Аннушка. Часть 4. Сор на свадьбе
Шумное свадебное застолье продолжалось, пришло время подарков молодым. Хитрые гости подбирали их так, чтобы перед гостями не посрамиться и своему двору урона не нанести. Покупное не дарили, ведь все они старались жить со своих рук, своим хозяйством и мастерством.
Анна, озабоченная тем, что она увидела в церкви особо подарки не рассматривала, но краем глаза видела стены холста и дорожек, назалавочники и подзалавочники, разную живность: баранчика с ярочкой, теленка, птицу. Дарили ложки, плошки, поварешки, скалки, мялки, глиняные латки, кружки, горшки, корчаги, которые изготовлялись здесь же в Елошном. На минутку она выпустила Повилику, сидевшую за столом из вида и не заметила, как та потихоньку ушла домой. Она рванула было за ней, но тут молодых начали провожать в малуху, отвешивая шутки в их адрес. Ей пришлось остаться.
Пьяненький Егор Васильевич обнимал Маркелова, глядя им вслед.
-Наследники у нас будут, сват, крепкие, красивые, здоровые! -говорил он чуть хвастливо, гордо выпячивая грудь.
-Егорушка, домой пора, завтра смотрённый день, -звала его жена, натягивая на него лопотину.
-Твоя правда, Любушка, -покорно соглашался он, просовывая руки в рукава зипуна. Далеко за полночь Шабалины, собравшись все вместе, небольшой толпой поспешили по своим домам.
Раним утром они уже стояли во дворе Маркеловых, наблюдая, как сваха будит молодых. Мать Анны крестилась и молила Бога, чтобы всё было в порядке и посветлела лицом, когда сваха дала понять, что ночь была удачной.
-Слава тебе Господи, -прошептала Люба, посмотрев глазами полными слез на Анну, -сложилось у молодых!
Взявшись за руки новобрачные пошли к бане, истопленной с раннего утра. Шли по тканной дорожке, брошенной им под ноги. Впереди, перед ними на кочерге скакала свекровь, вымазанная сажей, одетая в старую шубу, вывернутую на изнанку. Когда за молодыми закрылась банная дверь, все тут же остались ждать, всем было интересно, как они выйдут из неё, накрытые шубой, с головой, как единое целое или по одиночке, что означало, что молодой муж жену не принял. Анна оглядывалась вокруг в поисках Повилики, но отвлеклась, когда скрипнула дверь, а гости громко закричали, большой, лохматый тулуп скрывал молодых с головой.
-Где же Мария Ильинична? –нервничала девушка, не находя её среди присутствующих, которые спешили в дом.
Вот знакомый платок повитухи мелькнул у крыльца, Анна не выдержала и дернув старуху за руку, выдернула её из толпы гостей.
-Экая ты настырная-укорила её та, -сказано тебе, потерпи, не порть сестре праздник, а тебе неймётся!
-Так как же так, я такое видела!
-Цыц! Не смей при всех об этом говорить! Вот отгоски проведете и послезавтра до петухов приходи, да так, чтобы тебя никто не видел! А теперь идем в избу, благословение пропустим!
Нарядная Дуня вместе с мужем стояла перед свекровью и спрашивала у неё:
-Мамонька, благословите веник взять.
-Господи благослови, дочушка-отвечала та.
-Мамонька, благословите сор мести- продолжала молодая жена.
-Господь благословит-подавала свекровь веник, чтобы та мела сор, а сама схватила с печи подушку, и бросив её на пол села прямо на неё и упираясь ногами вместе с ней проелозила по полу пару метров. Вокруг была солома, так называемый сор, на который гости бросали свои подарки. Раскрасневшаяся Дуня ловко орудовала голиком, сметая солому в кучу. Управившись с заданием, девушка пригласила гостей к столу.
После третьего дня свадьбы, так называемых отгосок или отводин, которые проходили всегда в доме невесты, Анна, наконец-то выбралась к Повилике. И хоть встала она рано, но на площади, возле храма уже стоял обоз в город Курган. Так местные жители и женщины в том числе, собирались на отхожий промысел.
-Анна-окликнул её Яков, который помог ей на ярмарке осенью.
-Уезжаете? –спросила его девушка, разглядывая тощую котомку за плечами. Она знала, что денег на дорогу у таких как он, как правило не было и в путь отходники брали толокно, чтобы распарить его в дороге.
-Да вот, на сплав позвали, к весне вернемся –ответил ей юноша, глядя в глаза.
Не зная, что сподвигло её на это, но она сунула в руки Якова тряпицу, в которую был завернут шмат соленого сала, для Повилики, переданный матерью.
Яков развернул тряпицу и улыбнулся.
-Спасибо-просто сказал он Анне и оглянувшись на обоз прошептал:
-Век не забуду милости твоей! Привезу тебе гостинчик из города, жди! - и подмигнув ей поспешил к остальным. Аннушка спешила по улице и ладонью пыталась удержать рвущееся из груди сердце. Волнение короткой встречи не давало дышать, теснило грудь в радостных предчувствиях.
-Что-то ты сегодня сама не своя –сварливо заметила Повилика, недовольная её пустыми руками, -мать навроде сала обещала передать? –спросила она, наблюдая за мечтательным выражением лица гостьи.
-Забыла наверное-ответила девушка, вернувшись, помечтав, на грешную землю, -завтра принесу, -пообещала она.
-Я ведь что пришла, мне в церкви почудилось страшное, так ясно, как наяву, что это было, Мария Ильинична?
-Знак на тебе особый с рождения был, можешь ты видеть будущее, указывать на то, что произойдет. Не всегда это будет ясная картина, иногда муть одна, а ты должна догадаться, уберечь других. Чего ревёшь, дура?
-Боязно мне, а ну как смерть вашу увижу или родителей своих, братьев, сестер.
-Она и так по следу ходит, не спрячешься от неё, не укроешься в дремучем лесу. А ты, девонька, теперь с ней навеки связана. Слёзы вытри, да домой ступай, про видения свои никому не говори, только мне знать положено. Проговоришься, пеняй на себя, худо будет всем. Завтра жду тебя, мазь варить будем, да про сало не забудь-напомнила Повилика, выпроваживая гостью.
Прошло два месяца. Зима, полноправной хозяйкой, правила в Елошном и его округе твердой рукой, подсылая крепкие морозы и сильные снега. Настало время мастеров и мастериц, которые, освободившись от полевых работ, ткали ковры, половики, холсты, пряли кудель, ладили корзины и короба, оковывали железными обручами деревянные бочки. Заметенные на много верст дороги не позволяли дурным новостям проникнуть в село и идущая где-то война, казалась далёкой и ненужной. Собираясь в избе Маркеловых мужики покуривали самосад и яростно били ладонями по коленям, споря о насущном.
-Взаправду бают, что в Москве бабы гольными телесами отсвечивают, плечи оголяют?-блестя глазами спрашивал крепко стоящий на ногах Архипка, имеющий собственную лавку и выводок ребятишек мал мала меньше.
-Брехня, -лениво отвечал ему Меркулов, попивая потихоньку бражку собственного приготовления.
-А вот и не брехня! –спорил с ним Архип, -гимназистками их кличут.
-Кличут Шельмой твою собаку, а барышни городские не для таких как ты!
-Это ещё почему? -продолжал хохориться Архипка.
-Дураку хрустальный хрен ненадолго, ещё и руки порежет-спокойно ответил ему хозяин дома. Громкий смех мужиков спугнул задремавших под крышей воробьев, стайкой взлетевших и осевших на ближайшем дереве, осыпая изморозью проходившую мимо Аннушку. Она вздрогнула от попавшего за шиворот снега, и втянув голову поспешила прочь, что-то страшное, коварное и не предсказуемое надвигалось на тихое и безмятежное Елошное, а она не знала, когда это произойдет.