Повесть
Предыдущие главы
Глава седьмая
ПЛАНЫ ЖЛОБИНА
Некурящий Чипов в курилке не сидел, а вот Дейлов бывал там часто. Естественно, ему приходилось там сталкиваться с другими курильщиками: с Гав-Гавычем и его женой, работавшей в лаборатории, с Кислицыным и Бельмешевым. На этот раз в курилке собрались они все, калякали на разные темы, и вот случайно в рассказе Гав-Гавыча с женой промелькнуло что-то о новом плане Жлобина. Дейлов прислушался. Но на этот раз Гав-Гавыч больше ни о каких планах не упоминал, да и в следующий раз разговорить его не удалось, как ни старался сделать это Дейлов, вступив сам в общий разговор.
Лишь много позже, после обеда, он случайно услышал через открытую дверь склада, находившегося здесь же, рядом с курилкой и слесаркой, как Шнеллер рассказывала кладовщице что-то подслушанное ею в бухгалтерии, и, в частности, упомянула о плане директора. Если Дейлов правильно понял, шеф собирался, за неимением деталей, из двух станков собрать один, из чего слесарь заключил, что второй поедет в металлолом. Дейлов в слесарке передал услышанное Чипову.
- Да и хрен с ними! - отозвался второй слесарь, - пусть делают, что хотят! Нам с тобой даже премии не будет! Мне вон тогда директор дал задание четыре станка сделать, те-то получше были…
- И не уважил? - поинтересовался коллега.
- Пятьсот рублей дал! Ха! – недобро усмехнулся старый специалист, отвернулся и принялся подтачивать что-то на точильном камне.
В это время в цехе наконец приступили к большому заказу. Настроение у всех было довольно приподнятое, всё-таки это была возможность заработать. К тому же не давала скучать Шнеллер: то одному покажет, как собирать стружку, то другого поторопит, то с третьим постоит, обсудит что-то, или кого-то. О планах шефа, понятно, не было сказано ни слова.
В этот день даже Витька Алканадзе не пил. Видимо, и на него тоже повлиял общий боевой настрой. Он молча прессовал стружку, ставил коробки и коробочки, ящики и ящички с продукцией ровными рядами, и, как всегда, из приёмника звучали давно знакомые всему цеху песни радио «Шансон». Правда, на этот раз не было бэк-вокала Витьки. Но никто на это не жаловался.
Кислицын с Чесноковым напились вволю чаю, и в тот день даже немного перевыполнили норму. Подошедший в конце дня к ним Аггей Фомич был удивлён этим, поглаживал бороду и рассыпался любезностями. Жлобин в цех не спускался. Говорили, что он рано уехал.
Глава восьмая
«КРИТИК ИЛИ КРЕТИН?»
Пролетели незаметно три или четыре дня. Работа спорилась, и даже на какой-то момент возникло ощущение, что у работников предприятия получится обойтись без двух «новых» станков.
А в конце недели произошёл курьёзный случай, ставший новой темой для разговоров двух закадычных друзей.
Произошло это часов в десять утра. Было довольно тихо, потому что многие в это время допивали чай. Дверь цеха внезапно открылась, и на пороге возник человечек с палочкой – худой и низенький, как раз по плечо Чеснокову. Прибывший был одет в красную рубашечку, белый галстучек и серые отглаженные брючки. Маленькие недоброжелательные глазки окидывали внимательным взглядом всё вокруг. Человечек сделал несколько шагов вперёд.
- Кто Чесноков? – послышалось вместо приветствия.
Чесноков был рядом и, естественно, назвал себя.
Пришедший осклабился:
- Могу поздравить! Вы можете работать вместо меня журналистом! Критиком!
- Не совсем понял, - признался Алексей.
- Ваше письмо в газету не оставило меня равнодушным, - продолжал свои излияния визитёр, - я прямо прослезился!
Он снова осклабился, и уморительно сложил ручки на груди. Но почему-то в его улыбочке не чувствовалось ничего доброго.
- Спасибо! – нашёлся Чесноков.
- Ах, спасибо? – пришедший вдруг резко поменял тон, лицо его стало жёстким и непроницаемым, как у древней египетской мумии, - ну да, ничего лучше, чем спустить собак на пожилого искусствоведа, ты не мог придумать! – незваный гость неожиданно перешёл на «ты», - да ты зна-аешь, - скрежетал он,- что в Москве мои статьи признали гениальными!
Чесноков слушал, не перебивая, этого весьма крупного специалиста.
- Я, если тебе интересно, имею семь или восемь научных работ, состою в Союзе Писателей, - он начал загибать пальцы, - Союзе Журналистов, Союзе Художников, а также в питерском художественном союзе «Крылья Альбатроса»!
Голос визитёра срывался на фальцет. Чесноков молчал.
- А, нет, ты тихий и скромный, это не ты написал, - продолжал пришедший, -нет, я зна-аю, кто это написал! Это Шустриков написал! Мой давний враг! – потрясал палочкой критик, - он уже и статью писал про меня в газету! Вот я сделаю им… - вдруг осёкся он и зыркнул в сторону маленькими хитрыми глазками, - покажу им, чего Фуфлыгин стоит!
Он развернулся, и, с невиданной для своего возраста прытью выскочил из цеха.
Алексей облегчённо вздохнул. Бывший всё это время за станками Кислицын всё слышал и теперь улыбался.
- Да, попал ты, брат! – доброжелательно похлопал по плечу он подсевшего к нему Чеснокова, - этот типок покажет тебе «кузькину мать»!
- Он специально для этого сюда приехал? – удивился Алексей.
- Да нет, здесь просто редакция близко. Он, наверное, привёз новые статьи в газету, а потом и сюда прискакал.
- Я просто не мог удержаться – у него только в последних двух статьях с десяток «ляпов», притом все по истории и искусствоведению. А после его нападения мне стало не очень понятно, чем критик отличается от кретина.
- Понимаю, понимаю, - улыбался Борис, - ты поборолся за правду!
- Ну да, не стерпел профанации, - Алексей допил чай, - пойдём поработаем?
- Идём, - поднялся Кислицын.
За окном выглянуло солнышко. Дрозды клевали рябину. Мир сиял, и улыбались люди.
Подписка и оценки приветствуются.