Тайна чемодана
В три часа ночи я вскочил с кровати из-за внезапного звонка и по привычке принялся вслепую искать тапочки, параллельно отключая будильник. Но телефон не умолкал, сколько бы я не жал на место, где обычно располагалась кнопка отмены. Пришлось открыть глаза.
Из-за яркого света, который отбрасывал экран, я почувствовал режущую боль в глазах. Но все же сумел прочитать имя того, кто пытался до меня дозвониться в такой час. Им оказался мой непосредственный начальник. Я принял вызов, выдохнул, после чего поднес телефон к уху.
- Слушаю, - отчеканил я.
Но вместо извинений за поздний звонок или прочей вежливой ерунды, которую принято в таких случаях говорить, в ответ низкий уставший голос назвал мне адрес, по которому я должен был явиться как можно скорее.
- Выезжаю, - буркнул я, мысленно повторяя про себя адрес, и сбросил звонок.
Не медля ни минуты, я вызвал через мобильное приложение такси, прошмыгнул к шкафу, переоделся и выскочил из квартиры. Вроде никто из домашних не заметил. Впрочем, они уже давно привыкли к моему укладу жизни.
На улице я сделал глубокий вдох. Легкая прохлада вместе с сыростью помогли мне немного взбодриться и привести мысли в порядок.
Дождавшись свое такси, я запрыгнул в машину и отправился из Питера в Мурино, где, судя по всему, произошло что-то очень страшное. В противном случае шеф, как минимум, дождался бы утра или по обыкновению переложил дело на тех, под чьей ответственностью находится участок с совершенным преступлением.
Дождь, который не прекращался ни на минуту уже два дня, тарабанил по металлическим поверхностям и прятал лица прохожих, подобно тюлю на окнах.
Несмотря на поздний час и паршивую погоду в Петербурге кипела жизнь. Освещенные желтым светом фонарей улицы блестели, отражаясь в лужах, а питейные и увеселительные заведения продолжали яркими вывесками привлекать посетителей, которые, подобно мотылькам, тянулись к огню.
Когда же мы проезжали кварталы в Мурино, сквозь туманную пелену я едва-ли смог разглядеть пару прохожих, которые бродили под ливнем, а их тощие насквозь промокшие тельца качались, словно это были не люди, а на болванчики, которыми водители украшают салоны автомобилей.
Таксист высадил меня около церкви евангельских христиан-баптистов. В этой части города ночью было достаточно жутко. Кромешная мгла не позволяла ничего разглядеть, а темные силуэты деревьев или столбов, или чего-то похожего на них, обрамляли контуры бледного лунного света, что придавало местности особого магнетизма.
Вдобавок ко всему земля оказалась очень скользкой, поэтому приходилось идти очень аккуратно, чтобы самому не стать причиной чьей-то бессонной ночи. Так я медленно, но верно пробирался в сторону родника, ожидая увидеть жертву изнасилования или ограбления, как бы цинично это не звучало. Но никак не то, что предстало перед моими глазами на самом деле. Как, наверное, и никто из тех, кого также, как и меня подняли посреди ночи и заставили приехать сюда...
Из-за обильных осадков уровень воды в реке сильно поднялся, и та вышла из берегов. А вместе с ветками и прочим мусором на сушу, если ее еще можно так назвать из-за повышенной влаги, выбросило и желтый дорожный чемодан. Полицейские и несколько зевак кружили вокруг него, подсвечивая находку фонариками с телефонов.
Подойдя ближе я заметил, что чемодан приоткрыт, а из него торчит что-то длинное и кривое, похожее на ветку… или руку.
Костлявую, но местами опухшую. На ней еще была плоть. Полицейские, подобно муравьям бегали из стороны в сторону, но не подходили к нему, словно боялись приблизиться. Среди них я заметил одно знакомое усыпанное веснушками лицо.
Молодой рыжеволосый парень, который совсем недавно окончил учебу и при помощи связей устроился к нам в отдел, возвышался над чемоданом, рассматривая его как экспонат в музее. Вскоре он тоже заметил меня и, приветливо махнув рукой, широко улыбнулся. А через мгновение его кудрявая голова уже приближалась ко мне, минуя ограждения и полицейских.
- Сергеев, - кивнул я ему в знак приветствия. - Давно ты здесь? Что известно?
Он почесал затылок и пожал плечами.
- Особо ничего еще не известно. Ждем криминалистов, они задерживаются. Как осмотрят все и снимут отпечатки, так и начнем работать. А пока ждем.
- Так нас вызвали сюда в качестве сторожей? - я невольно стиснул зубы. - Есть свидетели? Как стало известно о находке?
Тот сглотнул, а после, кажется, покраснел.
- Одна парочка искала острые ощущения, - он кивнул в сторону двух людей, которые стояли, прижавшись друг к другу, около реки. - Во время прогулки они нашли чемодан и решили посмотреть, что в нем. Начали открывать, а из него рука как вывалилась! Так они и начали всех на уши поднимать.
Я закатил глаза и направился к свидетелям. Ими оказались двое молодых людей, парень и девушка. Их рассказ отличался от ранее услышанного мной лишь манерой исполнения и интонациями. В отличии от моего коллеги их трясло от холода и страха, поэтому речь то и дело сбивалась.
Пока я их слушал на место прибыли эксперты и тут же принялись за
работу. А после ко мне подошел Владимир Иванович, с которым я уже не раз работал, и сообщил о том, что постарается все сделать к утру, а после заверил, что позвонит сразу, как будут новости. На этой прекрасной ноте мы и разошлись по домам в пять часов утра.
А уже в десять в экстренном выпуске новостей красивая ведущая, которая вполне могла бы быть моделью косметики, своим тоненьким голоском на весь Санкт-Петербург огласила события вчерашней ночи, а после назвала имя жертвы, которое не было еще известно никому, включая полицию и следствие.
«...Марта Остапова».
«Она была учительницей начальных классов, которую пять лет назад подозревали в похищении своей восьмилетней ученицы Ани Куриленко…»,
«... девочку считали погибшей, пока знакомые не увидели ее живой и невредимой в компании учительницы на железнодорожном вокзале».
Ведущая перечисляла факты из нераскрытого дела пятилетней давности. Очень громкого дела. Тогда на ушах стоял не только весь Питер. Полицейские по всей России искали ребенка и учительницу, решившуюся на столь ужасное преступление, но ничего так и не нашли. Только показания нескольких свидетелей, видевших их издалека, да пару видеозаписей с камер наблюдения, в кадры которых они попали.
Ближе к обеду я получил подтверждение слов ведущей новостей фактами и нам ничего не оставалось, кроме как снова взяться за расследование того старого дела. Погибшей и вправду оказалась та самая учительница. Но, по словам криминалистов, она провела в чемодане не менее трех лет. Отсюда вытекало множество вопросов, среди которых был тот, что больше всего не давал мне покоя: где ребенок??
За какие-то несчастные полдня, которые пролетели, словно пять минут, пресса подняла на уши абсолютно всех: общественность, администрацию, следователей и, как бы странно это не звучало, даже Кремль.
Всегда поражался этой незримой силе журналистики. Эти мастера слова, используя свои каналы, могли за считанные минуты оповестить все население планеты о чем угодно, создать определенное настроение общественности, а также приковать взгляды людей к чьей-либо деятельности.
Подобно псам, в поисках сенсации они вгрызались в материал и вели свои расследования, которые транслировали своей аудитории. А обыватели, сопереживая жертвам, смотрели их сюжеты, словно это была не чья-то личная трагедия, а остросюжетный сериал. И не важно, что порой в СМИ звучали поспешные выводы. Их зрители, читатели и слушатели звонили нам, рассказывали свои предположения и даже давали наводки.
Но далеко не все истории обретают огласку. На самом деле многие дела оказывались для редакций слишком мрачными, жестокими и запутанными. Как и это самое дело о пропавшем ребенке.
Пять лет назад, когда все и произошло, в СМИ рассказали только о том, что в первый день зимних каникул в Санкт-Петербурге пропала восьмилетняя девочка. Были также описаны ее особые приметы, включая одежду, в которой она вышла гулять и место, где ее видели в последний раз. И на этом все.
О том, что в тот же самый день, когда она пропала, на одном из причалов был найден бесхозный маленький зеленый рюкзачок, похожий на тот, с которым она ушла из дома, розовая варежка и пара маленьких коричневых сапожек, в прессе предпочли умолчать. Журналисты не хотели показывать столь мрачную картину дня и постарались дать людям забыть эту историю, как можно скорее.
Поэтому новостные ленты внезапно начали пестрить сообщениями об
ожидаемых скачках цен на продукты, вырезками высказываний политиков, рекламой новогодних фильмов и много чем еще. Как ни странно, это сработало. История о бедной маленькой девочке, потерявшейся в большом городе в мороз, благополучно забылась.
Сейчас же, вернув историю к жизни, представители прессы вновь заставили людей переживать о судьбе той девочки и бояться неизвестности. О том, что произошло пять лет назад с дополнительной деталью в виде смерти похитительницы, пересказывали все кому не лень. Она звучала в вагонах метро, коридорах больниц, очередях продуктовых магазинов и кухнях квартир. В основном люди негодовали и возмущались.
Я лично стал свидетелем того, как вечером одна бабушка, стоя у кассы в супермаркете с пучком укропа в руках и нарезным батоном под подмышкой критиковала полицию и все исполнительные органы за то, что те допустили чудовищную оплошность.
За пять минут, проведенных в очереди, она раз семь повысила голос и рассказала всем присутствующим как минимум две версии произошедшего. Согласно одной из них, женщину убила похищенная ею девочка. А по другой, учительница увозила детей и продавала их на органы. Ее и убили, чтобы не платить.
Честно говоря, меня, не обделенного опытом следователя, всегда поражало то, с какой скоростью обычные люди способны составлять версии произошедших событий. Но, как бы абсурдно они не звучали, даже такие предположения имели свою ценность. Ведь никогда не знаешь наверняка о том, кто стоит перед тобой: волк или овца?
Следующее утро началось довольно сумбурно. Телефоны разрывались от звонков, под окнами и у дверей толпились журналисты, а шеф с раннего утра готовил отчеты, периодически вызывая к себе «на ковер» всех повинных в пятилетнем «висяке». И мне досталось одному из самых первых.
Когда же я вернулся к себе, у моего стола переминался с ноги на ногу Антон Сергеев. Тот самый кудрявый раздолбай, которого вместе со мной вызывали посреди ночи охранять труп.
Держа за спиной тоненькую белую папку, он что-то усердно рассматривал на моем столе.
- Что-то потерял? - полюбопытствовал я, проходя к столу.
- Н-нет, - он протянул мне подшитую папку. - В-вот.
- Что это?
- Д-дело. То самое.
Я окинул взглядом папку и по ее толщине понял, что спустя пять лет вряд-ли смогу отыскать иголку в стоге сена. Тем более с таким набором улик. Но попробовать стоило.
- Ага, - буркнул я, выхватывая из дрожащих рук Сергеева папку.
Еще пару дней назад этот малый буквально сиял уверенностью в себе, а сегодня дрожал передо мной, как осиновый лист на ветру.
Открыв папку, я разочаровался еще сильнее. Ее содержимое едва ли можно было вообще назвать уликами. В ней находилось несколько листов А-4, среди которых были ориентировка на пропавшую девочку, показания мамы ребенка, а также того самого свидетеля, который утверждал, что видел потерявшеюся вместе с учительницей на вокзале. Ну и скриншот кадра с камеры видеонаблюдения, запечатлевшей их вместе. И больше НИ-ЧЕ-ГО.
Спустя пять лет найти следы совершения подобного преступления практически невозможно. Я был загнан в тупик и как никогда остро ощущал нехватку кофеина в организме. После второго стакана американо из автомата мне стало значительно легче.
Вернув ясность мыслей, я отправился в школу, где работала погибшая, чтобы собрать ее портрет и, если повезет, даже узнать о возможных мотивах. Но, оказалось, что молодая учительница не пользовалась популярностью среди коллег и за все время преподавания, а точнее несчастных полгода, так и не завела друзей.
Единственным человеком, который смог рассказать мне хоть что-то, оказалась школьный психолог. Немного растрепанная женщина под сорок в заляпанной чаем блузке сообщила о том, что перед самым увольнением Марта Геннадьевна Остапова стала проявлять нездоровый интерес к одной из своих учениц. Той самой Ане Куриленко.
Она просила провести девочке индивидуальные анкетирования и беседы, чтобы узнать о ее психологическом состоянии и обстановке в семье. Утверждала, что девочка терпит насилие. Но, по словам психолога, эта информация не подтвердилась.
Она вместе с участковым и социальным педагогом лично посещала их дом и оценила обстановку в семье как благополучную. В качестве доказательства проделанной работы женщина нашла в компьютере файл с документом, который назывался именем пропавшей девочки, и показала мне его. А после дополнила, что погибшая учительница была “странной”. Она устроилась в школу по рекомендации сразу после колледжа и, не проработав и полгода, решила уволиться.
Никому из ее коллег не было известно ни причин этого решения, ни того, чем Марта занималась в свободное от работы время.
В многоквартирном доме, где учительница ранее снимала квартиру, тоже никто ничего о ней не знал. Ни соседи, ни хозяин не смогли рассказать о ней и пары фраз, кроме как “симпатичная, молодая, но все время ходила какая-то грустная”.
О ее друзьях, отношениях и близких - тоже никто не знал. Это был самый настоящий тупик. И чтобы найти из него выход я решил лично еще раз проверить семью той девочки, за которую погибшая так беспокоилась.
Из всего, что рассказала мне школьный психолог, я понял, что мать пропавшей девочки родила дочь, будучи еще совсем юной. В 16 или 17 лет она осталась совсем одна с ребенком на руках и была вынуждена самостоятельно растить малышку, параллельно ища кров и обеспечивая их двоих пропитанием.
Позднее она встретила мужчину, с которым впоследствии стала жить и воспитывать девочку. Женщина охарактеризовала его как “вполне адекватного молодого человека, заботящегося о своей семье”. Но что-то в этом деле никак не давало мне покоя. И я понял, что должен навестить семью девочки лично.
Дорогой читатель, буду благодарен за твои оценки к рассказам. От этого зависит периодичность публикации полноценных историй, ведь они сами собой не пишутся. Подпишись, если ждёшь продолжения!
