В палате травматологии стоит одна одинокая, но занятая кровать.
Одинокая — потому что на ней никого не было несколько дней, а занятая, потому что её занимала бабуля, которая те несколько дней была в реанимации.
Когда её, наконец, привезли, она почти не открывала глаза и всё время спала. Когда не спала, она пела песни и считала. А не спала она, чаще всего по ночам.
Я не была в палате ночью, только днём — там я сопровождала маму, а на ночь уходила на съемную квартиру.
Мы приехали с мамой в Москву на плановую операцию. Рядом с квартирой, которую я арендую, — речка Яуза, а через неё пешеходный мост: круглый такой, прям картинно круглый, и через него много-много ступенек. Первый раз по нему я шла с чемоданом, только-только выйдя от мамы из отделения травматологии. Тяжело шла, неудобно. Но первое о чём я подумала, пыхтя от тяжести, какое же это счастье — иметь возможность идти по крутой лестнице, с чемоданом, да на своих ногах.
Там, в палате травматологии много людей с пострадавшими конечностями. Им тяжело, больно, передвигаются на костылях или с медицинскими ходунками.
Бабуля вон та, что днём спит, а по ночам считает и поёт, она мало того что не ходящая, так ещё и в голове наплыл возрастной туман. Наркоз, скорее всего, ещё сгустил его и уплотнил. Вот она и витает во снах, песнях и счёте.
А у меня голова соображает, помнит и думает. И ноги с чемоданом через мост перебегают, по перронам и по верхним полкам в плацкарте скачут. Свои ноги. Здоровые. Это чудо какое-то! И счастье!
Другая мамина соседка по палате — невероятно артистична особа преклонных лет. Она — бывшая солистка театра оперетты. Называет сложную классификацию своего сопрано и для моего лучшего понимания перечисляет фамилии великих, с кем я могла бы её сравнить и понять её голос. Она бы, наверное, спела, но тут нельзя.
Я почти не знаю этих великих. Я совсем не образована ни в музыке, ни в сопрано, но я киваю со знанием дела — мне нравится эта дама. Она полна какого-то неуёмного детского восторга, чудом сохранившемся в ней в её возрасте.
— Девочки, миленькие, вы тут на учёбе? — спрашивает она молодых практиканток с тазиками и тряпками, зашедшие протереть мебель.
— Да, — отвечают они.
— Вы на врача учитесь?
— На медсестёр.
— Прекрасно! — радуется владелица сопрано. — Прекрасно! Дай вам Бог здоровья и хорошей, денежной работы. Только любите свою работу и благодарите за неё!
Девочки улыбаются стеснительно, выходят.
— Да ну! Медсестра — это не денежная работа, — спорит с сопрано её соседка — сухощавая и строгая дама, когда за девочками закрывается дверь. — Скажете тоже! И любить ещё. Пф!
— Денежная! — не соглашается певица. — Если любить свою работу и благодарить за неё Бога, то зарплата будет хорошая!
— Да ну, ерунду не говорите, — не соглашается строгая дама. — Вы живёте в каком-то вымышленном мире.
Я не вступаю в спор, но мысленно соглашаюсь с бабулей-сопрано. Она еще спорит, но недолго, а потом надевает наушники и слушает музыку. Когда она не говорит и не слушает музыку, она молится Иисусовой молитвой, громким шепотом и с закрытыми глазами. Благодарит. Хотя, казалось бы, за что благодарить? Живёт с сыном-инвалидом, сломала руку, та неправильно срослась, да ещё и на мошенников нарвалась. Ну вон тех, которые на какие-то бесплатные медицинские процедуры приглашают, чаем поят, а ты потом выходишь от них вместе с договором на кредит. Теперь она его и выплачивает с пенсии. Но бабуля-сопрано молится и благодарит.
Маме бывает трудно и очень больно после операции. Велик соблазн сорваться в уныние. Я стараюсь поддержать и успокоить.
— Не переживай, — говорю, — главное, что мы здесь, у нас всё получилось и вообще есть возможность сделать эту операцию.
У меня бабушка страдала с такой же проблемой. Мамина мама. Она тогда рассказывала про свою знакомую, что ей сын по невозможному блату сделал ей чудесную операцию, и теперь у неё не болят ноги. А у бабули моей тогда болели, и не было возможности сделать эту волшебную операцию.
— А у нас сейчас есть такая возможность, — говорю маме. — Это ли не чудо? Разве не чудо, что с помощью государства мы, без всяких связей, смогли оказаться в одном из самых лучших лечебных заведений?
Мама соглашается и благодарит случай, возможность. Через боль и немножечко отчаяние, но она старается.
К маме приходят врачи с советами и физиопроцедурами. Приносят листочки с описанием зарядки, которую нужно дома делать.
— А почему мне этого не дают? — удивляется та строгая дама, что была против денежной работы у медсестёр. У неё такая же операция, что и у мамы была.
Дама та весьма приятная и вежливая, отзывчивая даже, но много осуждает и хмурится. Она, видимо, устала и сильно расстроена: в метро её толкнул невнимательный молодой человек и она упала. Тот оттащил её к лавочке, чтобы она пришла в себя, и убежал, думая, что это просто ушиб. А это не ушиб. Это перелом и операция. И вот она здесь, и в её мире всё плохо. Она не ждала этой операции, как мы, не радовалась ей, не благодарила всех и вся за эту возможность. Случай сделал ей плохо. Её можно понять.
— Не знаю, — отвечает ей физиотерапевт, — про вас у меня ничего не написано, — и на всякий случай сверяется со списком. — Ну вот, возьмите тогда, у меня есть дополнительная копия с зарядкой. — Она протягивает строгой даме листочки.
Дама хмурится и берёт их. А я про себя благодарю: свои здоровые ноги и голову, ситуацию с операцией, что так долго не могла разрешиться и в итоге так удачно завершилась, врачей, больницу, возможности, что есть в нашей стране, родных, что поддержали и физиотерапевта, что почему-то пришла только к нам. Может, потому что мы очень рады тут наконец-то оказаться?
Я согласна бабушкой-сопрано: если любить и благодарить, то всё сложится. Возможно, не сразу, не по щелчку пальцев, а постепенно и даже через трудности. Но сложится. И работа, и помощь, и возможность и даже здоровье. Главное — не забывать благодарить. Особенно здоровье. Пока оно есть. Нет, не пока, а когда — когда оно есть. Это мне тоже бабушка-сопрано сказала, но я и так это поняла, когда бежала на своих ногах через мосты и перроны с чемоданом, и никакой молодой человек меня ни разу не толкнул.
