Смеркалось. Темнота опускалась на мир, словно покрывало, унося с собой остатки света. Невдалеке виднелась небольшое поселение, огороженное забором из сетки и металлических щитов с изображением крестов. Домов было всего пара десятков, и все они несли на себе следы давних разрушений. Почти все дома были в два, а то и в три этажа, и сделаны из камня и кирпича. Соломенные крыши странно смотрелись на домах, но сейчас негде было достать что-то более функциональное. Болотистая местность способствовала движению фундамента, но предприимчивые обитатели местных земель растащили старые постройки и рекламные щиты на подпорки, и в целом были довольны своей смекалкой. Когда-то здесь стояли богатые коттеджи, но теперь о них напоминал лишь покосившийся дорожный указатель, да несколько разрушенных до основания кирпичных остовов.
Всего в нескольких километрах от поселения горел костер. Тихое и ровное пламя, вокруг которого лежали камни, аккуратно подогнанные друг к другу, освещало сидящего у костра мужчину. Он сидел, положив на бедра руки ладонями вверх.
Тишина, окружавшая сидящего у костра человека, прерывалась лишь его тихим разговором с самим собой, как показалось бы со стороны. Мужчина, высокий и крепко сбитый, облаченный в нечто похожее на монашескую рясу, с металлическими пластинами на спине и груди, рукавами, обшитыми стальными же пластинами и патронташем, изображав
шим стилизованный крест, производил странное впечатление. Ряса плохо сочеталась с оружием, лежащим у его ног. Дробовик, ствол которого был покрыт какими-то письменами, огромный револьвер, на рукояти которого тоже были письмена, посох с металлическим навершием. Оружие лежало на тряпках, было вычищено и блестело, при этом выглядя куда лучше обладателя.
Мужчина внезапно открыл глаза и схватился за нож, висящий сбоку на поясе. Пояс был широкий и с множеством карманов, откуда торчали горлышки пузырьков. Покрутив головой, он лишь встряхнулся как пес, и заворчав, опустил руку обратно на бедро. Отсвет костра позволил разглядеть его лицо. Темные, почти черные глаза, слегка раскосые, сломанный нос с горбинкой, многодневная седоватая щетина и шрам над верхней губой, идущий от виска, превращавший его лицо в маску с вечной ухмылкой. На голове мужчина носил нечто похожее на шлем, поверх которого были примотаны очки с толстыми стеклами в металлической оправе. Закашлявшись, мужчина сплюнул в траву и устало потер переносицу.
— Ну что, старик, пора собираться. – Мужчина вздохнул и потер поясницу. – Дела не ждут, Пёс.
Ухмыльнувшись собственной незамысловатой шутке, мужчина начал собирать свои пожитки. Дробовик тщательно осмотрел, зарядил и повесил на ремень, висящий поперек груди. Несколько раз выхватывал его под разными углами, и удовлетворенно кивнул. Револьвер отправился в кобуру под мышкой, так же заряженный и еще раз протертый тряпицей, которая отправилась в рюкзак, притаившийся в тени. Посох мужчина покрутил в руке и нажал на незаметную стороннему взгляду кнопку, после чего посох сложился и стал втрое короче. Повесив его на пояс, мужчина вздохнул и принялся затаптывать костер, не забывая оглядываться по сторонам.
Наконец мужчина отправился в путь. Осторожно шагая по лесу, не заходя на тропы, он внимательно смотрел по сторонам, держась левой рукой за пояс. Наконец, спустя несколько часов, когда по-летнему теплая ночь уже вовсю вступила в свои права, путник вышел на опушку леса. Многовековые деревья отступили, но не до конца. То тут, то там, еще торчали почерневшие стволы деревьев, со скрученными неведомой силой ветвями. Деревья словно кричали, и застыли в этом крике навечно.
Миновав привычные для путников дороги, держась в стороне от узкой дороги, на которой еще оставались следы асфальта, мужчина подошел к деревне со стороны местного кладбища. Угрюмые домики в два этажа, видневшиеся невдалеке, покосившиеся, но крепкие и с умением сделанные ограждения вокруг могил. Все было усыпано солью и покрыто письменами, на некоторых могилах покоились придавленные тяжелыми камнями кресты из дерева Суровые, но необходимые меры предосторожности. Несмотря на то, что деревня стояла вдалеке от главных дорог и торговых путей, вокруг горело несколько факелов. Свет на кладбище в такие темные времена, мужчина уважительно покачал головой. Местный староста точно знает как вести дела, и как заставить простой люд верить в лучший исход.
Сверху, со стороны стоящего рядом большого дерева, послышалось тихое покашливание. Мужчина сплюнул и поднял голову. Повешенный не далее как вчера, парнишка лет двадцати, покашлял еще раз. Связанные за спиной руки, ноги, перемотанные веревкой, для верности идущей почти до пояса, прочный канат, врезавшийся в шею. Глаза, выкатившиеся из орбит, опухший язык, вывалившийся наружу, синюшного цвета лицо, классический повешенный. Табличка с указанием грехов, все как положено, ни один Пес не подкопается. Но труп ухмылялся в лицо мужчине и снова покашлял.
— Если ты считаешь, что твой кашель заставит меня шлепнуться в обморок или обмочить штаны, то ты заблуждаешься, бес. – Мужчина презрительно осмотрел труп ухмыльнулся. – Мир давно сошел с ума, и ад, который ты и твои собратья творите на земле давно стал нормой, и такими древними шутками Пса не напугать.
--А я и не пытался тебя пугать, Раст Вдоводел. – Труп шепелявил и постоянно пытался вернуть вываливающийся язык на место, нелепо вращая мертвыми глазами. – Тебя слишком хорошо знают, чтобы пугать. У меня к тебе послание.
— Если твой хозяин опять передает получасовое обещание адских мук, то пусть засунет их себе в свой тощий зад. – Мужчина устало потер глаза и вновь посмотрел на юношу, в котором сидел бес. – Я не буду тебя изгонять, мелюзга.
Труп с удвоенной силой задергался на веревке, всеми силами пытаясь ее порвать. Судя по толщине каната, даже оживленному не удастся это сделать. А вот перерезать себе горло до позвоночника – это он сможет.
— Ты не можешь, ты Пёс! Ты обязан меня изгнать, сын шлюхи и осла! – Труп бесновался и пытался орать, но вдавливающаяся в остатки связок веревка мешала ему говорить громче чем шепелявым шепотом. – Твои же сраные святоши отправят тебя на виселицу! И тогда кто-то их моих братьев и сестер с радостью вселится в твое вонючее тело, старый ублюдок!
— Наболтался, болезный? – Раст достал револьвер, и взвел курок одним плавным движением. – Отпустить тебе грехи, или ты хочешь уйти непрощенным?
— Засунь себе свое прощение в жопу, старая тварь! – Труп продолжал безуспешные попытки выбраться из пут, и все же доломал многострадальную шею, под аккомпанемент оглушительного хруста кости. Теперь голова была вывернута под нелепым углом, и кость торчала наружу. – Все равно ты здесь сдохнешь! Сдохнешь! Вот мое послание, ты здесь и сдохнешь, Пёс! Никого ты не спасешь, сраный урод!
Раст нахмурился и выстрелил. Пуля пробила грудь юноши, и бес внутри заверещал. Потусторонняя сущность, вселяясь в живое человеческое тело, могла в любой момент вернуться к себе домой, на один из планов существования этих тварей, оставив после себя опустошение и эпилептические припадки. Вселяясь же в труп, бес не мог уйти своими силами. Лишь изгнание и развоплощение. Изгнание – работа Псов, коим и являлся Раст. Но не все так просто. Изгоняя тварь, Псы лишь избавляли тело от беса, а сам бес, пусть и помятый, вскоре мог вернуться. В первый Прорыв это и сыграло с людьми злую шутку.
Раст был одним из немногих, кто выжил после первого Прорыва и знал, что бесов и демонов нельзя оставлять в живых. Догматы современных Церквей, единственных оплотов защиты от очередного Прорыва, запрещали развоплощать тварей. И дело было не в том, что Церковь сострадала и сочувствовала, нет. После развоплощения бесы оставляли после себя Силу. Ни одному церковному кардиналу не хотелось терять столь важный ресурс, так ценимый на обломках старого мира, поэтому развоплощение происходило только в присутствии Сборщиков. Они поглощали Силу, передавая ее потом наставникам. И вся Сила, столь нужная для защиты простых людей, оставалась в богато украшенных кабинетах, где жирные старики, лапая маленьких мальчиков, наслаждались текущей по венам Силой. Она даровала им жизнь, власть и богатство. Ничего не изменилось в людях, даже когда Ад пришел на землю. Человечество в большинстве своем даже не заметило изменений, твари в человеческом обличье так и остались тварями. А добрые и сострадательные пополняли ряды трупов, которые теперь боялись даже сжигать. Только в деревянный освященный гроб, уплатив десятину Церкви, сверху слой соли, купленной и Церкви…
Раст сплюнул и опять закашлялся. Долго и тяжело. Бес оставил после себя достаточно Силы, и Раст уселся рядом со свежей могилой, устало прислонившись к плите. Процесс поглощения не быстрый, можно и почитать. Несмотря на внешний суровый вид, Раст был большим любителем книг. Он искал их в руинах старого мира, и чтение было одной из немногих его отдушин. Но книга, которую он держал в руках отнюдь не приносила ему радости, ибо была заполнена едва ли на треть. Вытащив из кармана рясы ручку, Раст снял колпачок и устроившись поудобнее, начал писать, чувствуя, как Сила начинает струиться по венам. А с рассветом придут и обитатели поселения, узнать, что же за выстрел их разбудил среди ночи. На кладбища ночью не ходят даже самые смелые.
…Первый прорыв был ужасен. Изнеженные комфортом и техникой обитатели городов в большинстве своем погибли сразу, от зубов и когтей мелких и голодных бесов. Демоны рангом повыше, идущие следом, наслаждались разрухой, паникой и творимыми нечистой силой деяниями. Люди пытались бежать, но бежать было некуда. Откуда же взялись все эти твари, почему демоны, бесы, Лорды Тьмы, оборотни и прочие мрази вообще появились на грешной земле? Ответ прост, люди сами их впустили.
Достаточно было превратить церкви в большой денежный мешок. Священники и главы церквей, почувствовавшие безнаказанность, забывали о своих первоочередных задачах, лишь набивали карманы и развлекались с юношами и девушками за закрытыми дверьми своих особняков, размером с футбольное поле. Ад уже тогда начинал просачиваться сквозь прореху защиты, все больше появлялось сумасшедших, творивших дикие выходки. Но поколение интернета все воспринимало как нелепые приколы, и лишь смеялось, смотря как очередной одержимый выворачивал себя наизнанку. Классные эффекты, писали они друг другу в соцсетях. Все власть имущие погрязли в грехах, даже не трудясь их оправдывать, а те, у кого власти не было, лишь кивали головой на верхушку и продолжали затягивать себя все глубже и глубже в пучины Ада, сами того не ведая.
Ваш покорный слуга, Раст Вдоводел, когда-то звался другим именем. Но за тридцать лет лишений и изгнания демонов, борьбы с нечистью и за попытками возродить из пепла хоть что-то похожее на добро и справедливость, я забыл свое старое имя. Не время ворошить прошлое, сосредотачиваясь на таких мелочах.
Во времена первого Прорыва я был на передовой, пользуясь допотопным оружием и механическими средствами связи. Техника, вся электронная техника, сдохла почти сразу. Серые кардиналы, негласная военная элита церквей, задолго до Прорыва пыталась закрывать бреши. Лишь глупцы, сидящие в своих особняках, и продолжавшие питать сумасшествие нашего мира, не замечали, что творится вокруг. Слишком много стало информации, мир погряз в грехах. Одним больше, одним меньше, всем было плевать. Но Серые Кардиналы пытались хоть как-то подготовить мир к тому, что его ждало. Немногие услышали призывы Серых. Их было слишком мало.
Я никогда не мог назвать себя искренне верующим. Но в момент, когда ты видишь, как твоя собственная жена выгрызает сыну горло и смеется, обмазываясь кровью, ты поверишь во что угодно. Даже спустя почти тридцать пять лет, я не могу вспоминать об этом спокойно. Эта жуткая картина все еще стоит перед моими глазами, как и то, что я сделал дальше.
Я хотел бы рассказать о справедливости и мести, но это не тот случай. Тот бес едва меня не убил руками моей жены, а спасли меня лишь Серые, которые находились в тот момент недалеко от моего дома. Один из них, молодой и неопытный юноша, почувствовал вспышку Силы и упросил командира отправиться на помощь без санкционирования с начальством. Меня спасли, а душа моя навеки осталась во тьме мести и злобы, которую я с трудом сдерживаю внутри себя.
Простите меня за сумбурность мыслей, и за перескакивание с одного на другое. Я хочу рассказать слишком многое, и многое боюсь не успеть записать. Я не хочу оставить после себя наследие, не хочу, чтобы мной восхищались и помнили, я лишь хочу предостеречь. Нет места вере там, где в душе царит месть и злоба.
Мое оружие не только освященные патроны и дробь, не только посох Пса, но и чистая, незамутненная ненависть. Псы сражаются с верой в сердце. Нет, с Верой. Я же сражаюсь во имя мести, со злобой в душе. Я не попаду в рай, мое место в аду, с такими же как я. Но…
— Дяденько, вы не замерзли? – Тихий голос девочки, лет восьми, раздался над ухом столь внезапно, что Раст едва успел выхватить револьвер и направить его в сторону говорившей. – Простите, я не хотела вас пужать, дяденько, только папке не говорите!
— Прости, дитя, прости старика. – Раст покосился на висящий труп и встал так, чтобы перегородить девочке мерзкое зрелище, и улыбнулся, пряча револьвер и книгу, которая упала на землю. – Ты что тут делаешь ночью?
— Так утро почти. А папка мой пьяненкий опять пришел, так лучше сбегнуть быстро, пока не проснулся, а то проснется и начнет лупить. – Девочка шмыгнула носом и вытерла его рукавом слишком просторной кофты. – А вы тот Пес, которого староста вызвал, да? Поможете нам, правда? А я сразу поняла кто вы, у вас крест на спине нарисован, я в книжке видела! А меч у вас есть горящий? А демонов вы видите? А…
--Подожди, любопытное дитя. – Раст слегка растерялся от потока вопросов. – Раз уж ты пришла сюда, показывай дорогу к старосте, а по дороге я попробую ответить на твои вопросы, если смогу.
— Ой спасибо, спасибо, дяденько! Я сейчас, тут вот дорожка есть, вон тама, смотрите, туда и пойдем, токо я камушек вытащу из ботинка! – Девочка без страха прислонилась к могильной плите и скинула слишком большой для ее маленькой ноги ботинок. Вытряхнув камешек, она поспешно нацепила ботинок обратно, и вприпрыжку повела Раста к дому старосты. – Вона, смотрите, видите колесо большое, деревянное? Это папка мой строил! Давно правда, но он строил!
Неприкрытая гордость в словах ребенка резко контрастировала с тем, почему она оказалась на кладбище ночью. Спасаясь от гнева пьяного отца, она все же им гордилась, и хвастала этим незнакомцу, показывая, как ей дорог отец. Раст покачал головой, стараясь не отставать от резвой девчушки. Было в ней что-то невероятно притягательное, доброе и теплое. Улыбка сама по себе появилась на лице старого Пса, пока он слушал о похождениях девочки, назвавшейся Юртой. При свете факелов Расту наконец удалось ее как следует разглядеть. Девчонка была худенькой, с копной нестриженных каштановых волос, курносая и смешливая. Ее глубокие серые глаза, казалось, излучали свет. Просто и бесхитростно она рассказывала о жизни в деревне, как они не видят бесноватых уже несколько лет, как папка стал пить после смерти мамы, в которую вселился демон старшего порядка. Ее успели заковать в серебряные освящённые цепи, и с ужасом ждали появления Псов. Спасти ее никто не пытался, демона развоплотили, поглотили Силу и направили Сборщика в ближайшую Церковь, оставив отца и дочь самих справляться с горечью утраты.
Раст тут же начал скрипеть зубами, в очередной раз проклиная жадных до власти и силы старых ублюдков, заправляющих единственной силой, противостоящей демонам и вообще аду. Девочка, тем временем, уже успела дотащить почти за руку Раста до дома старосты, и забарабанила в дверь.
— Дядько Серко! Открывай, тут к тебе пришли! – Но дверь не спешили открывать. – дядько Серко-о-о! Спит, наверное, а его сын противный точно мне не откроет, толстый Марк меня совсем ни капельки не любит!
— Подожди, давай я попробую. – Раст мягко отстранил шмыгающую носом девочку и стукнул раскрывшимся посохом в дверь двухэтажного дома, одного из немногих, что стоял ровно и выглядел ухоженным. – Именем Церкви, откройте дверь! К вашему порогу явился Пёс.
Церемониальная фраза произвела невероятный эффект. За дверью кто-то громко охнул, и матерясь, поспешил ко входу. Спустя всего минуту, в резко распахнувшихся дверях появилась толстая физиономия, принадлежащая пресловутому сыну старосты, молодому обладателю трех подбородков и красных от выпивки глаз.
--Эта, вы тута не стойте,а то холодно, входите, я вам тут щас это, винца налить могу. – Встрепенувшись и опомнившись, толстяк громкой ойкнул и прикрыл рот ладонью. Это, правда, не спасало от стойкого запаха алкоголя и чеснока, разившего от Марка. – Вы не серчайте, я не со зла, я ж по доброте душевной! Водицы тама можно налить, чай есть, проходите…
— Можно и вина. Я Пёс, а не греховник, у нас нет строгих запретов на вино. – Раст хотел было пропустить вперед девочку, как увидел резко изменившееся выражение лица толстяка.
— А ну пошла вон отсюда! Семя сатанинское, мразь адова! Я тебе что говорил, чтоб тебя здесь не видно было! – Толстяк покраснел от гнева, и лишь присутствие Раста останавливало его от затрещины малютке. – Пшла вон, крыса! Вы смотрите, господин Пес, да она совсем страх потеряла! Мало того что мамаша ее блядью была демонской, так и она туда же!
Раст не сильно размахиваясь, заехал толстяку в челюсть. Отлично поставленный удар повалил того на пол, где толстяк и продолжал лежать, в ужасе смотря то на Раста, то на девочку, схватившись за лицо.
— А теперь слушай меня. – Раст подошел к распростертому на полу телу, и наступил ему тяжелым сапогом на промежность, заставив того скулить от боли и страха. – Если ты еще раз поднимешь на нее руку или повысишь голос, я раздавлю твои яйца и буду знать, что такая мразь как ты никогда не продолжит свой род. Демоны вселяются в любого, вне зависимости от его положения, сословия или богатства. Если вы позволили демону появиться в вашей деревне – это ваша вина, а не матери этой девочки, и тем более не вина Юрты. Ты все понял?
Марк закивал, продолжая тихо скулить. На полу разливалась зловонная лужа, растекавшаяся от сапога Раста. Раст презрительно убрал сапог с промежности Марка и пинком отправил его в дом. Кивнув обалдело наблюдавшей за происходящим Юрте, Пёс вошел внутрь жарко натопленного помещения, притворив за собой дверь. Девочка уважительно смотрела на Раста, словно став больше ростом. Старик встал на защиту девочки, она такого не помнила. Одна мать всегда защищала ее и от отца, и от противных мальчишек, но она уже три года как умерла, а папка и не думал ее защищать, только лупил да так же обзывал, как Марк. Не мог он поверить, что Юрта тут не при чем, не мог он обвинять старосту или жителей деревни. Проще было обвинить родную дочь, чем искать ответы в себе и окружающих. Мир изменился, слабость же людская осталась на месте.
Раст сел в кресло у печи, которое жалобно заскрипело под немалым весом старика и весом его доспехов. Пусть и пластины, но то была добротная, толстая сталь, с примесью освященного серебра и закаленная в святой воде. Староста появился спустя минуту, запыхавшийся и крайне растерянный. Небольшого роста, лысый, с крючковатым носом и близко посаженными зелеными глазами, староста производил впечатления купца или трактирщика.
— Уважаемый… э-э-э … Я... Мы очень рады видеть вас в нашем доме! – Староста сглотнул, нервно поглядывая на хранившего молчание Раста, и стараясь не смотреть на скромно стоящую рядом с Псом Юрту. – Меня зовут Серко, и я местный староста. Я за вами и посылал, да… Не думал, что вы так скоро появитесь, спасибо большое за столь своевременное прибытие, в столь сложные для всех нас времена…
— Где одержимый? – Раст с трудом сдерживал гнев. Да, староста был ухватистым и умным, он превратил захудалую деревушку в защищенное место, но то, что говорил его сын, если и другие жители так считают…Это плохо. Это очень плохо. – Или все дело не в нем, не так ли? Уже не можете сдерживать порывы жителей? Они все чаще и чаще говорят о том, о чем раньше не говорили, все чаще ходят на охоту. Все чаще ведут разговоры о том, о чем раньше не говорили, ведь так? Все чаще начинаются нелепые драки?
--Д-да… — Староста словно сделался меньше ростом, съёжился и усох. – Да, господин. Все стало плохо. После смерти Эдны, когда запил отец Юрты, я не догадался пресечь слухи. И вот теперь расхлебываем. Я не знаю как быть. Нужно очистить деревню. Но греховник нам не помог, он лишь пришел, сожрал половину наших запасов и ушел, оставив нас в том же подвешенном состоянии. Да простит меня Церковь за такие слова. Помогите нам, господин Пёс!
Раст устало откинулся в кресле, снова заставив его скрипнуть. Дела… Греховники уже не скрываясь, пользуются доверчивостью и верой простых людей, обирая их и не стесняясь. Вместо того чтобы провести обряд изгнания и очищения, набить брюхо и свалить, это поступок, достойный истинного сына Церкви. Придется делать все по старинке. Выбивать ростки зла из людей дело муторное и неблагодарное, не зря его прозвали Вдоводелом. Ничему люди не научились! Прорыв показал, как низко пало человечество, а теперь еще лучше стала видна глубина ямы. И так мало тех, кто хочет оттуда выбраться… Большинство всего лишь пытается не отсвечивать. Мир погряз в серой морали, в равнодушии хороших людей. Сейчас все так надеются на Церковь, забывая что спасение утопающего – дело рук самого утопающего.
— Я понял. Спасибо за откровенность. – Раст поднялся и закашлялся. – Завтра соберите всех жителей, мне нужны все, кто здесь обитает. Утром, сразу после рассвета, мы займемся тяжелой и нудной работой.
— Конечно, конечно! Я все сделаю! Можете остаться у меня, комната для гостей в вашем распоряжении! – Староста махнул рукой в сторону неприметной двери. – Принести вам вина и еды? До рассвета еще несколько часов, можете хоть немного отдохнуть с дороги.
— Было бы неплохо. И накормите малышку, пусть идет домой. – Раст повернулся к Юрте. – Слышала? Поешь и беги домой, скажешь отцу чтобы на рассвете завтра был здесь!
— Хорошо, я все-все запомнила! – Юрта быстро закивала головой. – Я дома поем, папка встал уже, наверное, надо его сначала покормить. Спасибо вам большое, дяденько!
Юрта подбежала к Расту и порывисто обняла его. Столь искренне и тепло, что сердце старого воина дало трещину. Ради таких вот детей, ради таких искренних и чистых девчонок и мальчишек, ради воспоминаний о таком же радостном и открытом миру сыне Раст и продолжал неравный бой с тьмой. Ведь тяжело бороться с изначальным. Тьма и свет неразделимы, только в самый яркий день можно увидеть самые темные тени, и так же наоборот. Изначальный хаос лишь показывает каким должен быть порядок. Все познается в сравнении друг с другом. Опять тебя понесло, старик, опять лишние мысли… Слышал бы это внутренний монолог его духовник, сразу бы отправил его на виселицу. Невесело усмехнувшись, Раст отмахнулся от предложенного старостой вина и завалился на кровать, которая для него была маловата. Пара часов сна, вот что ему сейчас нужно.
Раст проснулся резко и с внезапным осознанием — что-то идет не так. Секунду он прислушивался, и не сразу понял, что не только внезапно начавшийся дождь его разбудил. На улице кто-то кричал. Вскочив с кровати, старый воин развернул посох и помчался к двери. Только бы не опоздать! Выскочив на улицу, Раст понял что безнадежно опоздал. Огромными прыжками он покрыл расстояние до толпы, собравшейся через пару домов, у того самого колеса мельницы, про которое ему рассказывала Юрта. Чертов дождь! Чуть не подскользнувшись, Раст бежал быстро, но дыхание его не сбилось.
Распихав стоявших позади толпы людей, не вслушиваясь в их проклятия и крики, тут же стихавшие, стоило им понять, кто перед ними, старик увидел то, что скрывали последние ряды толпы. Юрта держала на коленях разбитую в кровь голову отца и отчаянно рыдала, обхватив неподвижное тело своими маленькими натруженными руками. Лужа крови натекла совсем небольшая, но стремительно росла. Над девочкой нависла жирная туша сына старосты, он что-то кричал и размахивал тяжелой дубинкой. Рядом с ним стояло еще несколько человек, судя по доносившемуся смраду дешевого вина и чеснока это были собутыльники сына старосты. Видимо, не выдержав оскорбления от Пса, он решил залить его вином. А что может быть лучше, чем избить беззащитного и выместить злобу на том, кто не может дать сдачи? В компании своих дружков он чувствовал себя сильным и нужным, важным членом общества, уважаемым человеком, которого слушают.
Юрта продолжала плакать, пытаясь растолкать неподвижно лежащего отца. Видимо, он пытался ее защитить, все же не до конца уничтожив выпивкой и горем доброе когда-то сердце. Пытаясь защитить дочь от обезумевшей толпы под предводительством Марка, отец Юрты погиб от брошенного кем-то камня. Нелепая смерть, как и любая другая. Нет смерти, которая была бы хорошей, она всегда бесстрастная, в отличие от тех, кто убивает.
Раст тем временем обводил взглядом толпу. Все, на кого падал взгляд Пса, опускали глаза и пытались спрятать за спиной или за пазухой камни и палки. Кто-то прятал ножи, а кто-то наоборот, смотрел Псу в глаза и пытался сам поверить в свою правоту. Марк с собутыльниками все продолжал вещать про дьяволово отродье, порченное семя и проклятую семью, которая и сведёт всю деревню в могилу. Он не видел Раста, но тишина вокруг заставила его начать озираться. Увидев Пса, толстяк неожиданно заорал ещё громче.
— И этот с ними заодно! Люди, да что же теперь делать нам, простым трудягам, когда сами Псы встают на защиту дьяволовых тварей? — Марк пьяно шатался, искренне веря в свои слова, и заставляя верить в них окружающих. — Пёс он и есть пёс, что с него взять? Кто кость покрупнее кинет, тот и хозяин, правда же, старик?
— Сейчас ты бросишь свою палку, отойдешь со своими дружками-ублюдками от девочки, и я не стану тебя убивать. — Раст говорил тихо и спокойно, заставляя прислушиваться к себе, но внутри у него горело пламя ярости. — Иначе ты умрёшь, и твоя душа попадет в ад, где ей и место. Для тебя, жирная тварь, найдут самый огромный котел.
Марк засопел, все ещё помня ногу Пса, которая стояла на его промежности, вдавливая самую нежную часть тела толстяка в пол. Тогда он скулил и плакал, обмочившись, и в страхе боялся даже слово произнести вслух.
Теперь же за ним была толпа, в руках верная дубинка, а под ногами валялась в слезах дьяволова девчонка, которая одним своим существованием заставляла Марка дрожать от ужаса и омерзения. Толстяк ухмыльнулся и махнул рукой своим лружкам. Длинный и тощий мужчина, стоявший молча, схватил Юрту за волосы, и рывком поставил на ноги. Девочка уже не могла сопротивляться, она просто плакала и причитала. Кажется, она все ещё пыталась звать отца. Верзила приставил нож к горлу девочки и не меняясь в лице повернул голову к Марку. Тот, подскользнувшись, выругался и упёрся руками в колени, тяжело дыша.
— Пёс, уходи пока жив. Все мы здесь верующие и добрые люди, но адову семени нет места среди нас. — Марк пытался убедить не столько Раста, сколько толпу и себя. — С ее рождения начались наши беды, а с ее смертью они закончатся! Отец вызвал тебя чтобы ты нашел порядок и вырвал адское семя из девчонки. Но раз ты такой же бесов ублюдок, придется нам самим все сделать!
Толстяк снова взмахнул рукой, и верзила, державший девочку, перерезал ей горло. Раст начал задыхаться. Вместо лица девочки он видел лицо своего сына. Ее глаза, полные мольбы, страха и не понимания, смотрели прямо в его душу. Не успел, не смог! Старый воин достал револьвер и всадил две пули в каждый глаз длинного убийцы. Тело ещё падало на землю, когда Пёс уже мчался к Марку. Схватив его за грудки, он врезал ему рукоятью револьвера по лицу и швырнул его тушу на землю. Толпа начала бесноваться, одно дело, когда всем известное адское семя погибло от руки праведного и знакомого соседа, а другое дело, когда пришлый Пёс убивает за просто так. Да кто эта мелюзга? От нее одни проблемы. А Пёс? Кто сказал что он тот, за кого себя выдает?
Толпа угрожающе двинулась в сторону Раста. Неожиданно даже для себя старик упал на колени в очередном приступе кашля. Отдышавшись, он взял девочку за руку и погладил ее по голове. Из его глаз текли слезы, неостановимым потоком. Он пытался сделать этот миру чуточку лучше, но разве эти люди достойны того, чтобы их спасали? Разве нужен им этот мир? Они не хотят выбираться из ямы, в которую сами себя закопали. Они все мертвы, пусть и не знают об этом. Их души пусты, а тела озабочены лишь размножением и наполнением желудков. Раст плакал и молча гладил Юрту по голове, словно ожидая что она откроет глаза и улыбнется. Толпа в нерешительности остановилась в шаге от Пса, все ещё державшего девочку на руках. Он попытался встать, но внезапный удар по голове заставил его покачнуться. Марк нетвердо стоял на ногах, из разбитого носа текла кровь, рот был перекошен от ярости. Второй удар пришелся Расту под колено. Девочку он из рук не выпустил. Третий удар снова по голове, в основание шеи. Марк, не видя сопротивления, бил снова и снова, превращая старого Пса в фарш.
Победно вскинув свою дубинку, Марк начал вещать. Он говорил о праведности, о том что избавил мир от двух адских ублюдков, которые могли убить их всех. Он стал спасителем, превратившись из пьяного толстяка в покрытого кровью творца судеб. Толпа нерешительно расходилась, думая сколько придется потратить денег , чтобы покрыть траты на похороны. Люди быстро обо всем забывают.
Марк подошёл к трупу Раста, пнул его и наклонился к самому уху.
— Я же говорил, ты здесь сдохнешь, старый ублюдок. — тихий смех, раздавшийся следом, не принадлежал человеку.