Запыхавшись и поддерживая руками огромный живот, Стеша вбежала в сенцы, прислонилась к стене, закрыла глаза. Под веками плавали кроваво-красные круги, земля уходила из-под ног, а младенец в животе притих так, что Стеша испугалась – не помер ли? Дверь из избы отворилась, в тёмные сенцы проник поток тусклого света – у старушки в руках горела свеча.
- Стеша, ты ли?
- Я, баба Параня, я, - насилу вымолвила женщина, - Ох, сейчас отдышусь, расскажу тебе всё. Беда, бабушка, что деется-то.
- Видела его?
- Видела, - Стеша сделала глубокий вдох и медленно выдохнув, ответила, - Дай напиться, бабушка, всё нутро пересохло, аж горит.
- Айда в избу.
Усадив Стешу за тот же стол, Прасковья подала ей воды в ковше, перед тем как подать, пошептала над ним. Сделав несколько глотков, Стеша почувствовала, что дышать стало легче, а сердце забилось ровнее.
- Ох, бабушка, некогда сидеть-то, бежим скорее! – она тут же вскочила на ноги, - Это страшилище уж, поди, сожрало нашу Дарьюшку там!
- Погоди, ты мне поначалу всё расскажи, что узнала, с плеча рубить в этом деле негоже. Тут с умом надо, иначе лишь хуже наделаем.
- Не человек это вовсе, бабушка! – воскликнула Стеша в нетерпении, лицо её пылало, щёки покрылись пятнами, - Сделала я всё, как ты велела и такое увидала, что чуть было и не родила там же от страха. Склонилась и вижу... То ли слизень, то ли червь с доброго мужика ростом возле Дарьи стоит, глазки у него махонькие, зато рот огромный, во всю рожу его, да и рожа-то непонятная. Вроде как тесто из кадки на стол шмякнули, да на него куда придётся приладили глаза и пасть ненастную. Весь-то он ходуном ходит, ворочается, ни рук, ни ног у него нет. А язык, что змея извивается, высунул он его на цельную сажень и тем помелом поганым и давай Дарью облизывать, ровно она петушок сахарный, те, что ребятишкам на ярмарках покупают. А та стоит и не шелохнётся, как завороженная. Да и что учудил-то – лап еловых спужался, из бани с криками вылетел, будто ошпаренный. А кады он сызнова-то в баню вертался, я дверь поленом крепким подпёрла и хотела Дарью к тебе тащить. А она ни в какую, упирается, на меня зверем глядит. И ведь что удумала? Палкой меня по боку ка-а-ак саданула, мол, неча мне указывать, сама разберусь и жениха мово не трожь.
Губы Стешки поползли и некрасиво скривились, она разрыдалась в голос, тыча себе пальцем в бедро.
- Вот, глянь, бабушка, уж до чего я спужалась, думала, робёночка мово она заденет, погубит.
- Не бойся, девка, ничо не сделатся младенцу, рану твою я после залечу. А сейчас идём к Дарьиной избе, по пути дорасскажешь, коли есть чаво сказать, не станем время терять. Что надо я уже узнала, - Прасковья во всё время Стешкиного рассказа не обронившая ни слова, лишь хмурив брови, сейчас поднялась с места и, перекинув через плечо, суму, махнула рукой, идём, дескать.
- Бабушка, а ты дойдёшь? Ить ты из избы сейчас почти не выходишь? – перестав плакать, спросила Стеша.
- Дойду, авось хватит сил. Подай-ка мне, девка, вон ту палку, что в углу стоит.
Стешка выполнила старухину просьбу, и они вышли из дома и зашагали торопливым шагом во тьме к Дарьиному двору. Прасковья шла на удивление споро, и Стеша дивилась тому, откуда у старухи взялась такая прыть, ведь ноги её давно были хворыми, она и со двора-то своего почти не выходила. Но сейчас женщина едва поспевала за нею. На бегу Стеша закончила своё повествование, тщательно припоминая, не упустила ли чего.
- Бабушка, да кто же это таков, хоть скажи? И что делать станем?
- Обавник это, Стеша.
- Кто?!
- Обавник, душеедом ещё его кличут. В наших краях я его давнёхонько не видывала. А вот завёлся, глядишь ты, поганец.
- Кто же он таков?
- Да как тебе сказать, девонька? Сущь чёрная, живёт в норах подземных, в местах сырых. Ты мне едва сказала, что Дарья-то его всё у реки встречает, дак я сразу про обавника смекнула, да проверить надо было, потому тебя и послала. Настоящую личину обавника ентого может только ведьма увидать али баба на сносях, как вот ты. Тому, кого обавник в жертву приглядел – красным молодцом глянется. А все остальные его и вовсе не видят.
- Почему он тогда по улице не ходил, а только через калитку?
- А начто ему в обход ходить, он где-то на берегу обитает. Да и силы покамест у него не те. Не зря он Дарью своим гребнем чешет, силу из волос её тянет, питается. А когда войдёт в мощь, так станет и через ворота и где хочет ходить. Только через волосы много он не возьмёт, главную силу берёт он через тело женское. По-простому говоря, баловаться с девицей начинает. А поскольку собой он зело пригож и на речи ласков, не зря ить обавником его кличут, то девки перед ним долго устоять не могут. Уж на что Дарья умница, и то в сети его попалась.
- Бабушка, а что, если он ужо снасильничал её, покуда я до тебя бегала? – испугалась Стеша, - Помрёт Дарья?
- Нет. С первого раза не помрёт, - покачала старуха головой, - Душеед покуда слаб, он станет ночь за ночью ходить, потихоньку жизнь из девки высасывать.
- А… а потом что? – дрожа от страха вопросила Стеша.
- Что, - вздохнула Прасковья, - Насытится, выпьет девку до дна, покуда та не иссохнет, что осенний лист, а после спать заляжет, сытый и довольный. Спит душеед в своём логове под корнями ли коряжьими, в болоте ли топком, в логу сыром, покуда сызнова не проголодается. А тогда снова пробудится и пойдёт по свету девку искать. Да девок-то он ищет красивых, здоровых, чтобы кровь с молоком. Хилые да болезные ему не сдались. Обавник-то и в женском обличье бывает, обавницей, стало быть, зовётся. Та на парней охотится. Очарует, заворожит, а после и сожрёт, выпотрошит.
Показалась впереди Дарьина изба. Окна были тёмными, ни единого огонька не проглядывало сквозь зашторенные плотно занавески.
- Ох, бабушка, страшно мне дюже, как бы не родить, - простонала Стеша, - Да и Антип меня уже обыскался, небось.
- Не родишь, милая, всему свой срок, не сегодня точно. Но скоро уже.
- Бабушка, - снова позвала Стеша, но чем ближе они подходили к воротам, тем больше голос её переходил на шёпот, - Сейчас-то что делать станем?
- Поглядим. Ты меня держись, далёко не отходи. А я скажу, что делать.
Таясь, они вошли во двор, огляделись. Таинственная и какая-то острая тишина стояла здесь, воздух был плотным, как кисель, хоть ножом режь. Тьма сгустилась, ни звёзд на небе, ни проблеска какого. Смолкли все звуки, будто Стешка со старухой под водой оказались. Стеша приникла почти вплотную к Прасковье, боясь потерять ту из виду.
- Ни зги не видать, обавник сил набрался, уже могёт мороки напускать, - проговорила Прасковья.
Они миновали двор и вышли через калитку в огород. Там, в конце его, среди вишен, одиноко мерцала жёлтая звёздочка – окно в бане.
- Идём, - кивнула Прасковья, вынув из сумы кисет и прибавляя шаг.
Чем ближе подходили они к бане, тем тяжелее становилось дышать, воздух вокруг них наполнился влагой, что губка, заклубился туманом, стало душно и тоскливо, так, что Стеша едва сдерживалась, чтобы не завыть. Вдруг чья-то рука ухватила Стешку за локоть, и та заголосила до одури. Прасковья подпрыгнула и обернулась, но тут же зажала Стешке рот.
- Тише, тише, Антип это.
Вся дрожа Стеша повернула голову, там с перепуганным лицом стоял Антип.
- Ты чего орёшь?
- А ты чего пугаешь?!
- Да я домой пришёл, а тебя нет и нет. Куда, думаю, подевалась? Зашёл к соседкам, думаю, не у них ли ты. Они сказывают, что нет тебя. Так я и пошёл к Дарье, подружке твоей. А вы чего тут крадётесь? И где Дарья?
- Некогда, Антипушка, лясы точить, - оборвала его Прасковья, - А то, что ты пришёл, дюже славно. Пособишь нам. Дарью надо отыскать. Чужой тут.
- Вор что ли? Или, - Антип ахнул, - Нешто?...
- Идём к бане, - пропустила его слова мимо ушей старуха.
- Может того, Стешу тут оставить?
- Ни в коем разе, - отрезала бабка, - Нельзя по одному, идём все вместе.
Резко распахнулась дверь предбанника, ударилась о стену, зашуршало в кустах, все дёрнулись, Антип закрыл собою жену. В вишнёвых кустах затрещало, проползло прочь что-то тяжёлое, массивное тело, размером с корову, миновало поленницу и скрылось в темноте ночи. Старуха сыпанула какой-то порошок из своего кисета тому вослед, но не попала.
- Это он, - сиплым голосом молвила Прасковья, - Ушёл на сегодня. Нас почуял. Дарью ищите.
Стеша вырвалась из рук мужа, побежала в баню, тут же раздался её крик:
- Сюда, скорее, здесь она!
Слабый свет из бани очерчивал неровный круг на полу, в котором лежала Дарья в одной нательной рубахе, спущенной с одного плеча, волосы её разметались по полу, в их смоляной гуще виднелись несколько абсолютно белых прядей. Нос девушки заострился, скулы обозначились резкими выступами, бледность кожи казалась в этом свете мертвенной.
- Она умерла, умерла, бабушка? - рыдала Стеша, - Опоздали мы?
Старуха припала к груди Дарьи.
- Нет, дышит. Но слаба шибко. Антип, бери её на руки, подымай и неси в избу.
Антип, перепуганный донельзя, подхватил лёгкую, как пёрышко, девушку и поспешил по тропке, ведущей из огорода во двор. За ним следом направились и Прасковья со Стешей.
(продолжение следует)
Иллюстрация - художник Игорь Медведев.