Вот об этом эпизоде я и рассказал Доббсу. Я ожидал, что он станет возражать, мол, у них нет таких, что ничего не получится, но он, неожиданно, для меня, горячо поддержал эту идею, сказав, что не только заезжим туристам, но и местным это понравится, а там …
Что будет там он не сказал, и, наверное, правильно сделал потому, что сейчас, зная, какие невероятные препоны нам пришлось преодолеть, я бы трижды подумал прежде, чем ввязываться в подобное мероприятие.
В материальном плане мы были более, чем обеспечены: обмундирование, амуниция, мушкеты, патроны – всего этого было в избытке. Трудности возникали в весьма неожиданных местах. Например, набрать «рекрутов», так их называл Доббс, причем одного роста, труда не составляло, но большинство из них было не только неграмотно, но даже не различало право и лево! Правой для них была рука, которой можно креститься и держать ложку, а о левой речь вообще не шла, а маршировать-то надо под команду -«Левой!», «Левой!». Вроде простая вещь, но наши рекруты вертелись, как вентиляторы, кто в право, кто в лево и поначалу на плацу царил полный кавардак, Доббс охрип от крика, а я хватался за голову.
Мы сразу решили, что надо во время выступления надо выстрелить из мушкетов по-настоящему, чтобы гром выстрелов звенел в ушах, а запах пороха щекотал ноздри.
Казалось бы, что проще - выстрелить, но знаете ли вы, дорогой читатель, что для того, чтобы зарядить мушкет и выстрелить надо проделать двенадцать приёмов. Двенадцать! Это не то что в современном оружии, передёрнул затвор и стреляй, не-е-т. Здесь надо: сначала достать патрон, открыть крышку затравочной полки, скусить пулю, часть пороха высыпать на полку в качестве затравки, закрыть крышку, чтобы порох не рассыпался, остальной порох высыпать в ствол, вставить в ствол бумажный остаток патрона, чтобы получить пыж, шомполом плотно прибить пыж и так далее, и так далее …
А чтобы выстрелить, надо было взвести тугой курок, затем спустить его, кремень ударял по специальной наковаленке, высекал искры, они поджигали порох, который через затравочное отверстие поджигал порох в стволе и только тогда мушкет стрелял. То есть между нажатием на курок и выстрелом происходила целая симфония. Недаром, раньше говорили, что надо провести несколько лет в обнимку со «Смуглянкой Бесс», чтобы научиться хорошо стрелять из мушкета. Поэтому-то, на первых порах у нас вместо слитного «Бах!» выходила долгая беспорядочная трескотня. Прошло немало времени и было сожжено немало пороха, прежде чем он получился, плотный и упругий «Бах!».
Вот это была жизнь! Маршировка, оружейные приёмы, стрельба, а после стрельбы обязательная чистка оружия, чёрный дымный порох сильно загрязнял стволы, но «личный состав» был при деле, да и денежка за представления должна была пойти. А форма?! Это вообще отдельная песня. Наши молодцы были в красных мундирах, с белыми ремнями, перекрещенными на груди, в белых париках, посыпанных мукой, и чёрных треугольных шляпах.
Но внимательный читатель может спросить, что же рассказчик, не говорит про белые панталоны и чёрные башмаки с пряжками, ведь они тоже входили в форму?
А их не было! На наших бравых гвардейцах были слегка зауженные бермуды, это брюки, доходящие до середины голени, и шлёпали они по плитам плаца босиком! Не потому, что мы не выдали им форменные панталоны и обувь, и того, и другого на складе было вдоволь, и Доббс, перед тем, как выдать башмаки, чуть ли не неделю вымачивал их в виски, это был наиболее дешёвый способ сделать их кожу мягче. Но всё было напрасно, обувание башмаков кончилось стёртыми в кровь ступнями, так как большинство наших молодцов отродясь обутыми не ходили, а ношение обтягивающих панталон в местную жару и влажность оказалось совершенно невозможным. Поэтому-то мы были вынуждены принять половинчатое решение, и наши рекруты имели форменный вид только до пояса. Но это нисколько не умаляло бравость их внешнего вида.
А сколько мы намучались с музыкальным сопровождением! Казалось бы, что проще - два барабана и две флейты, стучи себе и свисти. Но местные музыканты, всё время сбивались с ритма, пытаясь импровизировать и свинговать, джаз был у них в крови, но им надо было задавать ритм, а как маршировать без ритма? А ещё мы вытащили к бухте пару наших карронад и принялись палить их них тяжёлыми ядрами.
В результате Доббс, хоть и охрип от крика и команд, сиял: ученья, артикулы, маршировка, перестроения, ружейные приёмы и, наконец, стрельба! Вот это жизнь! Настоящая жизнь! Стоя в центре плаца Доббс, вновь чувствовал себя как тогда, когда он был штаб-сержантом, а его жизнь была наполнена смыслом. Держа трость в правой руке, левой он давал отмашку в такт барабану. Даже его прихрамывание куда-то подевалось.
Но кроме того, на части плаца необходимо было построить помост для зрителей, и Форт наполнился визгом пил и стуком молотков. Доббс светился от счастья, он руководил всем этим созидательным вихрем, а я, будучи на верхнем деке, наблюдал этот вихрь сверху, и постоянно ловил на себе взгляды миссис Доббс, и улыбался ей в ответ. Тогда я не понял в чём здесь дело, а надо бы было понять…
Развитая нами бурная деятельность разрушила патриархальную тишину, что царила в Тауне последние годы. Раскаты пушечных залпов, трескотня ружейных выстрелов, это наши рекруты никак не могли приноровиться давать слитный «бах», буханье барабанов, свист флейт и топанье двух дюжин пар ног, всё это не могло не вызвать горячего и даже жгучего любопытства у местных обывателей. Для сохранения интриги, мы старались не показывать наши задумки раньше времени. И эта наша таинственность постоянно порождала в Тауне целый ворох слухов. Самым интересным слухом, на мой взгляд, был такой - в Форту новый комендант готовит армию, чтобы вернуть Северо-Американские Соединённые Штаты под сень британской короны. Здесь явно угадывалась рука Уайта.