Нина Романовна возвращалась домой, у подъезда на лавочке сидела тётя Тамара, увидев её, бросилась навстречу:
- Нина, что у нас случилось! У били двух парней, которые магазин строили. Это точно конкуренты. Милиция приезжала, и всех допрашивали.
- Боже мой, что творится? Тетя Тамара, пойду – на сердце не спокойно.
Он подошла к квартире, открыла дверь, в коридоре стояла пустая коляска дочери.
- Ирина, дочка! - робко произнесла мать. - Ты где?
Повисла жуткая тишина. Она заглянула в туалет, в ванную комнату, на кухню – дочери не было, затем прошла в зал, в спальню и, упав на кровать, забилась в истерике. Прошло несколько минут, пока в голову пришла первая разумная мысль, подбежала к телефону, набрала номер и закричала в трубку:
- Серёжа, Серёжа, дочка пропала.
- Как пропала?
- Коляска пустая, а её нигде нет.
- Где её сотовый?
- Здесь лежит, - произнесла женщина, и заплакала.
- Нина, успокойся, сейчас приеду.
***
Отец забежал в квартиру, осмотрел прохожую – вся обувь дочери была на месте. Подбежала плачущая жена. Ему и самому захотелось заплакать от бессилия, но, стиснув зубы, набрал номер телефона:
- Я вас слушаю, раздалось в трубке.
- Кто это? Можно с Ефимовым поговорить.
- Сергей Васильевич, это Юрзинов Эдуард, я сейчас приеду, ничего не предпринимайте!
По его голосу Сергей понял, случилось что-то ужасное, он сел на стул и закрыл голову руками.
- Сережа, что случилось? - упала перед ним на колени плачущая жена.
- Пока не знаю, Нина, - стараясь придать своему голосу спокойствие, ответил он, обняв жену.
***
Юрзинов примчался минут через пятнадцать.
- Где Глеб? – бросился к нему отец.
- Мы не знаем, где он, - Эдик тяжело вздохнул, - но могу вам точно сказать: там, где ваша дочь.
***
Прошёл час. Иринка не отрываясь, смотрела на дверь, в глубине души надеясь на счастливый исход:
«Сейчас откроется дверь, забегут спецназовцы в чёрных масках и всех арестуют, а за ними зайдёт он, возьмет на руки и отнесёт домой. Нет, этого не будет. Я здесь, и он придёт один».
Словно в подтверждение её мыслей, открылась дверь, и вошёл парень, которого звали Женей:
- Юрий Яковлевич идёт, один.
Девушка, буквально, впилась глазами в дверь. Вот дверь открылась, и вошёл её любимый: спортивный костюм, кроссовки, на глазах та же уверенная улыбка…, и у дар, палкой, по голове.
- Ты же сказал, что не у бьёшь его, - раздался пронзительный Иринкин крик.
- Заткнись, девчонка! - улыбнулся Астахов. - Он умрёт, но не сейчас.
Повернулся к своим боевикам:
- Снимите с него куртку и наденьте наручники. Осторожней, он, возможно, и не терял сознание! Куртку положите в пакет и выбросьте в мусорку, прямо сейчас.
Когда всё было исполнено, Юрий Яковлевич подошёл к лежащему парню, внимательно осмотрев его, легонько пнул носком ботинка:
- Ефимов, вставай, рано умирать.
Глеб потёр руками голову, встал, улыбнулся Иринке и зло спросил у Астахова:
- Позвал поговорить, а сам битой по голове и в наручники?
- Знаешь, я тебя бояться стал, - вновь улыбнулся Боцман. - Ты как заколдованный, хочу тебя погубить, а гибнут мои пацаны.
- В чём же дело – давай помиримся.
- Нет в твоих словах искренности. Да и не хочу с тобой мириться, хочу твоей смерти, и чтобы тебе страшно было умирать.
- Я умирать привык и страшно мне не будет, - усмехнулся Тэс.
- Будет, Ефимов, будет.
- Ладно, - согласился Глеб. - Можно последнюю просьбу?
- Давай!
- Девчонку домой отправь.
- Пожалуйста? Если она этого захочет. Ирина, - Астахов повернулся к девушке. - Ты домой поедешь? Тебя отвезут.
- А Глеб?
- А твой Глеб умрёт геройской смертью.
- Без него не поеду.
- Иринка, - повысил голос Глеб, - уезжай домой, ты обещала меня во всём слушаться.
- Ирина, выбирай, или ты, не попрощавшись со своим другом, уезжаешь домой, или остаёшься с ним до конца, дам вам вволю наговориться, - предложил Астахов.
- Ду ра, уезжай домой! - зло крикнул её любимый. - Я тебя ненавижу!
У девушки перехватило дыхание, не могла поверить: это сказал тот, которого она безумно любит.
- Вот, видишь, Ирина, какое настоящее лицо у твоего друга? - спокойным голосом сказал Юрий Яковлевич. - Сейчас тебя отвезут домой. Извини, за всё! За неудобства, причиненные тебе, заплачу. Как ты могла полюбить такого бездушного человека? У него нет сердца.
Девушка ошеломлённо посмотрела на Астахова, на его лице была добрая улыбка, затем на Глеба, на его лице – ненависть.
«Что происходит? Он ненавидит меня, и эта ненависть написана на его лице. Значит, Юрий Яковлевич сказал правду: я полюбила просто жестокого убийцу. Этого не может быть, если бы не любил – не приехал сюда. Он просто хочет спасти меня. Что же делать? Уйти, а он погибнет. Нет, мой родной, можешь изображать на своём лице ненависть, можешь гнать, обзывать дурой, но, если нам удастся уйти, то вместе, если умереть – тоже вместе».
- Женя, отвези девушку домой, - продолжил Астахов.
- Без него не поеду, - твердо произнесла Ирина.
Тэс в ужасе закрыл лицо руками – он не знал, что делать.
- Прекрасно! – произнёс Юрий Яковлевич. - Сейчас вам сделают уколы, обычное снотворное, немного поспите, а затем расскажу о нашей дальнейшей программе.
***
Дмитрий попробовал борщ, он был как всегда отменным. Третий год Дима Горшев жил один в двухкомнатной квартире. За это время кулинария стала его вторым увлечением, естественно, после сыскного дела. Он мог бы жить и с родителями, живущими очень прилично. Отец был директором крупного завода и имел, кроме отличной квартиры в центре города, коттедж за городом. Но Дмитрий считал, и не без основания, что сможет превзойти отца по всем показателям. И вот он уже майор. Сам по себе Дмитрий был неплохим парнем, к недостаткам людей относился терпимо. Одного не терпел в людях, когда человек ограниченного ума становился начальником и начинал им командовать. Любви и жалости к таким людям он не знал. С отцом у него размолвка получилась на этой почве. Полковник Бронштейн даже не догадывался об этом.
В коридоре раздался звонок, он подошёл к двери и, не спрашивая, открыл.
- Здравствуй, Дим! – улыбнулся вошедший.
- Заходи! Один и без охраны.
- Думаю, в ближайшее время охрана мне не понадобится. У тебя, как всегда, вкусно пахнет.
- Борщ, - с гордостью произнёс Дмитрий.
- Вот думаю, почему у тебя борщ таким вкусным получается?
- Умный человек должен хорошо делать любую работу, за которую берётся.
- А я не смогу сварить даже простой суп, - с сожалением произнёс гость.
- Ты не пробовал.
Дмитрий налил себе и гостю по огромной тарелке борща, а на третью положил большие куски мяса.
- Димка, у тебя выпить есть?
- Выпить? Мы с тобой не пьём.
- Да ладно тебе! - усмехнулся гость.
- Что? – достал из холодильника две бутылки.
- Покажи, что у тебя там! – он внимательно посмотрел на этикетки. - Давай эту!
Дмитрий достал бокалы и налил в них ароматную жидкость.
- За что будем пить? – спросил он.
- За твоё повышение по службе.
Они выпили, взяли ложки и оба одновременно рассмеялись.
- Слушай, хозяин, кто это коньяк супом заедает?
- Пошёл ты, я есть хочу, не до этикета.
Они съели и борщ, и мясо. Выпили ещё по рюмке, на этот раз закусив лимоном.
- Слушай, не пойму, ты так уверен, что сегодня Боцман погибнет? - улыбнулся Дмитрий.
- Я не говорю: сегодня, может завтра.
- Всё же, почему?
- Вот ты, Димка, уверен, что наших людей убивает Ефимов?
- Хитровского и тех, в кочегарке, возможно, убил не он.
- Не важно. Этому Глебу везёт всегда и во всём. У нормальных людей коэффициент везения, примерно, пятьдесят. Шестьдесят – это уже хорошо. У него этот коэффициент – восемьдесят-девяносто.
- Как я понимаю, при игре со смертью, даже при хорошем раскладе, он один раз из десяти должен проиграть, - возразил Горшев.
- Ты прав, но для игры в карты. В игре со смертью, этот расклад лишь для первого раза, а с каждым разом возрастает с квадратичной зависимостью в его пользу. Такие как он, приобретают опыт и какое-то чутьё на смерть. У него и сейчас есть шанс погибнуть, но он один из ста. Не знаю, сколько раз Ефимов играл со смертью, но думаю много.
- Ладно, согласен! - перебил его Дмитрий. – Но почему ты решил, что Боцман погибнет?
- Честно говоря, не знаю, интуиция.
- Есть четыре варианта развития дальнейших событий. Первый – погибают оба и Боцман и Ефимов.
- Тогда мы прибираем к рукам «Аякс», - произнёс гость, затем, подумав, добавил. - Возможно, и «Ослябю», и начинаем заниматься твоим Бронштейном.
- Нет, его пока трогать не будем. У меня на него столько компромата – никуда не денется. Дальше, второй вариант: погибает Боцман, а Ефимов остается живым.
- То же самое, но «Ослябю» не трогаем, просто на время забываем о них.
- Третий вариант, - продолжил Дмитрий. - Погибает Ефимов, а Боцман остаётся в живых.
- Тогда посадим Астахова, неважно как: через твоего начальника, через прессу, или ещё как-нибудь, но посадим.
- Последний вариант: оба возвращаются живыми.
- Действуем, по третьему варианту, если Ефимов мешаться не будет.
- Если будет, накопаю на него что-нибудь.
- Ладно, Дима, посмотрим, кто завтра живым вернётся, тогда и решим. Мне пора. Давай ещё по одной, напоследок!
- За что пьём? – спросил хозяин, наливая стаканы.
- Помнишь, мы с тобой в детстве мечтали стать знаменитыми людьми, всё равно в какой области, но знаменитыми.
- Даже поклялись тогда всегда быть вместе, - с трогательной улыбкой вспомнил Дмитрий.
- Вот заэто!
- Давай!
Они выпили. Гость встал и направился к двери. Открыв её, пожал руку Дмитрию.
- Я пошёл. До свидания!
- Счастливо, Савелий!
Савелий в детстве был умным, хоть и слабым пареньком, но твёрдо знал, наступит время, когда заберется очень высоко. И всем он нашёл место в своих планах, в первую очередь, Димке. Дальше шли всевозможные областные и городские начальники, обладающие, по его мнению, нужными качествами. Одного человека, точно, не было среди них – Астахова Юрия Яковлевича.
***
- Иван, выехали на трёх машинах, - раздалось в трубке. - Направляются по шоссе из города.
- Не теряй их!
Он схватил другой телефон:
- Федя, выезжай на шоссе, они проехали в восточном направлении, их Миронов сопровождает. Догони!
- Алексеевич, они на десятом километре Восточного шоссе, направляются за город, - крикнул он в другой телефон.
- Ваня группа выехала, у меня там люди, они сейчас на четвёртом километре. Будь постоянно со мной на связи.
Иван не успевал хватать трубки.
- Иван! - это был испуганный голос Миронова. - Мы на тринадцатом километре, здесь «гаишники» дорогу перекрыли, никого не пропускают.
- Откуда они, там ни одного поста нет? А где Астахов?
- Они проехали.
- Чёрт! – в сердцах крикнул Грещук, затем в трубку. - Алексеевич на тринадцатом километре какие-то «гаишники» дорогу перекрыли.
- Сейчас разберемся, мои ребята на «десятом».
- Это Фёдор, здесь какое-то светопреставление – дорогу перекрыли.
- Уже знаю. Сейчас их разгонят. Постарайся догнать Астахова. Кирилл Миронов, сейчас приедет спецназ, всех разгонит, - крикнул он в другую трубку. - Догони, догони Боцмана!
- Иван, здесь уже началось, всех «гаишников» на землю положили, мы помчались. О, Федя успел нас обогнать!
Прошло минут пятнадцать, и в трубке раздался голос:
- Это Фёдор. Мы уже на одиннадцатом, их нет.
- Иван, у меня на тридцать шестом километре пост, они там не проезжали, - раздался в другой трубке голос Алексеевича.
- Фёдор, Кирилл, они свернули между тринадцатым и тридцать шестом километром, - Ваня поднёс к ушам две трубки. - Попробуйте их найти!
***
Прошёл час, но поиски не увенчались успехом.
- Ваня, есть будешь? – спросила зашедшая Катя.
- Нет, - обреченно ответил Грещук.
- Иван Константинович, здесь какие-то ребята, говорят к вам, - раздался в трубке голос охранника.
- Пусть зайдут.
Зашли два высоких крепких парня. По их виду Грещук догадался – они вместе с Ефимовым служили в каком-то спецназе.
- Мы друзья Глеба. А вы Иван Грещук?
- Да, он мне о вас говорил. Дела у нас совсем плохи.
- Давай, Иван, вместе разбираться.
***
Тэс проснулся, кто-то связывал ему ноги. Открыл глаза – это был Боцман, тот проделал то же самое и с руками, хотя они были в наручниках. Глеба охватило предчувствие, страшное предчувствие. Не от приближающейся смерти, а отчего-то более страшного. Хотя, что может быть страшнее смерти?
- Проснулся? – весело спросил Астахов. - А я тут решил тебя связать покрепче. Браслеты – это хорошо, но люблю всё делать по старинке, для пущей надёжности.
Тэс оглянулся. Какой-то большой дом, даже не дом, а просто сооружение, и притом очень знакомое.
- Не поймёшь, где находишься? – улыбнулся Боцман. - Ты ведь местный? Наверно, был здесь и не раз.
- Вроде знакомое, но вспомнить не могу, - ответил Глеб, знающий одно, надо тянуть время, но сердце подсказывало другое.
- Это заброшенный замок на Шмелёвском озере.
- Всё, понял! - улыбнулся и Глеб, вспоминая детство.
- Может, ты и со скалы прыгал?
- Да, много раз.
- Тогда ты смелее меня, - с завистью произнёс Астахов. - Мы раз с другом решили прыгнуть. Я прыгнул удачно, а он....
- Слышал эту историю.
- … и, всё равно прыгал?
- Первый раз просто так, проверить себя, а когда родители погибли, на спор за деньги.
- Да, были времена и смелые люди, а сейчас никто не прыгнет. Озеро обмелело метра на три и совсем не осталось более-менее глубокого места, куда можно прыгнуть, и высота скалы метров двадцать пять стала.
- Зачем меня сюда приволок? – резко перевёл разговор Глеб.
- Мысль у меня появилась. Хочу здесь вроде базы отдыха построить. Снесу эту хибару, возведу огромную гостиницу. Представляешь: на огромной скале красивый дворец. Пляж сделаю, всевозможные водные аттракционы построю.
- А я тут причём?
- Сейчас рассветёт немного, и взорвём всё находящееся на этой скале, и тебя заодно. Ребята, поставьте его к той стене, руки на крюк положите, а крюк загните, вон кувалда.
Глеб стоял у стены со связанными руками и ногами. Парни крепили на протянутую, на высоте толстую проволоку верёвку, а на неё огромный заряд тротила и бикфордов шнур.
- Юрий Яковлевич, шнур какой длины ставить? - спросил один из парней, видно, бывший минёр.
- Какие у тебя есть?
- Есть на пятнадцать минут, на полчаса, на сорок пять минут.
- Ставь на сорок пять и сделай так, чтобы взрывчатка была, как раз у него перед глазами.
- Слушай, Боцман, а зачем шнур-то? Можно с радиоуправлением, - Тэс улыбался, страха не было. - Нажал и всё!
- Я же говорю: люблю по старинке. Ты ведь знаешь, если шнур зажжешь, то потушить невозможно – он и в воде горит, отрежешь – начнёт гореть с того места, вырвешь – всё взорвётся. Будешь точно знать, когда взлетишь на воздух.
- Всё же не могу понять, - вновь улыбнулся Тэс. - Ты говорил: хочешь, чтобы мне страшно было перед смертью, а здесь даже приятно умирать будет.
- Понимаешь, добрый я человек, - со злорадной улыбкой начал Астахов. - Хочу сделать счастливыми твои последние минуты. Вот сюда на камень, чтобы тебе особенно приятно было умирать, посажу твою девчонку, наговоритесь вдоволь, она так этого хотела.
- Астахов, ты с ума сошёл? – в голосе Глеба был ужас.
- Нет, вот и она. Посадите её, пусть поговорят.
Он подошёл к Иринке:
- Я обещал тебе, что вы с ним поговорите. Сейчас мы все уйдём, и разговаривайте, о чём хотите.
- Астахов, Юрий Яковлевич, прошу тебя, отпусти её! - взмолился Глеб. - Давай позвоню Бакулеву, он выполнит все твои условия. Отпусти её!
- Нет, Ефимов, я и так всё получу. Прощай! Зажигайте!
Боцман выходил последним, подошел к девушке:
- Прощай, Ирина! Вновь говорю: зря ты связала с ним свою судьбу.
- Что происходит? - испуганно спросила девушка.
- Спроси у него, - кивнул Астахов и вышел.