С раннего детства мы с сестрой часто гостили у нашей бабушки Валентины в её стареньком доме на тихой улице маленького поселка. Поначалу нас из города привозили родители, а повзрослев, мы и сами не упускали возможности отправиться в гости.
То лето, когда и произошла эта необъяснимая и одновременно жуткая история, не стало исключением. Случай, который едва не оборвал жизнь моей сестры.
Я училась на втором курсе, а сестрёнка только окончила школу. И так мы, две беспечные девицы, с утра пораньше выгрузились из дребезжащего автобуса. И уже после щедрого завтрака в доме бабушки трудились в огороде под её чутким руководством. Выполнив намеченный план работы, засобирались на пруд. Где провели несколько часов, погрелись на солнышке, искупались и отправились домой. На обратном пути мы заболтались и свернули не на ту дорогу. Впрочем, это не стало проблемой, потому как вся местность была нам давно знакома.
Мы устало брели, подтрунивая друг на другом. Когда внезапно сестра замерла и, не отрывая взора, смотрела на заросший бурьяном сад. Среди высокой травы, свалившихся на землю плодовых сухих деревьев возвышалось одно единственное крепкое ветвистое дерево. На его ветвях маняще свисали крупные, с кулак размером, абрикосы.
— Ты тоже это видишь? Сейчас полакомимся! — взвизгнула Маша, хитро сверкнув глазами.
Я не успела опомниться, как она устремилась к серой покосившейся изгороди и в один миг оказалась по ту сторону.
— Маша, вернись сию минуту! Это же сад бабки Лукерьи! — зашипела я, стыдливо озираясь по сторонам. Но куда там! С усмешкой на губах сестра принялась торопливо собирать абрикосы в подол платья.
В высоком бурьяне со стороны хлипкой мрачной избы возник приближающийся силуэт. В следующее мгновение позади сестры предстала бабка, одетая в грязные лохмотья и похожая на чертовку. Лицо чёрное от копоти, седые волосы дыбом. Глаза влажные, почти прозрачные, смотрят точно на Машу. Старуха схватила сестру за руку и дёрнула, заставив обернуться. Абрикосы из подола повалились на землю. Испуганная Маша взвизгнула и попятилась назад, пытаясь высвободиться из цепкой хватки хозяйки сада. Старуха, не выпуская руки, глядя в глаза, беззвучно шевелила губами. Я бросилась к изгороди и умоляла старую Лукерью простить дурёху сестру и отпустить. Однако та не реагировала.
И когда я уже закинула ногу над изгородью, намереваясь пролезть в сад, вдруг резко обернулась и взглянула на меня так, что я окаменела. По телу пробежал озноб, как если бы меня окунули в ледяную прорубь. Дыхание спёрло, руки и ноги стали ватными. Я смотрела на сестру и ничего не могла поделать.
И наконец, словно завершив ритуал, Лукерья отпустила руку сестры и направилась обратно в избу. С её уходом наваждение спало, и я смогла окликнуть сестру. Шатающейся походкой Маша приблизилась ко мне. Я помогла ей преодолеть изгородь и, схватив за руку, потащила прочь от сада старухи.
— О чем ты вообще думала? — злилась я. — Это же сама Лукерья! Ведьма проклятая, чтоб ее черти побрали! Разве не помнишь, что бабушка о ней сказывала?
Маша едва поспевала за мной и выглядела растерянной. Ноги заплетались, взгляд блуждал. Со стороны могло бы показаться, что девица изрядно выпила вина. Всю дорогу сестра молчала, а воротившись в дом бабушки, не снимая обуви, рухнула на кровать. Я бросилась к чану с водой и, напившись, принесла полный ковш сестре. Позвала. Ответа не последовало. Маша, отвернувшись к стене и погрузившись в перину, крепко спала.
Бабушки дома не оказалось, и я не находила себе места. Металась из угла в угол, вспоминая произошедшее. Хотелось разбудить сестру, но она не просыпалась. Немного погодя присела на край кровати и сама и не заметила, как задремала.
Во сне перед глазами снова и снова прокручивалась сцена в саду. Жуткая старуха вцепилась в руку сестры, шепчет проклятие, и нежное личико Маши обращается в уродливую физиономию. Она хохочет, оголяя острые зубы, а вместе с ней и бабка, ехидно скалится, поглядывает на меня.
Этот смех заставил меня пробудиться, и, как оказалось, он исходил не из сна. Машенька, сидя на кровати, опустив глаза и поджав под себя ноги, раскачивалась и смеялась. Зловещий хохот исходил из её груди и эхом отталкивался от стен.
— Маша, что с тобой? — только и смогла выговорить я.
Внезапно смех оборвался, и сестра застыла, по-прежнему не поднимая головы. По телу побежали мурашки, моё сердце забилось ещё чаще.
— Машенька! — позвала я и дотронулась до её взлохмаченных волос.
И вдруг она вскинула голову и взглянула на меня наполненными чернотой глазами. Её лицо исказила жуткая гримаса и с губ сорвался крик. Истошный, оглушающий и безостановочный. Заставший меня вскочить с кровати и броситься в сторону. Она кричала до тех пор, пока не обессилела и не рухнула на кровать. Только лишь когда Маша замолкла, я заметила стоящую в дверях бледную бабушку. Она крепко сжимала в ладони нательный крест и повторяла одно и тоже: «Кликуша! Кликуша! Кликуша!»
Захлёбываясь слезами, я бросилась к ней и окунулась в её теплые руки. Бабушка не проронила ни слова и лишь когда я успокоилась, усадила напротив и попросила рассказать о том, что произошло.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ.
