Безусловно, женщина (и, тем более, блудная) будет привлекать внимание мужчин. Прекрасно зная, что она продажная, мужчины (солдат, крестьянин или барин), смотрят на неё с точки зрения объекта вожделения.
Так, в знаменитом романе Л. Н. Толстого «Воскресение» главная героиня Катюша Маслова, поневоле став публичной девкой, и в тюрьме подвергалась домогательствам со стороны должностных лиц, а во время судебного процесса в зале ловила на себе похотливые взгляды всех присутствующих:
«… Как только она вошла, глаза всех мужчин, бывших в зале, обратились на нее и долго не отрывались от ее белого с черными глянцевито-блестящими глазами лица и выступавшей под халатом высокой груди. Даже жандарм, мимо которого она проходила, не спуская глаз, смотрел на нее, пока она проходила и усаживалась, и потом, когда она уселась, как будто сознавая себя виновным, поспешно отвернулся и, встряхнувшись, уперся глазами в окно прямо перед собой…»
Как это не покажется странным, но тюремными надзирателями в царской России нередко были солдаты. И даже – гвардейцы, т.е. элита!
В приказе по Лейб-гвардии Конному полку от 30-го ноября 1862 года описывалась одна смутная история, в которой обвиняемым был местный солдат, подозревавшийся в домогательствах. В чём была первопричина конфликта, не известно, но её основу составил, выражаясь современным языком, харассмент.
Дело, производимое Петергофским Судебным Следователем, касалось «самовольного вывода из камеры» Петергофской тюрьмы арестантки Марфы Фёдоровой «на некоторое время для неизвестной надобности» унтер-офицером Лейб-гвардии Конного полка Ананием Дурбала .
«… Содержащаяся в тюрьме за кражу священнической ризы, государственная крестьянка Псковской губернии Марфа Фёдорова, при следствии объяснила, что 20 числа июля месяца сего года, находящемуся в карауле унтер-офицеру Дурбала, вечером, когда он запирал женскую камеру, арестантка Анна Дорофеева сказала в окошко, чтобы он пришёл попозже, но для чего, ей неизвестно.
Спустя после этого полчаса Дурбала отворил камеру и, войдя в неё, упал на постель к Дорофеевой, но она, вероятно, испугавшись, закричала, а Дурбала встал и вышел и камеры…».
Прочитав первые строчки этого дела, любой человек задумается и немало удивится. Поведение гвардейского унтер-офицера, которого поставили наблюдать за арестантами, конечно, в высшей степени странное. Вряд ли служивый настолько устал, что не мог стоять, а заваливаться на постель к женщине можно только в одном случае – когда ты от неё хочешь близости. Ещё более странным кажется то, что унтер захотел «уединиться» с женщиной, когда в камере были и другие.
Последующие показания Фёдоровой выглядят ещё более странными и вступают в явное противоречие с тем, что объясняла потом Дорофеева:
«… Дорофеева, по выходе его, надевши на себя халат, предложила ей выйти с ней в коридор, и здесь, поговоривши с ним полчаса, Дорофеева отошла в камеру, а она, Фёдорова, оставалась с ним ещё минут 10. Дурбала им ничего дурного не предлагал, а расспрашивал только, за что они содержатся.
Напротив того, как государственная крестьянка Вологодской губернии Анна Дорофеева, содержащаяся за кражу денег, отозвалась, что Дурбала в 8 часу вечера приходил вместе со смотрителем тюрьмы, и потом, заперев камеру, ушёл. Но в 12 часов ночи, неизвестно кто, войдя в женскую камеру и встав на колени, пополз к её постели. Но она, испугавшись, закричала и, вставши со своей постели, бросилась на соседнюю постель. В это время неизвестный человек вышел из камеры…».
Под «дурным», естественно, предлагалась близость, но зачем Дурбала вступал в разговоры, не понятно.
Обе женщины, и Фёдорова и Дорофеева показывали одно – мужчины пытались пристать к последней, естественно, «с грязными намерениями». И только женские окрики этому помешали.
Далее ничего интересно не происходило.
«… Дорофеева, надев халат, пошла по предложению Фёдоровой в коридор, и увидела, что приходил Дурбала, который на вопрос Дорофеевой отвечал, что он отворял их камеру ключом от калитки. После этого Дорофеева, сходив за естественной надобностью, ушла в камеру, а Фёдорова оставалась в коридоре с полчаса с Дурбала, но для чего, ей неизвестно.
По приходе её в камеру, Дурбала запер двери на замок. Когда же Фёдорова находилась с ним в коридоре, то это видел часовой…».
В общем, имели место либо домогательство, либо оговор, в чём и надлежало разобраться (в т.ч. и полковому командиру).
Опросили и вторую сторону.
«… Унтер-офицер Дурбала показал: 9 ч вечера здание тюрьмы он действительно брал ключ от ворот здания тюрьмы, чтобы запереть калитку и в то же время ключ повесил на гвоздь будки, у которой стоял часовой, и с 10 ч вечера он никуда из караульной комнаты не отлучался до 6 ч утра следующего дня. Ключ от женской камеры находился у смотрителя тюрьмы. Он полагает, что обе арестантки показывают, будто бы он выводил их из камеры, вероятно по злобе, потому что одну из них он заставил вернуться в камеру, когда она, около полудня, сходила вниз по лестнице. То же самое Дурбала показал и на очных ставках с Фёдоровой и Дорофеевой…».
Затем прибегли к помощи посторонних свидетелей.
«… Стоявший на часах при женской камере с 11 до 2 часов ночи рядовой Никон Шурыгин под присягой показал, что в бытность его на часах в женскую камеру ни Дрбала, ни кто другой не приходил; камеры оставались запертыми, и никакого разговора и шума не было.
А находившийся на часах у будки возле главного подъезда тюрьмы рядовой Харитон Голяк под присягой отозвался, что он стоял часовым на 3-х сменах и ключ от калитки ворот здания висел постоянно на гвозде в будке.
На второй смене в 10 ч вечера июля унтер-офицер Дурбала этим ключом отворял калитку неизвестному человеку, который и пошёл во флигель сторожей, не заперев калитку, он повесил ключ обратно на гвоздь…».
В общем, кто-то «посторонний», действительно, входил. Но за какой надобностью, и куда далее делся, не известно.
Налицо формирование двух противоположных лагерей – арестанток и охранников. Кто из них в итоге был прав, не разобраться. Короче, «слово против слова».
Далее «в дело» вступили служебные характеристики.
«… Дурбала же по формулярному списку показан 30 лет от роду; в службе с 3-го декабря 1854 года, холост, имеет бронзовую медаль на Андреевской ленте в память войны 1853 – 1856 годов.
Из отношения командира эскадрона графа фон-дер-Палена от 21 сего ноября за № 97 видно, что Дурбала всегда был поведения хорошего и к службе усерден, за что и произведён в унтер-офицеры…»
В общем, положительно характеризующийся гвардеец никак не мог иметь «грязные мысли», что и решил командир полка:
«… По соображениям вышеозначенного я нахожу, что как унтер-офицер Дурбала на обвинения арестанток Фёдоровой и Дорофеевой не сознался, и они не представили никаких доказательств, невинность же его доказывается двумя присяжными показаниями часовых; а потому предписываю освободить его по делу этому от всякой ответственности…».
Для женщины защита от харассмента – это публичное оклеветание мужчины, ведь лучшая защита это нападение. Смыть позор обвинений порой бывает достаточно сложно, а испортить жизнь человеку можно вполне. Безусловно, похотливые мужчины, имеющие хоть какую-то власть над женщиной, должны быть наказаны, но и использовать ложь как оружие для наказания недопустимо. Ибо 9-я Божья заповедь гласит: Не лжесвидетельствуй. А это значит: не лги ни себе, ни другим.