Рите очень хотелось защититься и получить диплом врача раньше, чем начнутся роды, и у неё это почти получилось. Почти, потому что Марк увез её в роддом прямо перед началом церемонии вручения дипломов.
Это было, конечно, не суть как важно, тем более, что о работе с грудным младенцем речи пока не шло. А когда сыночку Степе исполнилось полгода, Рита сделала свой выбор; заявила мужу, что пока сын не пойдет в школу, она будет только женой и матерью.
Марк, бесконечно обожавший свою жену, пытался её отговорить от « домашней каторги», ссылаясь на очень близкий ей пример – подругу Полину.
- Послушай, Рыжик - ласково убеждал её Марк - ты что, хочешь так же, как Полинка, провести лучшие годы молодости в халате, который некогда постирать, потому что каждый год рожаешь по младенцу?
Все нынешние мамы работают, все, или почти все нанимают нянь… -
- Милый, не надо! – Рита ласково, но решительно накрывала его рот твердой прохладной ладошкой. – Во-первых, вряд ли у меня будет так ловко получаться с младенцами, как у Полины.
Так что, постирать халат я время найду. А во-вторых, я не хочу, чтобы мой сын рос с какой-то чужой теткой, даже если она окажется очень хорошей.
Можешь считать меня старомодной, но это так. И все, давай закончим этот разговор, договорились? –
Марк нежно поцеловал ладонь жены и привлек её к себе: - для чего ты тогда пять лет училась? Ты же можешь потерять квалификацию врача, так и не приобретя её, подумай об этом… -
- Вот именно; так и не приобретя, так о чем жалеть? Да, я ведь совсем от помощницы не отказываюсь; пусть она у меня будет, чтобы помогать со стиркой и готовкой, а собственным ребенком я буду заниматься сама… -
Со временем Рита, насколько мог судить Марк, действительно, не пожалела, может быть еще и потому, что свою жену Марк Северцев очень любил, так же, как и их чудесного, веселого и ласкового сына Степу.
Малыш требовал много внимания и получал его в полной мере от обоих родителей. Отец никогда не уходил из дома на работу прежде, чем не заглянет в детскую.
И когда возвращался домой, сразу же брал сына на руки, часто укладывал спать сам, читал ему сказки. Его нисколько не смущал тот факт, что малыш был похож на своего биологического отца, а на мать совсем не был похож; ни цветом глаз, ни цветом волос.
Для Марка, выросшего в детском доме и повидавшего немало, это вообще не имело никакого значения. Степка был сыном его любимой женщины, остальное неважно. Вот и купался синеглазый темноволосый ангелочек в отцовской любви и ни в чем не знал отказа.
Прошло пять лет. Дачи Полины и Марка все также находились по соседству, и подруги часто устраивали семейные праздники то в одном, то в другом доме. Благо, что дома были хорошо утеплены и приспособлены к тому, чтобы в них можно было находиться круглый год.
На этот раз Северцевы праздновали Новый год у подруги на даче. Полина с Игорем часто оставляли своих детей у свекров, да и Галина, мать Полины не оставалась в стороне по мере возможности, помогала.
Хоть она и ворчала постоянно на дочку за то, что она рожает чуть не каждый год, как кошка, но тем не менее своих внуков она очень любила, и не упускала возможности заниматься ими.
Но, что касается новогоднего праздника, тут молодые были непоколебимы. Они считали, что в Новый год дети должны быть дома, с мамой и папой. Ежегодно на даче устанавливалась большая елка, а под неё укладывались новогодние подарки для всех, включая Степку, и саму Риту, и Марка…
Это была прекрасная традиция, и никто не собирался её нарушать, даже Марку. Надо сказать что он как раз и не приходил в восторг от общения с Ритиной подружкой и её семьёй.
И не потому, что он считал их неприятными людьми, или людьми не своего круга. Просто с Игорем у него не возникало никаких общих тем для разговоров, в праздничном застолье тот быстро напивался и мог уснуть прямо за столом, сам же Марк не был любителем спиртного. Рюмка другая за весь вечер – это был его предел.
Подруги начинали болтать о своем, о женском, Марк в таких случаях начинал откровенно зевать, или уходил в комнату к детям. Рита была женщиной проницательной, и, конечно видела, насколько ему в тягость такие вот визиты, обижалась за подружку.
Но, в конце концов, они договорились: Рита отправляется в гости к Полине, когда сама захочет, а Марк только в случае крайней необходимости.
Полина тоже, если не понимала, то, во всяком случае, чувствовала, что Марку в её доме просто скучно, и поэтому каждый раз пыталась придумать для него какое-нибудь отдельное занятие.
Он не слишком сопротивлялся, ведь уехать из гостей он не мог без жены, поэтому терпеливо дожидался свою вторую половинку.
В тот раз Полина сунула ему в руки толстенный семейный альбом: - Полистай, чтобы не скучать. Там куча детских снимков. Посмотри, тебе будет интересно. А то мы тебя уже достали своей болтовней, что я, не понимаю… -
Марк вздохнул над Полининой уверенностью, что детские снимки её деток будут ему интересны также, как ей самой, и нехотя открыл альбом.
Позднее он догадался, что Полина просто перепутала альбомы. Их было два, они были совершенно одинаковые и лежали на полке друг на друге.
Суть заключалась в том, что никаких детских фотографий в этом альбоме не было. С первой же твердой картонной страницы на него смотрела совсем юная девушка в школьной форме.
Снимок был крепко приклеен, как обычно клеили в старых альбомах, а внизу красовалась надпись «Ритуля, 10-й класс».
Улыбнувшись, Марк долго разглядывал фотографию, а потом перевернул страницу. Тут он понял, что весь этот альбом посвящен Рите, любимой подруге.
На одной из страниц Рита оказалась не одна. На хорошем цветном фото, сделанном, видимо в хорошем ателье, рядом с ней, по- хозяйски водрузив руку ей на плечо, стоял очень красивый парень, лицо которого показалось Марку очень знакомым…
Нет, он не видел его никогда, но узнал сразу по чертам лица, которые были у его обожаемого сына Степки. Какое-то время Марк пристально вглядывался в парня; правильные черты, очень самоуверенное выражение лица, синие глаза и вьющиеся, почти до плеч, слегка вьющиеся волосы.
Он заставил себя опустить глаза вниз и прочесть подпись, которую аккуратная Полина ставила под каждым фото: - « Егор и Маргоша». По дате, которая тоже была тут проставлена, Марк понял, что снимок был сделан незадолго до их с Ритой судьбоносной встречи.
Марк почему-то ясно вспомнил тот день, когда увидел Риту впервые, выскочившую из ворот Полининой дачи, и потерявшую сознание прямо на дороге. За секунду до этого воспоминания, во рту он почувствовал противный приторный вкус. С ним такое случалось, в его жизни это было как предчувствие катастрофы.
Северцев с трудом отвел взгляд от снимка и зажмурился. Из соседней комнаты донеслись голоса детей, а громче всех – Степкин. Марк вздрогнул.
Он и сам не понял, почему так резко вдруг отреагировал; ведь Рита ему никогда не лгала, она вообще была паталогически правдива во всем.
Да, она никогда не заводила разговоров о настоящем отце Степана. О том, что Марк ему неродной, знали на всем свете только четыре человека, включая самого Марка, и все, как один, держали язык за зубами.
Сделав над собой усилие, Марк изобразил равнодушие, встал со своего места и положил альбом обратно на полку.
Ситуацию спасли младшие дети. Степка и Леночка подрались, зареванные оба явились пред родителями. Те принялись их успокаивать, Степка притих на руках у отца, обвил его шею ручонками и приник к горячей щеке Марка своей мокрой от слез мордашкой.
- Устал? – хриплым голосом спросил Марк. – может, домой? - Степка всхлипнул и кивнул головой.
- Собирайся, Рита, поехали. – На языке почему-то вертелось «Маргоша». Он сам не понимал, как ему удалось сдержаться.
Рита внимательно посмотрела на мужа, почувствовав неладное, и спорить не стала.
- Садись за руль, - Бросил он на ходу, не выпуская из рук сына и почти убегая из дома, который в тот момент просто ненавидел, да и его хозяев тоже.
Никогда еще Марк не говорил с женой таким железным тоном. Она послушно села за руль, хотя терпеть не могла водить машину, да и ездила плохо. Почти всю дорогу они молчали.
Рита напряженно вглядывалась во все встречные машины и дорожные знаки, белела от страха, когда грузовые, габаритные авто их обгоняли, она их панически боялась.
Обычно Марк подшучивал над её такими страхами. Но только не сегодня. Степка уснул по дороге, так и не размыкая своих ручонок на шее отца, и уже дома тот уложил ребенка в расстеленную Ритой кроватку.
Всю дорогу в машине он напряженно думал, копался в своей памяти, пытаясь отыскать хоть какую-нибудь улику против своей жены. В конце концов, он пришел к выводу, что она перед ним чиста, что за время их брака она ему никогда не изменяла.
Ему был известен каждый его шаг, она сама к этому стремилась, ведь он не следил за ней и не принуждал расписывать каждый день по минутам, когда его не было рядом.
Поначалу он даже удивлялся этой её причуде, а потом привык, тем более, что от него самого она не требовала того же самого.
Да, Марк и представить себе не мог, каковы были муки Риты, когда в этот день он, едва добравшись до дома, придумав на ходу какую-то забытую деловую встречу, уехал из дома. И впервые за годы их брака не пришел ночевать. Отделался от неё только звонком, пробормотав что-то невразумительное.