- Идёшь?
- Иду.
- Бредёшь?
- Бреду.
Вокруг сверкающие от утреннего солнца снежные поля и узенькая тропка на одного человека. Валенки, то поскрипывают хрустким снежком, то лихо скользят на наледи. И мы идём осторожно и не спеша, переговариваемся.
- Идёшь?
- Иду.
- Бредёшь?
- Бреду.
Мы идём в магазин. Я и бабушка. Идём по заснеженной деревне. Вокруг тишина изредка нарушаемая гулким далёким лаем собак. В морозном воздухе высоко поднимаются из чёрных печных труб столбы белого дыма, прямо в прозрачно-голубое небо.
Тропинка узенькая, под ногой то и дело появляются серо-синие оконца льда, ноги скользят, и я того и гляди усядусь или завалюсь на хрусткий, но плотный снежный наст.
- Идёшь?
- Иду.
- Бредёшь?
- Бреду.
- Сидишь?
- Сиду!!!
Смеюсь я и утыкаюсь в бабушкино пальто. Оно мягкое, пахнет шерстью и немного печным дымом. И я знаю, что правильно "сижу", но "сиду" смешнее и в рифму.
Это игра такая, как всегда по дороге в магазин. Бабушка спрашивает, я отвечаю. Иногда: ревёшь? Реву. Но понарошку, не по-настоящему.
Что мне реветь? Я самый счастливый ребёнок в этой деревне. Я это точно знаю. Потому что других детей здесь нет. Вообще. В городе есть, очень много, а здесь, в деревне зимой - нет. Летом приедут. Даже Митька. И все остальные. А пока только мы с бабушкой.
Идём, бредём до магазина. Бабушка говорит, что может быть завтра приедет одна девочка с другой улицы. И мы пойдём к ней в гости. А мне не хочется в гости к другой незнакомой девочке. У меня дома дел куча: платье для куклы сшить, картинки раскрасить, новые нарисовать, с котом Мишкой поиграть, а то он совсем обленился, книжки почитать... Словом, дел невпроворот. Есть ли у меня время на развлечения какой-то незнакомой девочки?
Хмурюсь и сердито соплю.
- Ну не хочешь, не пойдём...
- Не пойдём! Мне и одной хорошо, и у меня Мишка есть. И куклы.
Мы с бабушкой осторожно обходим овальное зеркало льда. Ещё осенью речка разлилась, да так и замёрзла. Дальше деревянный мостик, сквозь снег виднеются только гребешки брёвен. Рядом тихо шуршат коричневые ленточки осоки и упрямо торчат палки несорванных за лето камышей. Коричневые початки на них давно превратились в комковатые серые лохмотья и заселились паучками и прочей зимующей живностью.
- Идёшь?
- Иду...
Наше появление в магазине не остаётся незамеченным. Нам очень рады все бабушки без исключения. И немного завидуют. У всех остальных бабушек только дедушки и скотина во дворе. У них внуки в городе. А у моей бабушки есть я!
Наперебой все обсуждают новости, что-то спрашивают, мне интересно. И я стою с открытым ртом. Добрая тётя Маруся сует мне в карман карамельку и напевает новую незнакомую песенку. Мне весело.
- Ну как, скоро в школу уже? - спрашивает меня кто-то из бабушек и гладит по голове.
Я киваю.
- Хочешь в школу-то?
Я изо всех сил мотаю головой.
- Эх, поди-ты! - удивляется чужая бабушка, - в школу ребенок не хочет. Надо же...
Школа в городе. А я в деревне. Приеду в город - опять буду болеть. Ну неужели непонятно?
Я конечно же ничего никому не объясняю. Но мне становится грустно. Через год мне действительно нужно будет идти в школу, а значит, придется ехать в город. Как я там буду, без Мишки, без кукол... А как они здесь без меня?
Испортившиеся было настроение вновь улучшается, стоит нам выйти на улицу.
Я просительно смотрю на бабушку.
- Можно? Чуть-чуть? - протягиваю ладошку в варежке.
Бабушка не спрашивает, чего мне надо. Она знает. Отламывает от буханки горбушку, протягивает мне. Свежий, морозный воздух превращает обычный ржаной хлеб в неземное лакомство.
Нам ещё надо на почту. Там наверное письмо пришло какое-нибудь. И газету дедушке купить пора.
По высокой скрипучей лестнице мы поднимаемся в чистую светлую комнатку. Здесь прохладно и пахнет бумагой, краской и ещё чем-то незнакомым, но приятным. Поскрипывает какой-то аппарат, выдавая широкую ленту с напечатанными бледно-синими буквами и цифрами. Почтальонка отрывает ленту и клеит в журнал.
Я стою и как завороженная разглядываю яркие открытки, выставленные на продажу. Новогодние с зайчиками и медведями, на 23 февраля с Кремлём и гроздьями салютов, на 8 марта с цветами, с Днём Рождения и просто без подписи. Мне очень нравится одна: целое поле тюльпанов разных расцветок, и жёлтые, и белые, и красные. Так красиво смотрится.
- Бабуль? А давай купим такую открытку?
- Так она же на восьмое марта. До него ещё долго. Как придёт время - так и купим.
Замечаю на стене огромную карту. И на этой карте в самом центре наша огромная страна. Нежно-розовая, а вокруг другие страны поменьше, некоторые совсем маленькие, словно самоцветы обрамляют нашу, с большими буквами "СССР" растянутыми по всей территории. Вот какая у нас страна огромная, даже букв не хватает на всю площадь. А у других стран, наоборот название большое, а территория маленькая. Тогда на стране циферку ставят. Это я знаю, я в городе, когда болела, любила атлас разглядывать. Я не вижу, есть ли на большой карте страны с циферками, слишком далеко она висит. А бабушка уже купила газету и зовёт меня.
Мне нельзя в городе жить. Там у меня астма начинается. Врач маме велел, чтобы меня на свежий воздух увезли и молоком поили. Тогда я поправлюсь. И сил к школе наберусь. Вот мы и живём в деревне с бабушкой, дедушкой, коровой Зорькой и котом Мишкой. Как в сказке живём и горя не знаем. А родители к нам на выходные приезжают.
Дома нас нетерпеливо ждёт Мишка. Встречает, трётся об ноги, мурлычет, выпрашивает молока.
Я мастерю бабочку из нитки и фантика от карамельки, подаренной тётей Марусей. Мишка забывает обо всем на свете. Прыгает за игрушкой под мой звонкий смех до тех пор, пока от яркого фантика не остаются одни клочки.
- А сегодня родители приедут! - говорит мне бабушка из кухни, - привезут тебе куклу новую.
- Большую?
- Конечно.
День проходит быстро. Вместо платья для куклы у меня получается юбка и что-то вроде поварского колпака. Расстроенная, сажусь рисовать Мишкин портрет, но он сбегает на улицу. Рисую по памяти, выходит очень даже неплохо. Чёрный кот на разноцветном коврике и подпись "Мишка - кот домашний". Ну чтобы точно все знали, что не дикий он, а наш, домашний.
За окном темнеет. В сенях слышатся разговоры и через пару секунд дверь с тихим вздохом распахивается и на пороге появляются родители, а с ними возвращается и Мишка.
Новости - взахлёб. Хвалюсь картинками, кукольными обновками, рассказываю стихи собственного сочинения.
А мама достает из сумки просто огромную, невероятно большую коробку. Открываю с нетерпением. А там...
Таких кукол точно нет больше ни у кого. Такие длинные светлые волосы, голубые глаза с ресничками закрываются и открываются. Платье синее в белый горошек, а на ногах сандальки белые.
А самое главное - кукла ходить умеет. Не сама конечно, её за руку надо водить. Внутри что-то щёлкает и Нина (так куклу зовут) переставляет ногу.
Щёлк - шаг, щёлк - ещё шаг. Мишка подозрительно косится на Нину, обходит её по широкому кругу.
Крышка от коробки стоит у стены. Любопытный, но осторожный кот подходит понюхать, осмелев, трогает лапой. Всё сильнее и настойчивее, пока крышка, покачнувшись, не накрывает его сверху.
Несколько секунд тишины и вдруг, под взрыв моего хохота, коробка, будто танк, с шорохом едет по половику в центр комнаты. Смеются все: и родители, и бабушка с дедушкой. Я, держась за живот, не могу разогнуться от смеха. Папа отламывает соломинку от веника, шуршит перед коробкой и тут же из под неё высовывается чёрная лапа и моментально прячется обратно. Папа шуршит с другой стороны и снова лишь на секунду появляется лапа и тут же втягивается под коробку. Со всех сторон, где бы не пошуршала соломинка, выстреливает мохнатая кошачья лапа и тут же прячется обратно. Будто под коробкой не кот, а восьминогий мохнатый паук.
От смеха у меня начинается икота и бабушка приносит мне стакан воды. Мишка в своём картонном танке крутится по комнате за шуршащей соломинкой. Мы с мамой уже не можем смеяться, а только вытираем слёзы с глаз.
Наконец и котей устаёт, вылазит из-под коробки и растягивается у порога.
Уже поздно и пора спать. Бабушка и мама расстилают постели. Помогаю как могу и с чистой совестью укутываюсь хрустким пододеяльником, сладко пахнущим морозным воздухом, молоком и немного печным дымом.
В темноте тихо топает Мишка, крадётся понюхать Нину, сидящую на стуле. Закрываю глаза и тону в ярких блёстках снега над бескрайними полями. Тётя Маруся снова протягивает мне вкусную карамельку, Мишка прыгает за бабочкой из фантика, закатное солнце светит на его портрет и на огромную карту нашей страны на почте. И слышится мне доброе бабушкино: Идёшь?
- Иду... - бормочу я и засыпаю.