Малыш

Григорий Иоффе

В июле 1985 года из посёлка Ягодное в колымскую тайгу должна была отправится юношеская геологическая партия «Вега». Начальником партии была назначена Вера Гавриловна Омельченко. Она же вела в Ягоднинской геологоразведочной экспедиции кружок юных геологов, который составил костяк партии и в котором занимался мой сын.

Но по правилам в детском отряде должен быть мужчина.

— Вся надежда на вас, Григорий Аркадьевич! — сказала мне Вера Гавриловна.

Вот так я стал геологом: взял месячный отпуск и присоединился к ребятам. В экспедиции меня оформили рабочим на поисках 2-го разряда.

О наших таёжных приключениях я уже как-то рассказывал:

Дети в колымской тайге: пробы на взрослость | Григорий И. | Дзен (dzen.ru)

И о каждом из мальчишек, которым на колымских сопках предстоял в те дни серьезный жизненный экзамен, тоже. За кадром остался лишь один персонаж.

…В первую вылазку иду вместе с ребятами, как один из них. С собой беру Малыша, о котором теперь пришло время рассказать подробней: кто он такой и откуда взялся.

Малыш — маленький черно-белый шелковый пёсик на коротеньких лапках. Уже месяц он жил у нас. Его хозяева, наши друзья, всей семьей уехали в отпуск на пять месяцев. Малыша, с которым мы были давно знакомы, они при­вели к нам вечером, накануне отъезда. А утром, когда я по­шел с ним гулять, он спокойненько потрусил в сторону своего дома, не обращая на меня и мои окрики никакого внимания.

Нашел я его на пороге квартиры, на половичке. Я его позвал — он даже не повернул головы. Подо­шел поближе — Малыш глухо зарычал. Попытался протянуть руку, чтобы его погладить — он оскалился и клацнул зубами. Милый, добрый Малыш, который еще только полчаса назад у нас дома с удовольствием слопал миску каши и облизал ее до блеска, теперь заступил на сторожевую вахту и превратился в злющего Цербера.

Пришлось оставить его в покое: пора было на работу. Днем, в обед, принес ему еды и миску с водой. Он презрительно отвернулся. Но вечером еды не было. Все это повторилось и на следующий день, и лишь на третий он поел с руки и дал себя погладить, после чего, по­няв, видимо, что дальнейшая охрана объекта бессмысленна, согласился выйти на улицу и переселился в нашу квартиру.

И вот — наш первый с Малышом рабочий день в тайге. Идем под руководством геологов ставить вешки — размечать территорию по склонам сопок, где предстоит работать. Пого­да — пляжная! Солнце, свежий ветерок, температура — далеко за двадцать. Тем не менее, мы в наглухо застегнутых рубашках с длинными рукавами, в джинсах, резиновых сапогах и го­ловных уборах. Самые осторожные — в накомарниках. Одеж­да — единственное, кроме ядовитой (больше, кажется, для нас, чем для насекомых) мази «ДЭТА», спасение от полчищ колым­ских комаров.

Малыш семенит рядом, занятый своими дела­ми. То забежит вперед, заметив что-то, одному ему интересное, то отстанет, вынюхивая по обочинам тропы какие-то травки, то вдруг замрет, оторопев от встречи с выскочившим из-под кустов бурундуком. Проблемы начинаются, когда мы подхо­дим к склону сопки. Коротенькие лапочки Малыша здесь оказываются совершенно бесполезными. Он путается в густых за­рослях кедрового стланика, застревает в каждой ямке. Стоит мне отойти на несколько шагов, пес начинает жалобно скулить и тявкать. Приходится возвращаться вниз, вызволять его из очередной «пропасти» и переносить повыше, на более или менее ровный участок. И так весь день. Из похода и Малыш, и я, возвращаемся чуть живыми.

Ночью Малыш дрыхнет у меня в ногах без задних лап, но утром вновь увязывается за мной. Вся наша группа, собравшая­ся в поле, с интересом наблюдает за ним. Малыш бодро чешет следом, правда, нет-нет да оглядывается на удаляющийся ла­герь. Мне кажется, он в некоторой задумчивости. И я пытаюсь ему помочь:

— Малыш, иди домой!

Он останавливается и какое-то время размышляет. С одной стороны — надо охранять хозяина. С другой — без присмотра осталась палатка. С третьей — этот кошмар впереди, на этих проклятых горках.

— Иди, иди, Малыш. Домой! Иди, охраняй палатку.

Погладил его, подтолкнул легонько и пошел догонять ребят. На повороте оглянулся — Малыш стоит, словно еще раздумы­вает: то ли догонять, то ли бежать назад. Наблюдаю за ним еще несколько минут, спрятавшись за густым кустом. Оглядевшись по сторонам в последний раз, Малыш разворачивается и тру­сит к лагерю.

Вечером он радостно, с тявканьем, встречает нас, едва заслышав приближающиеся голоса. А когда мы с ним подхо­дим к палатке, укладывается на пороге.

После ужина замечаю некоторые странности в его поведе­нии. Если вдруг рядом с нашей палаткой проходит Саша Май­струк, добрый к ребятам Малыш начинает скалиться и злобно рычать. Ухмыляясь, Саня, с которым мне уже приходилось про­водить, так сказать, воспитательную работу, обходит нас сторо­ной и удаляется в большую палатку, где живут мальчишки. Не иначе, днем что-то случилось.

Из разговоров с ребятами, оста­вавшимися в лагере, выясняю, что днем на охрану было напа­дение. Майструк, у которого, видимо, других дел не было, стал дразнить Малыша и делать вид, что сейчас зайдет в палатку. Пес, естественно, стал рычать и лаять. Тогда наш добрый Саня взял палку подлиннее и с безопасного расстояния попытал­ся поддеть Малыша. Тот попятился к палатке и рычал теперь изнутри, время от времени делая устрашающие злобные вылазки. Саня и тут не угомонился: просунул палку в окошко, стал шурудить ею внутри. Лишь заметив Веру Гаври­ловну, идущую из лагеря геологов, Майструк снял осаду.

Утром, к радости моего четвероногого приятеля, я оста­юсь в лагере, а ленивого Майструка отправляю в сопки: там он сполна выплеснет накопившуюся энергию. Мы же с Малышом, убрав после завтрака на кухне и помыв вместе с дежурными посуду, идем на рыбалку.

Ручей Случайный, на котором стоит наш лагерь, неглу­бок (мы его переходим в обычных резиновых сапогах) и неширок — метров шесть-семь, но вниз по течению, на пово­ротах, попадаются глубокие и спокойные места, там-то и сто­ит хариус. К ближайшему из таких омутов, полагаясь на авось (нормальные люди ловят рыбу рано утром или ближе к вече­ру; днем, да еще в жаркую погоду, хорошего клева не дождешь­ся), мы с Малышом и отправляемся. Время, действительно, не самое подходящее не только для плавающих, но и для ходя­щих: солнце почти в зените, воздух гудит от полчищ разнообразнейших насекомых, — от мельчайшей мошки до огром­ных серых слепней, и каждая из этих тварей жаждет крови.

Но именно они-то, эти летающие гады, мне и нужны. Они — та самая наживка, которая заменит нам привычного дождевого червя. Червей на Колыме нет. Как нет змей и прочих пресмы­кающихся: вечная мерзлота, здесь не перезимуешь. С другой стороны, хочется наловить хоть чего-нибудь. Сегодня на обед у нас суп из рыбных консервов, и несколько свежих хвостов в ка­честве добавки были бы очень кстати.

Хлопаю себя в очередной раз по щеке — и вот она, первая наживка: слепень средних размеров. Насаживаю на крючок, закидываю, и тут же поплавок уходит на дно. Вытаскиваю пер­вую рыбку. Блеснув на солнце серебристой чешуей, она срыва­ется с крючка и шлепается на прибрежные камни. Малыш уже тут как тут. Нюхает, трогает лапкой трепыхающееся тельце и отходит в сторону. Не собачья, мол, это еда, сырая рыба. Если точнее — рыбка. Небольшая, с крупную уклейку. Но главное — почин. Нахожу подходящую веточку, пропускаю ее под жаброй, вот и кукан. Следующий слепень не заставляет себя ждать…

Увлекаюсь так, что забываю о Малыше. Оборачиваюсь: си­дит в тенёчке, тут же ловит мой взгляд. Выпуклые черные и влажные его глазищи блестят, а вокруг них, вокруг каждого — десятка по полтора присосавшихся комариков. Вот она, готовая наживка. Глажу Малыша по голове, придерживаю левой рукой за лохмы, а пальцами правой осторожно снимаю потерявших осторожность комаров. Вот: глазки чистые, благодарно морга­ют, а у меня в пальцах — черный комочек. Сжимаю его поплот­нее и цепляю на крючок. Клюет! А собачья морда уже вновь об­леплена…

Мы возвращаемся с куканчиком, на котором десятка пол­тора небольших хариусов.

— Молодец, Малыш! — говорит Вера Гавриловна, выслушав мой рассказ о рыбалке. Малыш сидит и смотрит — то на нее, то на меня. За что его хвалят? А, не важно, за что! Все равно приятно…

Остаётся добавить, что, когда хозяева Малыша вернулись из отпуска, история с его переселением в родные пенаты зеркально повторилась: Малыш убегал из дома и прибегал к нам. А хозяева его, Фёдор с Антониной, обижались почему-то не на Малыша, а на нас.