- "И кто же меня так подставил, кому это понадобилось?" С досадной злостью думала главврач родильного отделения Анна Потанина. Глядя сквозь решетку судебного зала. Её обвиняли в убийстве недоношенного ребенка. Но виновной она себя не считала. И совсем не лукавила в своем последнем слове. Когда говорила, что не убийца, и что всегда работала во благо общества, и этому есть доказательство - многочисленные благодарности и, главное, положительная динамика и статистика. И что её отделение имеет очень хорошую репутацию и многие стремятся попасть именно к ней. И это тоже была правда. Вот только в её реальности понятие убийца отличалось от мнения остальных людей. Она не считала убийцей того, кто избавляет от страданий потенциально тяжелого инвалида, который и так, скорее всего, умрет, чтобы сэкономленные ресурсы и время потратить на более перспективных. Забрать одну никчемную жизнь, чтобы спасти остальных. Это не убийца – это необходимое зло во благо общества, ведь не просто так таких людей поощряют по карьерной лестнице, значит, они все делают правильно. И этому есть прямое подтверждение, то, что не только начальство было на её стороне, но и народ. Потому что даже простые люди об этом догадываются, просто не хотят себе в этом признаваться, но зато очень желают оставить все как есть, потому что это во благо остальных, нормальных. Тем более, когда цена вопроса всего лишь ребенок какой-то, никому не нужной детдомовской девушки.
Все произошло в один осенний вечер, когда с улицы поступила беременная женщина. Это были преждевременные роды, ребенок родился почти шестимесячным, с жалобным писком и сразу замолчал.
- Меньше 500 грамм. Анна Эдуардовна, навряд ли жилец, но на ИВЛ держится.
- Зачем вы подключили его к ИВЛ, почему сразу не оформили антенаталь?
- Но он же живой. ..
- Вы какой год работаете? Блаженные спасатели. Вы вливаете тонны дорогих препаратов в заранее неперспективных детей, а потом они в лучшем умирают. А в худшем остаются овощами, а их мамки потом пишут отказную.
- Но ведь не все... И согласно инструкции…
- Молчать! Вы меня еще будете учить инструкции, забыли, когда я пришла, какой тут был бардак, у вас грибок в отделении не переводился. На одной пеленке всех детей взвешивали. Я навела здесь порядок, лично драила отделение, выбивала средства на современное оборудование и добилась хороших показателей. Не вам меня жизни учить. Делайте антенаталь.
- Но ведь ребенок жив.
- Пока, жив.
- А как же мать? Она же...
- Молчать! Какая-то детдомовская бродяжка, таким вообще надо запретить вместе с нормальными рожать, заразу только разносят. Им вообще надо в клоповнике рожать, дабы выродились все. Он еще там?
После прихода тети в белом халате, которая по долгу службы и совести должна спасать и лечить, маленький человечек, бессильно хватающий за жизнь. Которого только час назад любящая мама нарекла Витющей, перестал жить...
Анне Эдуардовне не повезло. В её кабинете находилась санитарка Егоровна. Которая давно записывала все, что говорила ненавистная начальница.
В защиту Потаниной кинулись все. И многие посчитали своим гражданским долгом провести воспитательные санкции с мамочкой погибшего мальчика. Ведь это все из-за неё, «детдомовки» уважаемого и столь необходимого врача, который должен спасать жизни, держать за решеткой. И мало того, у этой мамочки-одиночки, как выяснилось, ещё и ментальные расстройства, зачем вообще таким рожать?
И уже на последнем заседании несчастная мать была в абсолютном невменяемости состоянии. Обращаясь к присяжным, она просила оправдать подсудимую и клялась, что не имеет к ней никаких претензий. Ведь Анна Эдуардовна, всеми уважаемый доктор, и как какая-то оборванная сиротка может позволить, чтобы из-за неё посадили такого прекрасного человека. В конце своей речи девушка сорвалась в истерику и с какой-то невыносимой болью в душе стала кричать на весь судебный зал, что Анна Эдуардовна такой человек! Ну, такой человек! Она бог, она имеет право решать, кому нужно умирать, и никто не имеет право её за это судить!
И многим в этот момент почему-то стало мучительно стыдно, что захотелось покинуть зал заседания... Только такие, как Анна Эдуардовна, презрительно поморщились.
Судья долго зачитывал вердикт, а потом, согласно экспертизам и многочисленным выводам, разночтений,... оправдана!
Несчастная мать первая захлопала ладонями и стала истерически хохотать, что мороз по коже прошелся у всех. Когда Потанину вывели. Мать погибшего ребенка прорвалась сквозь толпу, кинулась Потаниной в ноги и закричала.
- Нарекаю тебя Богом! Нарекаю тебя Богом! Отныне, после того, как тебя оправдал людской суд, тебе дано право решать, кому умирать! Нарекаю тебе богом! Богом! Богом! Ты Бог!...
Женщине вызвали бригаду санитаров. А для бывшей подсудимой продолжилась её обычная одобряемая обществом врачебная практика.
Анна Эдуардовна худела без всяких на то причин. У неё пропал аппетит. Она могла не есть три дня и при этом работать, ощущая лишь слабость, но не чувство голода. Лицо её обрело нездоровый цвет с неким зеленым и порой синюшным подтоном. Куда-то делись все друзья и подружки. Даже начальство реже стало вызывать себе на прием. Через полгода ушел муж и намекнул, что от нее исходит неприятный запах, который он не в силах терпеть. Даже две дочери школьницы, под различными предлогами, норовили переночевать лишний раз у бабушки. В итоге Анну Эдуардовну отправили на бессрочный больничный. Пока не вылечится.
Богатые люди - это мишень для преступников. Три дня Анна Эдуардовна не выходила на улицу, дети уехали на летние каникулы в лагерь, мужа нет, родные и те перестали заходить. Казалось, что дома никого нет, можно заходить и грабить. Она не успела ничего понять, когда увидела посторонних людей у себя в спальне. Женщина стала бороться, обретя какую-то нечеловеческую силу. Буквально раскидав троих взрослых мужчин по комнате. Но кто-то схватил прикроватную тумбочку и стал наносить тяжелые удары по голове… И так несколько раз.
И она поняла, что убита. Но где же свет в конце туннеля? Потом пришла полиция, скорая и морг. Холодно. Очень холодно. Несколько раз она услышала, что убита. "Но как же так, если я все чувствую. Значит, жива! Жива. Я жива! Спасайте меня!" Кричала Анна Эдуардовна, вот только тело её больше не слушалось. Зато продолжало чувствовать, все чувствовать... Как никогда не чувствовала раньше. Она испытывала бесчеловечную, звериную, пронизывающую боль. Её живую и все чувствующую резали, вырезали органы, зашивали грубой иголкой...
"Больно! Больно! Как же мне больно! Почему это со мной происходит! Почему так со мной происходит! Мне так страшно, Господи, но где же ты?! Я же ходила в церковь, знала наизусть твои молитвы, почему ты не заберешь меня, почему я продолжаю чувствовать боль!"
На похоронах пришло много людей, все сочувствовали, не жалея пафосных и восторженных речей. Словно соревнуясь друг с другом в красноречии. Так что никто не заметил, как в углу, закутавшись в серый облезлый платок, сидела молодая девушка с полубезумными глазами. Которая заученно и зловеще шептала покойнице в ухо:
- Анна Эдуардовна, вы прекрасная женщина и самый лучший врач. У меня нет к вам никаких претензий. Вы же для нас, простых людей, — Бог. А для Бога нет Бога. Это мы, простые люди, должны умирать по воле Бога, а не вы. Поэтому я точно знаю: вы не умерли и все слышите и чувствуете. Потому что вы Бог. А боги не умирают.
Галинадар
