Забинтованную ладонь левой руки главврача Люда увидела сразу, входя в кабинет. У Ивана Семёновича не получилось предусмотрительно спрятать её под стол. Вероятно, о такой необходимости вспомнил он слишком поздно.ф
— Мне сказали, что вы меня вызывали, — сохраняя спокойствие, сообщила девушка, — я как раз к вам и направлялась. Вот, — протянула она главврачу заявление, — причину увольнения не указала, но, если требуется, могу указать.
— Что? — искренне возмутился Иван Семёнович, — по собственному захотела? Да я тебя по статье уволю!
— По какой? — поинтересовалась Люда, — я проконсультировалась. Мне сообщили, что здесь другая статья получается. Да и доказательства вот, — кивнула она на забинтованную левую ладонь мужчины, — кроме того, имеется и кое-что другое. Вы не заметили, что я до вашего появления себя на видео снимала. Съёмку отключить не успела…
— Ну ты и нахалка, — перебил девушку главврач.
Он вновь спрятал забинтованную руку под стол, но, вероятно, догадавшись, что — это бессмысленно, вернул её в первоначальное положение.
— Заявление я подписываю, — не глядя на девушку пробурчал Иван Семёнович, — расчёт получишь сегодня, и чтоб завтра я тебя в больнице не видел.
Вечером, удобно устроившись на стареньком диване и не обращая внимания на какую-то нудную телепередачу, Люда ещё раз оценивала события, произошедшие с ней за последние два дня. В кабинете главврача она держалась хорошо. Хотя на самом деле девушку переполняли самые разные чувства, внешне это никак не проявлялась.
— Все нормально, — думала тогда, направляясь к Ивану Семёновичу, Люда, — как на операции. Ведь тогда, что бы ни происходило, я просто спокойно работаю.
В эту горбольницу выпускнице медицинского университета удалось попасть по рекомендации самого Дмитрия Андреевича Ерёмина, известного на всю область хирурга. Интернатуру Люда проходила под его руководством. Вначале она с опаской отнеслась к тому, что набираться опыта ей придётся в травматологической клинике. Но уже через несколько дней успокоилась. Дмитрий Андреевич был, конечно, очень требовательным, но все его требования были справедливые. А ещё он всегда оставался вежливым и спокойным.
— Ты молодец, Людмила, — похвалил на прощание молодого хирурга Дмитрий Андреевич, — жаль, что в нашей клинике места сейчас нет. Я через три года на пенсию уйду. Ты бы здесь меня заменила.
Сейчас, вспомнив эти слова своего наставника, девушка отметила, что он до того последнего дня ни разу не называл её по имени. Всегда обращался «Людмила Анатольевна». Жалко было с ним расставаться. Наверно, и у него такая жалость присутствовала.
— У него даже что-то вроде тоски в глазах было, — ещё раз прокрутила в памяти тот эпизод двухгодичной давности Люда.
В третьей городской больнице Людмилу встретили нормально. Главврач, тоже хирург, хорошо знал Дмитрия Андреевича. Они даже работали несколько лет вместе. Встретив в кабинете пришедшую устраиваться на работу девушку, он сразу сообщил ей об этом, добавив, что рекомендация Ерёмина — это тот самый ключик, который откроет для неё двери любой больницы в области.
Через неполных два года все изменилось. В регионе выбрали нового губернатора. Он тут же начал менять команду. Появился и новый глава Минздрава. Его, как утверждали знатоки, губернатор привёз из региона, в котором работал ранее. Как и положено «новой метле», новый министр начал устанавливать свои порядки. Одним из первых потерял работу главврач третьей горбольницы. Вместо него прислали Ивана Семёновича.
С тех прошло полтора месяца. Вчерашний день начался, как обычно. Это было обыкновенное дежурство. После обхода Люда направилась в ординаторскую. Хотела сразу заполнить нужные документы, но вначале решила заполнить свой видеожурнал. Она сама его придумала. Снимала себя рассказывающую о работе, настроении и обо всем прочем. Вечером перебрасывала отснятое в компьютер.
Главврач зашёл в ординаторскую неожиданно. Увидев сидящую за столом девушку, он начал спрашивать её о плановых операциях, ещё о чем-то. Затем взял лежащий на столе ключ, вернулся к входной двери, закрыл её.
— Что вы делаете? — поняла и не поняла Люда.
Крепко обхватив девушку, Иван Семёнович вытянул её из-за стола, потащил к дивану. Пытаясь вырваться из рук главврача, Люда изворачивалась, стараясь пнуть его, била своими маленькими кулаками по плечам и по голове. В ответ мужчина ещё крепче прижимал её к себе, что-то шептал, пытался впиться своими губами в её губы.
Испуганная девушка понимала, что противостоять грубой мужской силе она не сможет. Оставалось только кричать, звать на помощь. Это она и попыталась сделать, падая на диван, придавленная главврачом. Крикнуть она смогла только один раз, а потом её рот закрыла рука насильника. Люда резко повернула голову. Ладонь мужчины соскользнула с её губ. Иван Семёнович попытался вновь закрыть рот девушки.
В этот момент Люда почувствовала, что её губы зажимает не ладонь, а только её ребро. Что есть силы рванувшись, девушка зубами буквально впилась в это ребро. Вероятно, испуг, отчаяние и ненависть слились воедино. Главврач буквально взревел от боли. Он отпрянул от лежащей на диване Людмилы, отскочить от неё у него не получилось. Девушка с яростью сжимала зубами ребро ладони.
— Пусти, гадина! — не прокричал, а провыл мужчина.
Сейчас, находясь одна в квартире, Люда вновь вспомнила произошедшее. Вчера, находясь на дежурстве, «переваривая» случившееся в ординаторской, она была в каком-то «взвинченном» состоянии. Правда, оно не помешало работе. Поздно вечером привезли пациента, которому понадобилась срочная операция. Ни операционная медсестра, ни анестезиолог не заметили, что с хирургом что-то не так.
Успокоилась девушка только сегодня утром. С заявлением к главврачу она шла, опасаясь этой встречи. Это чувство исчезло сразу после того, как Людмила увидела забинтованную ладонь Мешкова.
— Что, гадёныш, — пронеслась мысль в её голове, — я, кажется, в самом деле хорошо тебя цапнула. Сразу вчера не поняла, откуда у меня кровь на подбородке.
Утром следующего дня Людмила начала искать работу. К сожалению, во всех городских больницах с трудоустройством ей отказывали сразу, как только она называла себя. В конце концов решила позвонить Дмитрию Андреевичу, рассказать ему о серьёзном конфликте с главврачом, попросить помочь.
Хирург обрадовался звонку Люды. Начал расспрашивать о работе, о бытовых проблемах. Услышав о том, что девушка уволилась, вначале поинтересовался причиной, но услышав смущённое «понимаете, я одна в ординаторской была…», остановил девушку.
— Не надо, не рассказывай, — буквально потребовал Дмитрий Андреевич, — дальнейшее понятно. К сожалению, и среди медиков встречаются подлецы. Я тебе перезвоню, — заверил он, — прямо сейчас пойду к нашему главному, напомню о твоей интернатуре, сообщу, что осталась без работы. Кажется, клинике должен потребоваться хирург.
Он в самом деле перезвонил. В голосе хирурга слышалось смущение, казалось, что он считает себя в чем-то виноватым.
— Наш главный сказал, что ему ещё вчера звонили из Минздрава, — рассказывал Дмитрий Андреевич, — потребовали, чтоб тебя на работу не брали. Я рассказал о твоём конфликте, а главврач говорит, что этот Мешков двоюродный брат министра. Он ведь тоже приезжий, чуть позднее всей этой команды появился.
Людмила поговорила со своим бывшим руководителем ещё о чем-то. Заверила, что будет держать его в курсе своих успехов и неудач. На прощание хирург попросил у неё прощения за то, что не смог оказать помощь.
Дело принимало нехороший оборот. У девушки были кое-какие сбережения, но их могло хватить максимум месяца на три. Львиную долю «съест» плата за квартиру. Люда снимала однокомнатную «брежневку» в двадцати минутах ходьбы от больницы, в которой работала. Микрорайон был хоть и не особо хорошим, но из-за его удобного расположения, квартиры в нем сдавались дороже, чем в других местах.
Можно было, конечно, поехать к тёте Лизе, сестре матери. Но злоупотреблять её гостеприимством не хотелось. И так во время учёбы, по просьбе тётки, девушка жила у неё. Тётя Лиза уже давно осталась одна. Она была намного старше Людмилиной мамы и жила в двухкомнатной квартире, которую они когда-то с мужем получили, отстояв три года в очереди.
Поздно вечером Людмиле позвонила мама.
— У тебя что-то случилось? — взволнованно спросила она.
— Нет, все нормально, — попыталась успокоить её девушка.
— Не обманывай. Я чувствую, что тебе плохо.
Понимая, что спорить с матерью бесполезно, Люда коротко рассказала о потере работы, и о том, что устроиться в городе она не может. Что касается частных клиник, то туда звонить бесполезно. У неё опыт работы — только два года.
— Знаешь что, ты домой приезжай, — подумав несколько секунд, посоветовала мать, — у нас в больнице полный крах. Соседку ведь помнишь, Галиной её зовут. Она сестра операционная. Рассказывала, что оба хирурга уволились. Из-за безвыходного положения в больницу позвали Антона Ивановича. Ты его помнить должна.
— Так он же ведь не работает уже лет пять, или больше, — удивилась Люда.
— Вот именно, — подтвердила мать, — ему уже под восемьдесят. Вообще-то он крепкий, вижу часто его. Он согласился, но поставил условие — работает только до осени. Ему в самом деле тяжело. Он и в операционной, и приём ведёт. Ты приезжай. У нас сейчас анестезиолог новый. Галина сказала, что очень хороший. Из Гронска приехал. Единственный недостаток у него, как Галя сообщила, — женоненавистник. Но общается в коллективе хорошо.
— Ну, как я поеду? — не соглашалась Люда, — я же в районной больнице квалификацию потеряю.
— Наоборот поднимешь её. К тому же тебе должны будут выплату какую-то хорошую сделать, раз в сельскую местность едешь, — напомнила мама, — программа какая-то есть. Деньги на приобретение жилья выделяются.
Разговор с матерью продолжался довольно долго. Хотя никакого решения Людмила не приняла, у неё появились сомнения. Они буквально терзали девушку почти неделю. Мать звонила ежедневно. А потом позвонил главврач районной больницы. У Людмила, вняв его просьбам, засобиралась в родной город.
***
— Молодец, что приехала, — похвалил девушку Антон Иванович, — я больше в самом деле не могу. Приём вести — это ничего, но за операционным столом стоять… Сама знаешь, сколько времени уходит на то, чтобы сетку вшить при удалении паховой грыжи. Галя выручает, сестра операционная. Я думаю, что она и без меня и грыжи бы удаляла, и аппендиксы, все-таки уже лет двадцать операционной медсестрой. Многое умеет Галина.
В конце августа Людмила осталась единственным хирургом в больнице. Анестезиолог Костя в самом деле создавал впечатление женоненавистника, но на работе это не отражалось. Молодой человек окончил тот же вуз, что и девушка, только двумя годами раньше. О своей работе в Гронске он ничего не рассказывал. Обращался к Люде только по имени-отчеству. Впрочем, это относилось ко всему медперсоналу и пациентам. В свою очередь врачи, медсестры и остальные работники больницы называли его Константином Владимировичем. Исключением были врачи-мужчины.
Прошло ещё полтора месяца. Особо значимых событий за это время не случилось. Людмила привыкла к новому месту работы. Её опасения по поводу потери квалификации оказались беспочвенными. В райбольнице приходилось делать такие операции, которые в городской молодому хирургу почти не доверяли.
Неприятный осадок, оставшийся после инцидента с главврачом горбольницы, постепенно исчезал. Если раньше случившееся регулярно всплывало в памяти, то теперь такое бывало все реже. А потом, в середине октября, произошло событие, которое хоть и «не выбило Люду из колеи», но стало довольно значимым.
Вечером, когда девушка, жившая с родителями, уже направилась в свою комнату, чтобы немного посидеть в интернете и лечь спать, ей позвонили.
— За вами скорую отправили, — сообщил главврач, — собирайтесь. Нужна срочная операция.
По голосу Виктора Михайловича было понятно, что случилось что-то из ряда вон выходящее. Но Людмила все-таки решила напомнить главному, что сейчас в райбольнице можно делать только плановые операции. Если нужна срочная, согласно указанию областного Минздрава, пациентов везут в больницу соседнего района.
— Нельзя его везти, — недовольно сообщил Виктор Михайлович, — это больше семидесяти километров. Может не доехать. Удивительно, как он перенёс дорогу к нам. Пулевое ранение у него. Не сквозное. Пуля в груди осталась. Собирайся.
— Господи! — только и могла ответить девушка.
— Вот и господи, — главврач перешёл на полушёпот, — из города компания приехала. Остановились на базе у озера. Лицензия у них на лося. Вот его вместо лося и подстрелили. В компании министр наш. Он потребовал, чтобы операцию здесь делали. Сказал, что ожидаемый результат — пятьдесят на пятьдесят.
— Вы хирург? — спросил Костю министр, когда вся доставленная скорой операционная бригада вошла в ординаторскую.
— Нет, — ответил молодой человек, — я анестезиолог. Хирург — Людмила Анатольевна, — кивнул он в сторону надевающей халат девушки.
— Вы… — недоверчиво начал осматривать Люду министр, — а вы понимаете, что речь идёт о пулевом ранении в область сердца? У вас есть другой специалист? — повернулся он к главврачу.
— Нет, и я вам сообщаю об этом каждый месяц, — последовал ответ, — а сейчас, пожалуйста постарайтесь обойтись без эмоций. Людмила Анатольевна хороший специалист. Раньше в третьей горбольнице работала. Интернатуру у Дмитрия Андреевича проходила в травматологии.
О чем говорили министр и главврач неизвестно. Людмиле, конечно, слова областного чиновника были неприятны, но она решила принять их как должное и не придавать им значения. К тому же вскоре ей пришлось столкнуться с неожиданностью, которую она и представить себе не могла. Пациентом, получившим пулевое ранение, оказался тот самый Иван Семёнович Мешков, главный врач третьей горбольницы.
Пока раненого готовили к операции, Людмила, войдя в уже опустевшую ординаторскую, позвонила Дмитрию Андреевичу. Выслушав девушку, хирург напомнил ей:
— Помнишь, зимой у нас с тобой подобная операция была. Тоже на охоте человека подстрелили. Работай спокойно. Я знаю, у тебя все будет хорошо.
Едва закончился разговор, как отрылась дверь и в ординаторскую вошла незнакомая заплаканная девушка.
— Доктор, скажите, он будет жить? Вы его спасёте? — сквозь слезы спросила она, — я все делала, как в таком случае надо. Я медсестра. В той же больнице работаю, в которой Иван Семёнович главный врач. Я все время с ним была. И тогда, когда это случилось…
— Выйдите немедленно, — не выдержав, крикнула Людмила, — кто вас пустил?
Идя в операционную, девушка думала о плачущей медсестре. Кажется, она где-то её видела. Уже за операционным столом вспомнила. Это была процедурная медсестра из терапевтического отделения третьей горбольницы.
— Рассказывали, что этот Мешков уже в первую неделю с медсестрой из терапии связался, — вспоминала Людмила, делая надрез.
Операция продолжалась более пяти часов. Когда пациента увезли в реанимационную палату, хирург и анестезиолог вошли в ординаторскую.
— Вы домой поезжайте, — обратилась Люда к Косте, — я останусь. Меня через час разбудят.
— Операция прошла нормально, с ним все хорошо будет. Вам теперь отдохнуть надо хорошенько. Вы просто молодец. Пуля в пяти миллиметрах от сердца остановилась. Вот она, — показал Костя пулю в целлофановом мешочке, — из карабина стреляли. Калибр — 7,62 миллиметра. Потом отдадите ему. Талисман будет.
— Спасибо, лучше вы отдайте. Я не хочу. Вы идите. Мне остаться надо. Вдруг что-то не так. Он обязательно выжить должен. Хочу в глаза ему посмотреть.
— Зачем?
Людмила посмотрела на анестезиолога. Девушка сама не знала, почему она вдруг поняла, что этому молодому человеку можно доверять. Не отрывая глаз от Кости, она рассказала ему свою историю.
— Вот гад, — чуть слышно подвёл черту под услышанным молодой человек, — а ты умница, — впервые за время совместной работы назвал он её на ты, — я давно это знал, просто не говорил.
— Спасибо за комплимент, — усмехнулась Люда, — вот только я с дуру рассказала тебе все это, а почему ты женщин ненавидишь, не узнала.
Они проговорили до рассвета. Вместе дважды заходили в реанимационную палату. С пациентом все было нормально. В девятом часу в ординаторскую вошли главврач и министр. Чиновник начал что-то рассказывать, обещал договориться, чтобы Людмилу и Костю взяли на работу в травматологию.
— Спасибо, не надо, — остановила его девушка, — нам и здесь хорошо. Мы пойдём? — посмотрела она на главврача, — устали немножко, — и увидев, что Виктор Михайлович не против, обернулась к анестезиологу, позвала его, — Костя, пошли.
Автор: Николай Дунец