? Он испоганил тебе жизнь, попортив репутацию. Мы сделаем то же самое! Отдадим запись в руки журналистов. У меня есть там отличные друзья, с удовольствием готовые приняться за работу!
– И что это даст?
– Малышка, ты не знаешь могущества прессы! Правильно используя материал, они способны уничтожить человека, настроив общество против него. Были случаи, когда на работе мы добивались суда, орудуя лишь догадками и журналистским профессионализмом. Ты – женщина, которую обидел мужчина, лишив ребенка, работы, жилья! Женщина, которая пошла служить, чтобы выжить! Людям такие истории нравятся. Они пожалеют тебя и сами накажут его психологическим давлением. А то глядишь и из дома выкурят! Людская ненависть – страшная сила!
– Ты хочешь опозорить меня публично? Ты хоть понимаешь через что я, как юная девушка, прошла? Все унижения, что я стерпела, всю боль от потерь! Ты хоть осознаешь, как сложно мне в этом кому–либо признаваться? Фермер был первым мужчиной, что поимел меня физически и морально. Он изменял прямо при мне! Он запирал меня! Он волочил меня в пижаме по земле! Он называл меня потаскухой! Он прогнал меня беременную, как паршивую дворняжку! И ты хочешь, чтобы я всё это заново пережила в диалоге с ним, а потом ещё и разрешила выставить плёнку во всеуслышание?
– Если желаешь отомстить, придётся пожертвовать гордыней и комфортом.
– Не таким путём!
– Мы уже едем, и я всё, между прочим, оплатил! Я договорился с репортёрами! Я выпросил оборудование из нашего отдела! Ты сделаешь всё как надо, и мы покончим с твоим прошлым! – он посмотрел мне прямо в глаза. – Просто доверься мне!
– Теперь ясно, почему ты рассказал мне о своей затее только в поезде! Свернуть-то мне теперь некуда!
Всю оставшуюся дорогу я размышляла о плане капитана, и он мне жутко не нравился. Причины я уже ему озвучила, и обсуждать больше было нечего. Мужчины говорили о своей работе, легко смеясь над чем–то непонятным мне. Я же была взволнована и раздражена. Стараясь не показать своих переживаний, я просто глядела в окно, на «пролетающие» мимо леса, поля и встречные поезда.
Добравшись до места, мы заселились в отель, находившийся прямо за вокзалом. Голодные с дороги, я и капитан отправились в центр города, найти закусочную подешевле, чтобы хоть чем–то замять чувство голода. Мой избранник считал, что итак сильно потратился и теперь нам надо было экономить пуще прежнего.
На главной площади я заметила мужчину, который со спины был очень похож на моего старшего брата, того самого, который покинул родительский дом чуть раньше моего «побега», удачно поступив в технический ВУЗ. Именно он мотивировал меня на то, чтобы покинуть домашнее рабство и начать жить собственной жизнью. Я до сих пор помню слова брата: «Ты не обязана терпеть, и не обязана остаться!».
Бросив капитана, я побежала вперёд, стараясь обогнать того мужчину. И да, это был он! Мой старший брат!
– Братец, ты ли это? – обняла я его за шею.
– Сестрёнка, как же я рад тебя видеть! Какая ты стала взрослая! – отошёл он на шаг назад, чтобы разглядеть меня получше. – Два года с хвостиком прошло, а от тебя ни слуха, ни духа! Куда пропала–то? Ну да что я с вопросами пристал! Пошли домой, расскажешь всё! С родными повидаешься!
– С родными? Ты что вернулся в родительский дом? – удивлённо спросила я.
– Понимаешь, одному мне было сложно в техническом ВУЗе. Ни друзей, ни знакомых, город чужой, люди чуждые. Приехал я после первого семестра погостить на каникулах у мамы, а она сказала, что ты сбежала и оставила её одну с младшенькими детьми. Я и остался ей в подмогу, да и дома спокойнее, чем в малопонятной обстановке.
Слова брата вызвали в моей душе глубокое разочарование. Я не могла поверить, что он оказался «тепличным растением», не выдержавшим смены почвы. За эти два года я через многое прошла. Я, как и он, находилась не в своей среде, только мой путь лежал не через ВУЗ, а через армию со всеми прилагающимися к ней удовольствиями. Зато я воспитала в себе силу воли, стойкость перед сложностями и внутреннюю дисциплину. Я выдержала испытания, которые выпали мне на долю. «Я до сих пор борюсь с ураганами, почти сбивающими с ног, но всё равно держусь из последних сил, не допуская мысли о том, чтобы вернуться в мамино гнездо» – думала я про себя. Я выросла, а он так и остался детиной! Хотя, возможно, что его отношения с матерью не были такими токсичными, как у неё со мной, вот и вернулся птенчик в родные пенаты.
– Ну, ты всегда был маминым любимчиком, хоть она и заставляла тебя пахать на семью. Неудивительно, что тебя приняли обратно!
– Она и тебя примет! Ты только прощения попроси! – вымолвил братец, некогда казавшийся мне идеалом мужчины, но в одночасье скатившийся до ассоциации с побитым щенком, вернувшимся в будку.
– Нет уж, спасибо! Я приехала всего на сутки по делам. А это мой жених! Он капитан Министерства Внутренних Дел, руководитель отдела по борьбе с наркотиками. У нас скоро свадьба! – гордо подняв голову, представила я своего избранника.
«Ой, простите! – пожал брат руку капитана. – Я не знал, что вы вместе!».
Возлюбленный надменно улыбнулся, не ответив ни слова, и по его улыбке я поняла, что он заслуженно повесил на брата ярлык непутёвого человека.
– А я уже женился! – вновь удивил он меня. – На твоей подружке, соседке, что жила в доме напротив. Привёл её к нам домой. Дочку с ней родил. Теперь живём все вместе. Она и нашей маме помогает, и за отцом, когда необходимо, смотрит. А я работаю на обувной фабрике и помогаю им всем, – без сомнений довольный своими буднями, похвастался брат.
– Ты хочешь сказать, что ты из собственной супруги рабыню материнскую сделал? – возмутилась я.
– Почему ты постоянно против мамы? Моя жена – её сноха, и как положено по дому помогает!
– Зная мамашу, я бывшей подруге не завидую!
– А ты где все это время была? В столице мужей искала? – обиженный за драгоценную родительницу, бездумно повторил он её же слова.
– За языком следи! – вступился за меня капитан. – Она служила, а не ныла в общежитие ВУЗа. А ты служил?
– Ты что, правда, служила? – рассмеялся брат, проигнорировав вопрос моего офицера. – Ты? Наша великая неженка?
– Представь себе! – рассердилась я на его смех. – А сейчас я перешла на второй курс в академии МВД, и вскоре я и мой будущий муж откроем собственное дело! – похвасталась я, желая поставить брата на место.
Он перестал смеяться и, поджав губы, восхищённо, но с горчинкой зависти в глазах, закивал головой:
– А дети есть?
– Детей пока мы не планируем! Сначала карьеру надо сделать, а уж потом рожать ребёнка! – разгневавшаяся на брата, бросалась я козырями, желая вызвать в нём чувство собственной ничтожности.
«Жестоко? Наверное, да. И, наверное, это был первый шаг к моей стервозности!» – ухмыльнулась майор.
Я и сама не знаю почему мне хотелось «раздавить» его, словно клопа. Он был ни в чём не виноват, если только в собственной слабохарактерности. Но обида и злоба за то, что я страдала эти годы, пока он прятался от тягостей мира за маминой юбкой, пускали яд в мою разгорячённую кровь.
– Ладно, нам пора! Передавай привет младшим братьям и сёстрам, коли помнят меня, и доченьку от тёти поцелуй! – искренне сказала я и, не дождавшись его ответа, взяла под руку капитана и горделиво двинулась вперёд.
– Подожди! – окликнул он меня. – Я про детей спросил… Просто тот фермер, с которым ты жила, растрепался по всей округе, что ты якобы спала с ним, а гуляла с сержантом, и от последнего понесла. Навязаться ему в дом хотела, чтоб он тебя с ребёнком содержал, да только он прогнал тебя, как … шлюху. Я и спросил, есть ли…
– Нет никакого ребёнка! Он со злости, что бросила его, подонка, наплёл на меня с три короба. А ты и повёлся!
– Нет, нет! Я… тебя–то рядом не было, чтоб опровергнуть слухи. Ты осторожней на улицах. Знакомые могут гадостей наговорить, не реагируй и не принимай близко к сердцу!
– Спасибо за заботу, братец! – распрощалась я с ним.
Вконец разъярённая, я вся горела от ненависти к фермеру, вспыхнувшей с новой удвоенной силой. «Расстались давно, а всё никак не успокоится!» – злилась я про себя.
– А язвить ты умеешь! – заметил капитан, когда мы свернули за угол.
– Покончим с фермером и сразу же уедем отсюда! – сказала я сама себе, и слова прозвучали как приказ, который я намеревалась исполнить.