Лена лежала с открытыми глазами. Палата тонула в вечернем сумраке. Предметы и вещи превращались из цветных в чёрно-белые. Лена старалась уловить границы этого превращения, внимательно вглядывалась то в один, то в другой предмет. И это единственное, чем был занят её мозг. Она ничего не помнила и не понимала где находится, лишь смущала тупая боль в спине и поэтому девочка старалась как можно меньше шевелиться. Вошла медсестра: пощупала пульс, потрогала голову, что-то положила на столик рядом с кроватью и вышла. Тишина. Девочка быстро стала проваливаться в сон.
Сперва он был мягкий и невесомый, а затем навалился, как тяжёлый зверь и стал душить кошмарами. Лена увидела близко перед собой "маман". Лицо Агафьи Алексеевны было бледным и жестоким. Она замахивалась на Лену тяжёлыми предметами, а та в свою очередь, пыталась скрыться, убежать. Она бегала по комнатам своего дома и везде наталкивалась на Агафью Алексеевну. Наконец она забежала в детскую и закрыла дверь. В комнате было светло и тихо. "Пусто, совсем пусто. Я убежала от неё", - пронеслась в голове спасительная мысль. Девочка почувствовала облегчение. Она кружилась по комнате в радостном танце и вдруг... лицо Георга. Оно медленно выплывало из туманной дымки. Вот уже постепенно стала проявляться и его фигура. Он стоял в дверях и целился в неё из револьвера. Глаза его были пустыми и холодными.
Лена дёрнулась изо всех сил на кровати и резкая боль насквозь пронзила её тело. Сон отступил, но глаза открыть было страшно. Вернулась память, а вместе с ней и тот ужас, который она пережила несколько дней назад. Но этих дней для девочки не существовало. Последнее, что она помнила - это лицо дяди, перекошенное от какой-то внутренней боли, его руку и дуло револьвера. Открыв глаза, она боялась увидеть тоже самое: свою комнату, Катю и Максимку, лежащих у окна на полу и, непременно ещё что-нибудь, очень страшное. В груди пробежал холодок и защипал сердце. Ресницы уже подрагивали и хотели разомкнуться, девочка крепче сжимала веки, закусывала губы, но не выдержав внутреннего напряжения, всё-таки открыла глаза. Детская комната, освещённая утренними лучами солнца, исчезла. Вместо неё появилась другая. Все предметы утопали в тёмных красках и были плохо различимы. "Ночь, - догадалась Лена. - Что это такое? Где я нахожусь? В чьём доме?" Девочка попыталась подняться. Нет, не возможно. Тело было непослушным, ноги, точно онемели. Она осмотрелась. Позади явно было окно. Оттуда шёл блёклый, синий свет, он отражался на многих предметах, но голову повернуть туда было так же не просто, как и пошевелиться вообще. Лена испугалась своего состояния, она лихорадочно искала в темноте, которая давила, хоть одну световую отдушину. Лена снова напряглась, упёрлась локтями в кровать и спина заныла сильнее, девочка обратно опустилась на подушку. Темнота угнетала всё больше и больше, казалось, она вот-вот раздавит сейчас своей густой массой и Лена тихонько и робко позвала: - Мама! - никто не отозвался, только где-то вдалеке послышался неясный шум.
- Мама! - позвала Лена громче. - Мама, мамочка!
От тишины и чёрной пустоты стало совсем не по себе. Из глаз потекли слёзы, горячие и солёные. Лена тихонько всхлипнула, потом повернула голову к стене и заплакала, вздрагивая всем телом. Она плакала, вытирала слёзы ладонями, немного успокаивалась и снова плакала. Влага заливала подушку, намочила ладони, дрожала невидимыми капельками на носу. А слёзы всё лились и лились.
В коридоре дежурная медсестра услышала всхлипы Лены и, подойдя к двери палаты, тихонько толкнула её. Медсестра вошла, включила свет и, увидев плачущую девочку, тут же побежала за дежурным врачом. Когда врач вошёл в палату, Лена немного успокоилась.
- Ну вот, лапушка, и проснулись! Как дела? - ласково спросил врач.
- Хорошо, - всхлипнув, ответила девочка.
- Что, тогда, ты плачешь?
- Не знаю! Мне страшно, - проговорила она тоненьким, тихим голоском.
- Ух ты, милый мой, страшно?
- Да! - Лена снова стала тереть глаза и громко всхлипывать.
- Теперь не надо бояться, Леночка, теперь всё страшное уже позади!
Лена вытерла глаза, внимательно посмотрела на доктора и медсестру.
- Мне не удобно, - произнесла она.
- Давай, я поправлю подушку. Пониже, повыше тебе сделать? - предложил дежурный врач.
- Повыше.
Врач поправил подушку, погладил Лену по голове.
- Где мама? - спросила она, вновь готовая расплакаться.
- Тихо! Только не плакать, - выставив ладонь вперёд, предупредил доктор. - Мамы здесь нет, это больница. Ей сюда нельзя. Вот выздоровеешь и тогда...
А, что тогда? Доктор запнулся. Но, боясь показать девочке своё замешательство, быстро переспросил:
- Скажи мне, Леночка, ты помнишь, как тебя сюда везли?
- Нет, не помню.
- А, что ты помнишь, самое последнее?
Лена немного помолчав, ответила:
- В меня стрелял дядя.
- Да, что ты?! Твой родной дядя?
- Да, папин двоюродный брат, - это Лена сказала без слёз, они ушли глубоко внутрь и, похоже, там в глубине заморозились.
- А потом, что было? - безжалостно допытывался врач.
- Меня больно обожгло и в глазах всё померкло. А что... со мной?
- Ну, что же, если интересно, я скажу. У тебя два пулевых ранения, тебя привезли сюда в больницу. Сергей Сергеевич, хирург, сделал тебе операцию, вытащил пули и теперь всё хорошо. Твои раны скоро заживу и ты встанешь на ноги. А пока, придётся немного полежать. Ты не против?
- Но, я слышала, что он один раз стрелял, почему же две пули?
- Второй раз он выстрелил, когда ты, видимо, потеряла сознание, вот ты и не слышала. А по факту пуля только одна, хоть и было два выстрела и ранений у тебя тоже два... Вторая пуля прошла навылет.
- Зачем, зачем он так? Зачем?! - Лена выкрикивала эти слова и чувствовала, как в груди плавятся застывшие слёзы. Вскоре они бурным потоком снова хлынули из глаз.
- Девочка моя, лапочка! - уговаривал её врач. - Об этом мы с тобой подумаем и поговорим завтра, а сейчас пора спать. Спать! Там, за стеной, тоже лежат больные, к тому же взрослые люди. Они сейчас услышат тебя и проснутся, а им нужен покой, как и тебе сейчас. Лучшее лекарство - это сон! Во сне люди быстрее выздоравливают.
Лена поплакала ещё чуть-чуть и успокоилась.
- Только свет не гасите, - попросила она.
- Хорошо, Леночка, спи со светом!
С этими словами врач и медсестра, всю беседу стоявшая рядом, вышли из палаты.
- Уснёт, тогда погасите, - обратился врач к дежурной медсестре.
Она кивнула головой и снова села за свой стол. Время от времени она поднималась и тихонько заглядывала к Лене и вскоре, убедившись, что девочка спит - погасила свет.
Жуков и Анисимов занимались сейчас установлением личности того человека, который приходил в городскую больницу и интересовался Вознесенскими. Кто он? Кем был прислан? С какой целью? И какие последствия могут быть в результате его визита?
Анисимов прискакал в Каменку на высокой белой кобыле. Он быстро отыскал дом Дуньки Григорьевой и вошёл во двор. Высокая, сухая женщина кормила кур. Она резко повернулась в сторону вошедшего Ивана.
- Дома он. Вы за ним? - грубым, хриплым голосом проговорила она.
- Кого вы имеете в виду? - растерялся Анисимов.
- Ясно кого, тюремщика энтого, Осипа.
- Во первых, здравствуйте! А во вторых - какой он вам тюремщик? Он такой же гражданин, как и мы с вами.
- Гражданина нашёл, - буркнула она, скользя глазами по красным петлицам.
- Можно пройти в дом?
- Пожалуйста, проходите...
Осип сидел за столом и ел картошку в мундирах. Дуня доставала из печи чугунок со щами. Это была темноволосая девушка с крупным носом, пухлыми губами, тонкая в талии, гибкая и прямая. Иван остановился в дверях, окинул взглядом присутствующих и поздоровался.
Осип поднял на него глаза и... замер, крепко зажав в пальцах горячую картофелину.
- Осип Михайлович, у меня к вам дело. Где мы можем поговорить?
Осип выскочил из-за стола так, что опрокинул табурет, на котором сидел. Дуня так и не вытащила чугунок, она стояла у печи красная, как рак, прижав руки к груди. Иван уловил её состояние, позвал жестом Осипа и вышел за дверь. Осип, не долго думая, схватил с гвоздя картуз и бросился туда же.
Когда Осип с Иваном шли по дороге от дома Григорьевых, жители Каменки провожали их долгими, сочувствующими взглядами, позади слышалось:
- Глянь-ка, Осипа ведут! Небось опять в кутузку посадят?
- Приняла Дунька на свою шею.
- А ты попробуй без мужика-то в доме поживи!..
Осип сгорбатился, втянул голову в плечи и старался по сторонам не смотреть.
Выйдя за деревню, Иван и Осип устроились у старого, забитого колодца.
- Ну вот и ладно! На свежем воздухе потолкуем, - сказал Иван.
Осип, ошарашенный приходом Анисимова, никак не мог прийти в себя. То, что его не арестовывать пришли - это определённо. Но тогда зачем? Неужто брат объявился? Он часто моргал глазами и ждал, что скажет ему Иван.
- Удивился, наверное, почему так быстро нашли тебя? - спросил Иван.
Осип пожал плечами.
- Да, где же тебя искать-то ещё, как ни здесь?! Это я усёк ещё тогда. Думаю, некуда больше Осипу идти, сюда, разве только. Но вот сомнения были насчёт того, примет тебя Дуня или нет...
- Приняла, - улыбнувшись, произнёс Осип и опустил глаза.
- Я вот, что у тебя спросить хочу... К брату твоему ведь многие тогда из "бывших" заходили. Ты, помнится, говорил, что Вознесенского видел, Георга. А Мухина, такого знаешь?
- Ну, а как не знать, он у нас в деревне жил!
- А Королько, Никита Королько? Знаешь такого?
Осип напрягся, сморщил лоб, видимо, прокручивал в памяти всех, кого знал и кто был близок его брату.
- Что-то... вроде бы, не могу припомнить, - виновато произнёс Турков.
- Ну, Никита, рыжий такой?!
- Рыжий... Ах, да! Во двор, помню, с Мухиным к нам заезжали. Я ещё спросил, почему в такую рань? Брат на меня цыкнул, а сам с ним долго разговаривал. Потом я понял, они вроде, к Лебедеву подались. А почему Ефрем не поехал тогда с ними - не скажу, не знаю.
- Так ладно, а больше ты никого не помнишь? В те дни перед налётом на Зорино, никто к вам не заходил?
- Да, как будто никто...
- А вот, не помнишь ты человека, с такими приметами - молодой, высокий, волосы светлые, глаза болотного цвета, тонкие губы, большой рот, нос с горбинкой. Особых примет, нет, пожалуй, держит себя по интеллигентному.
Турков помолчав немного, сказал:
- Антилигентов, вроде не припомню таких... Но вот по виду, как ты описываешь, одного припоминаю. Был у нас такой - сын пана Народицкого. Тоже белявый и рот большой, глаза, как будто тёмные, но какого цвета, уж не знаю. Высокий, крепкий такой...
- Сын Народицкого?!
- Да!
- У Народицкого, разве, был сын?
- А как же, был, и дочь была. Только она уж давно замуж вышла и уехала отсюда, а сын при нём оставался. Он помоложе меня годов на пять будет. Хорошо его помню. У них дом был в Зорино, хороший, большой...
- Так, похожь, говоришь?
- Да, вроде того!..
- А потом, куда он делся, его сын?
- Не знаю. После того, как деникинцев выбили отсюда, ваши пришли - и сам пан и сын его исчезли куда-то. Заимка, вроде их сгорела, ан нет оказалось! Ведь на заимке на той банда была.
- Ну, да! На заимке. Значит, и он тогда вместе с Георгом с той заимки улизнул, - произнёс Иван сам для себя вслух, негромко.
- А что и Георгий Степанович убёг?
- Да, представь себе! И он, и твой братец, и Мухин с рыжим Королько сейчас где-то разгуливают.
- Вот те раз! - с тревогой в голосе и даже со страхом произнёс Осип.
- Хоть раз, хоть два, а семью Вознесенских в Устринской усадьбе, наверняка они угробили.
Глаза Осипа расширились до предела, он даже привстал с заколоченного колодца, на краю которого они вдвоём сидели.
- Вознесенских?! Своих же родственников Георгий Степанович порешил?
- То-то и оно, что родственников.
- Да они ж, если доберутся до нас, то меня вместе с Дунькой и её маткой тоже порешат. Что же делать-то, а? - в растерянности спросил Осип, заглядывая в лицо Ивану.
- Они щас далеко, не бойся. А вот сын Народицкого, похоже, в городе в Ровенках. Если, конечно, это он?
- Он, по описаниям твоим, он! У того тоже рот здоровый, как у лягушки, того гляди - квакнет!
Иван усмехнулся.
- Только я не знаю, пошёл он на заимку тогда с батькой своим, али нет, - продолжал Осип. - Брат Ефрем говорил, что в городу он живёт, а ещё, что с кем-то из ваших дружбу водит. Вот я к тому, что может он не с отцом, а наоборот, с вашими.
- Стоп! С какими нашими? До конца говори.
- Ну, как?! С вашими, понимаешь ли, из ЧКи.
- Откуда это известно тебе?
- Так брат же говорил!..
- Когда он тебе говорил, и как это сказал? Просто так, мол, сын Народицкого с чекистами дружит?
- Нет... Ну, как это?! - замялся Осип, потоптался на траве и продолжал - Разговор однажды был. Ефрем в тот день, помню, на базаре в Ровенках с этим самым Станиславом встретился. Станислав - сына панского звать. Поляки они, богатый был пан...
- Ну-ну, дальше! - торопил Иван.
- Ну, вот!.. А вечером Ефрем и говорит, что Станислав, мол, форму красноармейскую достать может. Я спросил, зачем она, а он, де времена меняются, может и пригодится. Так будто в шутку сказал. Знакомый, говорит, у него в ЧК работает.
- Это Народицкий сам твоему брату сказал, про знакомого в ЧК?
- Как будто, так!
Иван двумя пальцами потёр лоб. История со "своим" человеком в ЧК его ошеломила. Теперь будут думать и подозревать каждого в связи с бывшими белогвардейцами. Как это неприятно! И его, Ивана, наверняка, тоже будут подозревать - дед священник и брат не пойми кто!.. Всё это будет до тех пор продолжаться, пока не найдут настоящего провокатора. А может он уже в ЧК и не работает? А если в ЧК, то это сообщение его насторожит. "Нет, нельзя рассказывать об этом разговоре никому из наших. Доложу лишь Жукову, а остальное на его усмотрение."
Мысли проносились быстро, лихорадочно:
- Вот, как много любопытного ты мне рассказал сегодня, Осип. А там, у нас, из тебя и слова не вытянешь.
- А там вы и не спрашивали об этом, - со смущённой улыбкой ответил Осип.
- Это верно... Ну, как она, Дуня, хорошая хозяйка? - неожиданно спросил Иван, переводя разговор на другую тему.
- Хорошая. Главное, любит она меня.
- Это я уже понял. Здорово она нас атаковала. Ведь каждый день в ЧК бегала. Уж и не знаю, где она там в Ровенках ночевала. Жуков, помню, от неё аж прятаться стал.
Оба рассмеялись.
- Я не знал про это, - Осип удивлённо развёл руками. - Вот баба даёт!
- Ходила-ходила!.. А в тот день, когда тебя выпускали, что-то не пришла.
- Матка её хворала, поди с ней сидела.
- Это во дворе мать её была?
- Да, она самая. Ох, злющая! Сперва думал, житья не даст, а потом, гляжу присмирела.
- И всё-таки мне один момент не ясен, ты почему говоришь, что Георг тебя порешит, если сюда с бандой придёт? - Иван поглядел на Осипа и тот немного сник.
- Ясно почему, что с ними не пошёл в лес, когда Ефрем звал... Они такие эти офицерики мстительные. Он ведь и поручик Морозов с Дона пришли после того, как Деникина отогнали, они там в казачьей сотне служили у самого полковника Самарина. А тот, говорят, порученцем был у Май-Маевского. Тоже про то брательник рассказывал...
Этот ответ как громом поразил Ивана, но он промолчал и постарался себя не выдать. Ведь полковник царской армии Самарин Нестор Трофимович, родной брат его матери Марии Трофимовны в девичестве Самариной, и сей факт он сокрыл от своих коллег из ЧК. Что же получается, Георг и деда их знает, священника приходской церкви села Глазуново? Анисимов хотел схватиться за голову, но во время себя сдержал.
Говорили они ещё долго, Осип забыл о своей скованности, болтал легко и открыто, как со старым другом. Иван Анисимов всем своим видом располагал на такой разговор.
Приехав в Ровенки, Анисимов сразу отправился на квартиру Жукова. Дома была Валентина.
- Что-нибудь срочное, Ваня?
- Да, очень. Но разговор неофициальный, в ЧК об этом знать не должны.
- Что же такое случилось?
Иван замялся.
- Понимаю, жёнам знать не положено.
- Да не то чтобы, но...
- Понимаю, - повторила она. - Подожди Веню, он сейчас скоро придёт, обещал сегодня пораньше быть.
Ждали до девяти часов вечера, посплетничали, как водится, и в девять раздался звонок в дверь, пришёл Жуков.
Ох этот пахучий август, с ароматом свежескошенного сена, успевшего уже подсохнуть и даже чуть сопреть, эти свежие утренние росы, не яркое солнце, встающее из мягких облаков! Под гомон голосистых петухов из высокого стога высунулась лохматая голова, парень осторожно осмотрелся по сторонам, стряхнул с белокурой чёлки висевшие и закрывавшие обзор соломины, застрявшие в его густых золотистых кудряшках, откинул от себя увесистый пласт сена, а потом снова нырнул до пояса в ароматную негу полевого разнотравья кошенных лугов. Он рылся с краю, забираясь всё выше, потом стал раскидывать сено вокруг себя и звать:
- Иван, давай вылезай скорее!.. Сейчас дед проснётся и задаст нам трепака... Ну, выходите с Дашкой, чего там пристыли что ли? - Павлик продолжал искать в ароматном сене своего старшего брата, приехавшего вчера поздно вечером к ним в деревню на краю лесной опушки и сразу окунувшегося в любовные утехи с соседкой-солдаткой Дашей Калининой. - Дашка, Иван - ну, где вы там?
Павлик рано утром пришёл на двор и стал искать Ваньку, но не нашёл его и понял, что он ещё тут прячется в сене со своей полненькой хохотушкой. Он стал нырять в сено с головой и, кажется нашёл!.. С боку откинулся пласт сена и появилась улыбающаяся Калинина. Она высунула своё полненькое личико и озорно посмотрела на Павлика.
- Ужо, что ты так о нас печёшься? Лучше бы компанию составил, пострелёнок! - она хихикнула и вдруг неожиданно ухватила Пашку за локоть и опрокинула рядом с собой на сеновале. - Ух ты, мой кучерявенький, люблю таких молоденьких! - озорно шептала она, опрокидываясь на Павлика всем своим горячим телом. Она грузно придавила его сверху, подмяв под себя, и недовольно произнесла: - Чего ты не шевелишься-то?
- Совсем сдурела, как мне шевелиться-то?! Ты ж меня своими грудями придавила, что аж дышать тяжело!.. Ну, куда полезла, куда? Совесть есть?! Убери руки-то!.. Тискаться будешь, когда стану мужем твоим, вот тогда и делай со мной, что хошь, а пока - отпусти!.. Пусти же, ну!.. Иван, уйми свою оголтелую, пока я её граблями не огрел по затылку! - Павлик старался вылезти и скинуть с себя Дашку, отпихивая её руками и ногами, разбрасывая сено в разные стороны.
Иван, упав рядом с ними, весело рассмеялся, но тут же смолк, как только скрипнула входная дверь бревенчатого дома у реки. Они все трое сразу притихли и снова стали зарываться в сено поглубже, но не тут-то было, дед уже их заприметил и, схватив висевшие вожжи на гвозде в открытом сарае, бежал в их сторону с громкими криками:
- Ах вы сволочуги такие, мелкие пакостники!.. Сейчас так вожжами отдеру, что неделю сидеть на заднице не смогёте!.. А, ну-ка, идите сюда ко мне! Вылезайте, говорю, поганцы, паршивцы собачьи, - дед подбежал к сеновалу, схватил вилы и ткнул в стог наугад.
С другой стороны посыпались, как горох, наружу все трое и, выскочив, побежали в сторону реки. Дед помчался за ними, несмотря на свою старческую хромоту, он ухватил на бегу Дашку за толстую косу:
- Ах, срамница чего удумала, малых мне тут соблазнять! - он размахнулся и с силой хотел было ударить женщину вожжами по голому плечу, но тут к нему подскочил младшенький Павлик и упал перед дедом вниз лицом, этот первый удар со всего размаху, в результате достался ему.
Он взвизгнул и отскочил в сторону, на ходу пытаясь вырвать у деда инструмент экзекуции. Они с ним стали бороться на краю неглубокого оврага, а Иван с Дарьей уже были в этот момент далеко. Они бежали через неширокую полянку к лесу, оглядываясь и пригибаясь за кустами. Дед откинул Пашку от себя и ещё раз уже несколько слабее огрел его по спине и по лицу. Павлик, упавший было у ног деда, вскочил и бросился бежать к берегу, он с громким всплеском нырнул, запрыгнув подальше в серые воды остывшей за ночь реки, и услышал с берега грозные окрики старика:
- Дурень, Ильин день уже прошёл... А кто же сейчас купается-то? Только такие олухи, как вы с Ванькой, барахтаться тут могут! - дед стоял на берегу, с некоторым восхищением смотрел на внука и тряс вожжами, поднимая руку в угрожающем жесте.
Павлик вылез на противоположный берег и стал сушиться, сняв с себя всю одежду. Он дрожа всем телом, а вода была и впрямь холодна, искал чем бы укрыться, потому как слышал приближающиеся шаги брата и этой бесстыжей Калининой. Он подгрёб вокруг себя кучку из ветхой прошлогодней соломы и залез в неё, закрывая бёдра до пояса. В таком виде и застали его брат Иван и соседка Дарья.
- Чего это так вырядился, али стесняешься меня? - она громко расхохоталась, и схватила парня за талию, разбрасывая его спасительную солому в разные стороны.
- Не тронь, ну!.. Так руки всюду и лезут, - он с негодованием отпихнул от себя эту прилипчивую особу. Дашка откатилась от него и, лёжа на животе, продолжала хохотать.
- Ну, ладно, будет тебе, хватит уже, наигралась! - Иван отодвинул её подальше от брата. - Или ночи не хватило?
- Ну вот, сами там тешились до утра, а я за вас тут страдать должен, тумаки от деда получать! - Павлик недовольно повёл плечами. - Всё ведь мне опять достанется... Ты-то уедешь вскорости, а на мне дед снова вымещать будет свои церковные правила.
- Ну, так и поедем со мною в город, и деда больше там не будет с плётками и вожжами, - Иван улыбнулся и окинул братишку беглым, оценивающим взглядом.
Павлик лег на спину, растянувшись на пахучей соломе. Он в ответ опять, как и в прошлые разы, не проронил ни слова на предложение старшего брата. Это Ивана взбесило окончательно.
- Знаешь что, малый, я в последний раз тебе предлагаю со мною уехать, - Иван зло сверкнул глазами. - Чего молчишь-то?
- Дед хворый, ты не знал? Как он один-то тут, скоро уж холода наступают, - тихо проговорил Павлик. - А у него приход не топленный будет, это как?
- Чертёнок ненормальный, - в сердцах махнул на него рукой Иван. - Что тебе тот приход-то? Ты что ли там служишь? Это дедово дело, а не твоё... Тебе, дурень малолетний, учиться надо, в городе жить, а не тут коровам рога считать...
Парень снова умолк и с укоризной поглядел на Ивана.
- А ты почто приехал, меня уговаривать, али по делу какому? - спросил он, улыбнувшись своей задорной улыбкой.
- По делу, вообще-то.. Слухай сюда! Если приедут какие незнакомые люди верховые, проситься будут на ночлег или как, срочно ко мне приедь сам или пошли кого, понял? Очень серьёзное дело, мы с товарищем Жуковым предполагаем, что беглые бандиты сюда могут нагрянуть прятаться в это глухое местечко, али ещё куда, где есть церковная община.
- Сколько их может быть? - переспросил Павлик.
- Человек пять или шесть, но точно неизвестно. Вот всех теперь по деревням предупреждаем, а тут особый случай, похоже, что этот беглый поручик знает нашего деда. Понял, что я тебе сказал? Они все из банды Лебедева, что деревню Зорино сожгли вместе с женщинами и детьми малыми, никого не пожалели... - Иван подсел ближе к брату. - А ежели узнаю, что прячете кого, иди дед кого прикрывает, самолично расстреляю обоих, - грозно добавил он и хлопнул Дашку, лежавшую рядом, по голым ляжкам напоследок.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.