Найти в Дзене
Бельские просторы

Александр Грин: поэзия мечты и воображения

Сочинительство всегда было

внешней моей профессией,

а настоящей внутренней жизнью

являлся мир постепенно

раскрываемой тайны воображения.

А. Грин

Обращение к А. Грину сегодня, в начале ХХI века, может показаться эстетством, далеким от насущных проблем действительности. Многим не до романтики сегодня… Но жизнь многомерна и идеальной никогда не бывает. А потребность в возвышении духа, справедливости и добре неуничтожима, как и тщеславие, корысть, жажда обогащения.

Грин — свидетель исторических потрясений в России первой трети ХХ века: две революции, две войны. Его мечта выстрадана и оплачена испытаниями политической борьбы, ссылками, лишениями, недоверием современников и забвением в конце жизни. Писатель отстоял право на романтическое творчество в тяжелейшее время 20-х годов прошлого века.

В развитии современной России просматриваются тенденции начала ХХ столетия: кризис гуманизма, прогресс техники, ощущение грядущих потрясений. Пророческие слова А. Блока из поэмы «Возмездие», обращенные к ХХ веку, актуальны и сегодня:

И отвращение от жизни,

И к ней безумная любовь,

И страсть, и ненависть к отчизне…

И черная земная кровь

Сулит нам, раздувая вены,

Все разрушая рубежи,

Неслыханные перемены,

Невиданные мятежи…

———————

* Журнальный вариант.

1

Александр Грин известен в литературе как творец романтического мира, в котором он запечатлел неповторимые черты своего времени, утвердил значение духовного в жизни общества и человека. «Гринландия», созданная писателем, — это страна энтузиастов, вносящих в будничную реальность пафос обновления и защиты идеалов человека.

Вызнанная ярким воображением художника, она стала символом н е с б ы в ш е г о с я и поэтического, что всегда влечет человека и поддерживает его на жизненном пути. Грин подарил нам самобытный мир, воздействие которого тем более значительно, что многие вопросы, мучащие писателя, остаются актуальными и по сей день. Его творчество помимо конкретно-исторических признаков ХХ века несет в себе общезначимое содержание, обращенное к душе человека и его стремлению к красоте и счастью. Мир, созданный писателем, покоряет не только демократичностью позиции, интересом к таинственному и загадочному в жизни, но и той задушевностью, утонченной духовностью, которые составляют достоинство романтического произведения и не могут быть восполнены другими художественными методами.

Необычен уже сам творческий путь Грина. Он начал в русле реалистической прозы, а затем пришел к созданию самобытной романтической формы. Романтизм как типологическое явление к тому времени считался пройденным этапом, возвращение к которому было эпизодическим и неполным. Тем не менее Грин принял его как с в о й путь литературной жизни и, осмысляя материал современности, развил и обогатил классические принципы романтизма достижениями искусства XX века.

Романтизм Грина был вызван к жизни потребностью его времени. «Метод Грина, — писал В. Ковский, — имел свои общественные, художественные, биографические предпосылки и возник не на пустом месте, испытав сильнейшее влияние эпохи — не только политических настроений двух русских революций, но и той <…> тяги русской литературы на рубеже двух веков к субъективности, которая питалась предчувствием грядущих невиданных мятежей...»2.

Но есть сторона дореволюционной действительности, к воздействию которой Грин остался равнодушен. Декаданс с его проповедью стихийных инстинктов, культом секса и насилия, с героем, наделенным мелкой психологией и ущербным мышлением, был чужд Грину. В период «позорного десятилетия в истории русской интеллигенции» и затем в 20-е годы Грин не отказался от исторического наследия русской литературы, от лучшего, что было достигнуто ею на протяжении многих десятилетий. И хотя он не связал себя ни с одной из литературных группировок или направлений и твердо сохранял независимость, по сути творчества был на стороне тех художников, которые в дни безвременья отстаивали право человека на достойное существование, боролись за гуманистическое искусство. В лучших произведениях Грин стремился пробудить в людях желание красоты и добра, развенчивал лживость буржуазной морали, восставал против антиэстетической действительности. Он делал это, по мнению А. И. Овчаренко, «во имя полного счастья людей, не знающих, что такое нищета, унижение, рабство, разврат, честолюбие, <…> во имя бескорыстной, всеобъемлющей, возвышающей любви к людям, книгам, цветам, морям, путешествиям <…> во имя того, чтобы каждый живущий мог сказать: «Мне хорошо»3.

Грин отверг Старый мир, ибо и сам много страдал от него. Биография писателя дает богатейший материал для понимания его эстетического отношения к действительности. Томительно бедная жизнь преследовала молодого Грина, побуждая его запоем читать Майн-Рида, Жюля Верна, Фенимора Купера, А. Дюма, Р. Стивенсона, Э. По и погружаться в таинственный мир приключений и выдумки. Влияние авантюрной литературы и тонко развитого воображения причудливо скажется в творчестве зрелого Грина. Писатель создавал значительные произведения, не приукрашивая «томительно бедную жизнь», а отрицая ее во имя лучшей и светлой. Его мечта, активная и действенная, не навевает «золотых снов», не уводит в сторону от жизни; она исполнена веры в человека и возможности преобразить мир в соответствии с законами прекрасного.

Тот факт, что и в советский период Грин продолжал использовать сценическую площадку буржуазного общества, вызывал неоднократные упреки в пренебрежении к новой жизни. Поэтому необходимо понять мотивы этой особенности, свойственной ряду писателей старшего поколения (Горький, Пришвин, Вересаев, Куприн, Сергеев-Ценский и др.). Во-первых, Грин рассматривал буржуазную действительность как с и м в о л старого мира, как модель общества, характерного для XX века и рельефно выявляющего несовершенство человеческого существования. Структура этого общества представляла собой откристаллизованный материал, который позволял выявить идеи и позиции художника. Эта действительность была лично пережита Грином, и он профессионально владел данным материалом.

Во-вторых, и в советский период обращение к буржуазной действительности стало ширмой, за которой писатель сохранял свою независимость от вульгарных представлений о литературе и способность говорить то, что считал нужным донести до читателей. Эта маска позволяла высказывать соображения, выходящие за границы буржуазной сферы и относящиеся к любому общественному строю. Поэтому романтизм Грина, даже по внешним атрибутам, был не столько антибуржуазен, сколько внебуржуазен; он обращал читателей к такому обществу и отношениям, которых еще не было. Отсюда признание одинокого мечтателя в «Дороге никуда»1 (1930): «Я много мог бы сделать, но в такой стране и среди таких людей, каких, может быть, нет!» (VI, 195). В этих словах звучит и горький итог самого художника.

В-третьих, это был с п о с о б сохранения дистанции от действительности и официальной идеологии, которая все решительнее вторгалась в писательский мир и ориентировала на выполнение «социального заказа», не считаясь с творческой индивидуальностью художника. Грин не строил иллюзий относительно «перековки» природы человека и создания гуманного общества в ближайшее время. Писатель не принимал всерьез и не разделял эйфорию соотечественников, как и их веру в возможность скорейшего обновления действительности, хотя он, как и они, жаждал справедливой, значительной жизни. В этом смысле обращение к буржуазной атрибутике несло оттенок недоверия, настороженности к планам современников на ускоренное преображение России.

А. Грин создал романтизм ХХ века, в котором традиционные элементы наполнены живым дыханием новой эпохи, ее эстетическими и нравственными представлениями. Данное обстоятельство побуждает рассмотреть его не только как цельный и замкнутый мир, претерпевающий свою эволюцию, но и как самобытное явление литературы прошлого столетия.

2

Творческий процесс Грина определяется двумя мотивами: стремлением к идеалу и поиском гармонии с миром. Писатель сознает себя в противоборстве с косной действительностью и преодолении ее власти. Целью его творчества является утверждение эстетического отношения к миру. Однако идеал изменчив, находится в развитии и обновлении. Путь Грина от раннего творчества до романа «Дорога никуда» есть эволюция от абстрактного гуманизма к героическому стоицизму. Под влиянием исторических изменений первой трети XX века произошла перестройка мировоззрения писателя, сказавшаяся на героях и конфликтах его прозы.

Каждое новое произведение — это погоня за ускользающей отчетливостью идеала, это миг утверждения и осознания неуловимости его. Такова одна из сторон развития писателя. Другая заключается в том, что его творчество есть непрерывный поиск гармонии с миром, обретение ее и разрушение. Грин сознавал свою отдаленность от действительности и стремился к сближению с ней. Однако найденный им момент единства разрушался чувством неудовлетворенности, и художник вновь искал новые формы, более точные средства самовыражения.

Грин пытался разрешить данное противоречие. Стремясь сблизить идеальное и реальное, он создал тип прекрасного человека, вобравшего в себя поэтический мир воображения и требования реальной действительности: жизнеспособность, волю, стоицизм. Подлинными героями стали люди из народной среды, воплощающие в себе гуманистические представления художника: Ассоль («Алые паруса»), Дэзи («Бегущая по волнам»), Санди («Золотая цепь»), Давенант («Дорога никуда») и другие.

На протяжении всего творчества Грина наблюдается борьба индивидуалистического начала с общественным. Первое ведет его к оппозиции реальности, духовной замкнутости и условности романтического мира, второе требует согласия и единства с ним, активной заинтересованности в преображении жизни. Оно проявляется в элементах исторического мышления и социальной насыщенности его прозы. В процессе эволюции пассивные жертвы общества сменяются бунтующими индивидуалистами, которые, исчерпав себя, уступают место подлинным персонажам Грина, способным творить добро и красоту ради других людей. Однако и активный гуманизм претерпевает трансформацию, наполняется в конце социальными элементами и драматической соотнесенностью с исторической действительностью («Дорога никуда», «Серый автомобиль», «Крысолов» и др.).

Противоборство этих двух начал объясняет п а р а д о к с а л ь н о е воздействие героев Грина. Они покоряют красотой и благородством устремлений, но вместе с тем не всегда удовлетворяют читателя. Внеисторичность общечеловеческого ограничивает возможности художника, вынуждает варьировать небольшой круг проблем и конфликтов. Грин использовал максимум возможностей, которые несла его оппозиция миру, но сама она была исторически ограниченной. Независимость от действительности дала ему возможность выразить свое мироощущение с большим мастерством, однако она же не позволила ему создать более крупные произведения, обладающие значительной общественной ценностью.

В конце 20-х годов, когда «музыка революции» (А. Блок) угасла, писатель нуждался в поддержке, способной поднять его романтизм на новую высоту. Но этого не произошло. После романа «Дорога никуда», посвященного судьбе идеалиста в буржуазном обществе, Грин пишет «Джесси и Моргиану» — роман, отличающийся предельной отвлеченностью и персонификацией добра и зла на уровне символов. Однако противоречия художника не позволили создать целостную поэтическую систему. Стремясь возвысить героинь до уровня символических образов, Грин хотел сохранить в них реалистичность и неповторимость, в результате «земное притяжение» героинь противоборствует символичности и создает нечто компромиссное.

Духовная замкнутость мстит художнику и оборачивается узостью и ограниченностью творческих возможностей. Факт этот тем более удивителен, что сам Грин в серии произведений утверждает мысль о губительности отрыва писателя от живой жизни и развенчивает любые пути изоляции от общества («Возвращенный ад», «Искатель приключений», «Золотая цепь» и др.). Однако путь от сознания до эстетической реализации этого принципа был не прост и осложнялся многими противоречиями и парадоксами.

Борьба индивидуалистического и общественного начал проявляется в противоборстве реального и фантастического. Грин абстрагируется от действительности к высоким идеалам, но историческое мышление побуждает возвращаться к ней и создавать иллюзию реальности. Вследствие этого образуется многократное пересечение фантастического с реально допустимым.

Сила гриновского абстрагирования в том и заключается, что его герои и ситуации окружены плотной реальной атмосферой и конкретными атрибутами. Слабость же в том, что это абстрагирование остается внеобщественным. Оппозиция миру вынуждает художника искать идеальное за пределами данного времени и выражать его в форме феерий. Компоненты, из которых складывается романтический мир Грина, безусловно, присущи действительности в той или иной форме, но по внутренней сути они как бы выхвачены из нее и перенесены вовне. В результате идеальное, отторженное от живых связей с жизнью и соотнесенное с условным миром и его героями, утрачивает значительную долю жизнеспособности и проникновенности.

Определенная узость поэтического мира побуждала Грина расширять свои возможности за счет фантазии, артистизма, предельной отточенности формальных элементов. В результате этого он достиг значительного художественного совершенства, создал произведения, форма которых открывает н о в ы е возможности для развития романтизма. Таковы лучшие новеллы Грина, представляющие разные типы его поэтического видения: «Возвращенный ад», «Фанданго», «Серый автомобиль», «Крысолов».

Затрагивая сферу сознания, души или подсознательных толчков, Грин стремится раскрыть движение, противоречия и взаимопереходы. Так, в новелле «Возвращенный ад» он с удивительной точностью передает сложную цепь переживаний героя, трансформацию его чувств и взаимоотношение их с внешним и внутренним миром. В «Бегущей по волнам» переливчатость мира чувствуется с первых страниц, где появляются незримые голоса, предчувствие необычного, скольжение из реальности в мечту, странные совпадения. В «Золотой цепи» серия тайн, открывающихся во дворце Ганувера, исключает саму возможность статического состояния. В «Крысолове» атмосфера рассказа насыщена резкими контрастами, что создает впечатление титанической борьбы зла и добра.

Система художественных средств Грина выявляет мир в его непрерывном формировании, трансформации и смещении. Вот как говорит писатель о своей героине: «Мир — еще зрелище для нее, а в зрелище этом, перебивая главное действие, роятся сцены всевозможных иных спектаклей» (III, 150—151).

Мировосприятие Грина отличается обостренностью чувств и проницательностью воображения. Сочетание этих качеств позволяет ему проникнуть в смысл явления через внешние, казалось бы, незначительные детали. Известно, что Грин не любил высказываться о процессе художественного творчества, предпочитая вкраплять отдельные признания в рассказы и повести. Но однажды он решился на откровенный разговор с читателем и написал черновик предисловия к «Алым парусам» — своеобразную поэтическую и с п о в е д ь4. Суть ее в следующем.

Жизнь человека, по Грину, разделяется на внешнюю и внутреннюю. Внешняя — все то, что лежит на поверхности явлений. Это сфера отношений, в которой находится человек и которая не всегда удовлетворяет его духовные потребности. Внутренняя — это мир представлений о должном, мир души и воображения человека. Данное разделение порождено положением человека в обществе, при котором он вынужден замыкаться в себе и преодолевать разобщение близостью с индивидуумом своего уровня.

Как художника Грина интересует внутренняя жизнь, так как она поднимается над житейской обыденностью и открывает истинную ценность личности. Внутренняя жизнь, по его мнению, независима от законов, установленных людьми. Она не подчинена условностям общества и опирается на общечеловеческие представления о формах бытия. Главный закон этого мира есть «любовь к сплавленному с душой» (III, 427), т. е. любовь к тем явлениям жизни, которые соответствуют представлениям о должном. По высказываниям Грина можно догадаться, что нравственный закон определяет три фактора его творчества: предмет, цель, отношение к внешнему миру.

Предметом исследования писателя становится внутренняя жизнь человека в ее движении к идеальному, целью — постижение сложных душевных процессов, которые достойны человека. И, наконец, отношение к внешнему миру пристрастно и дифференцированно. Самые высокие и могущественные проявления реальности, которые для других писателей были главными, у Грина, по его словам, могли выступать в роли статистов, даже не выпушенных на сцену. Напротив, какая-нибудь ничтожная, на чужой взгляд, деталь — цвет песка или тон удара по дереву — могла занять ведущее место, так как давала толчок тайной работе воображения.

Грин оговаривается, что сфера излюбленного не обязательно составляет, так сказать, «пыль явлений или исключительно их отношение к чувствам» (III, 427). Реальная действительность полноправно входит в произведение, но писатель предпочитает, чтобы она несла на своих полях черты истинного.

Несмотря на запальчивость, суждения Грина ценны в главном: писатель утверждает известный принцип отражения внутреннего через проявление его во внешнем. Этот принцип многообразно претворен в русской и зарубежной литературе: у О. Бальзака, например, через вещное окружение героя, у Л. Толстого — через внутренний монолог, у М. Горького — через саморазоблачение героя и соотнесение личной оценки с внешней, у А. Толстого — через жест.

На рубеже XIX и XX веков этот принцип развивается, на наш взгляд, в двух направлениях. Одно — к максимальной психологической напряженности, к интеллектуальной насыщенности, обостренности, как бы отражающих переломное состояние времени, что ощутимо в творчестве Б. Шоу, С. Цвейга, А. Чехова, Л. Андреева и других. В произведениях каждого писателя эта тенденция проявляется по-разному. У Чехова, например, в форме подтекста, сама структура которого подчеркивает напряженное, порой трагическое несоответствие внешнего внутренним потребностям, у Л. Андреева — в тщательном исследовании психики в моменты раздвоенности, неустойчивости, у Б. Шоу — через парадоксально ироническое преломление жизни.

Другое направление состоит в доведении этого принципа до интуитивно-логической системы, своеобразного ключа, при помощи которого на основании вещных или психологических данных открывается секрет явления. Этот прием, пройдя школу детективного романа, достигает блестящего совершенства у Эдгара По и Конан Дойля.

Продолжение читайте на сайте журнала "Бельские просторы"

Автор: Виктор Хрулёв

Журнал "Бельские просторы" приглашает посетить наш сайт, где Вы найдете много интересного и нового, а также хорошо забытого старого.