Он — популярнейший в СССР артист, который продержался на шатком троне короля советской сатиры со сталинских времен до горбачевской перестройки включительно.
Есть старый, почтенный, известный анекдот. «Кто такой Брежнев? Политический деятель эпохи Аркадия Райкина». Вот кого по праву считали любимцем всей страны и примером феноменально долгого и яркого успеха. Ведь он стал известнейшим артистом эстрады еще до войны, блистал при Сталине, при Хрущеве и, конечно, при Брежневе. Райкин не забыт и в наше время. Но, к сожалению, слишком много ходит о нем неправдоподобных легенд и слишком смутно мы представляем его реальную роль в истории страны.
Артист номер один
Песня помогала нам строить и жить, но не песней единой жила советская эстрада. И до сих пор отечественные юмористы питаются крохами с пиршественного стола Райкина: каждый тиражирует по два-три из тысячи райкинских клише до такой степени, что трудно бывает отличить пародию на великого артиста от «самостоятельной» миниатюры любого из его преемников. Он остается артистом номер один.
Райкин всегда умел удивлять. В первом послевоенном спектакле — «Своими словами» В. Масса и М. Червинского — было не до злой сатиры. Аркадий Исаакович показывал воз- вращающихся по домам фронтовиков, имитируя вологодский и смоленский говор, грузинский акцент и другие наречия наших советских земляков. Эпоха послевоенной бесконфликтности дала развитие мотивам «доброго юмора».
На сцене Театра миниатюр появились положительные герои. В те годы многие задавались вопросом: нужна ли нам сатира, стоит ли обижать героический народ насмешливой критикой недостатков? Но вскоре после осуждения «лакировки действительности» Райкин громогласно объявил, что «смеяться, право, не грешно над тем, что кажется смешно», и в его репертуаре появилась одна из лучших остросатирических миниатюр — «Лестница славы» Владимира Полякова. Это классическая сатира на карьериста, чья судьба представлена в нескольких телефонных разговорах. Сначала:
Боренька, дорогой, поздравь меня: получил новое назначение… Вот заеду — все расскажу… Ну что ты! Какая машина, отлично трамвайчиком доберусь…
Герой поднимается на одну ступеньку — новый чин, новые повадки:
Боря? Здравствуй, Боря… Ты меня извини, пожалуйста, у меня народ. Да, в другой раз…» И так — ступенька за ступенькой — до пренебрежительного: «Не соединяйте меня с этим прохвостом!..»
Ему уже мало трех телефонов и персонального ЗИМа. Но вот гаснет свет, слышится грохот — и мы видим героя низвергнутым к подножию лестницы. И снова — телефонный разговор:
Боренька? Ты не узнал меня, милый, нехорошо забывать старых друзей… Отлично трамвайчиком доберусь…
За столом со Сталиным
Представьте, его «легкомысленное» искусство высоко ценил даже товарищ Сталин — зритель, как известно, привередливый. Молодой Райкин выступал на праздничном банкете, посвященном 60-летию вождя. Менял личины, легко перевоплощался в разных героев. Сталин смеялся и аплодировал, а потом усадил артиста рядом с собой. Мало того! Юбиляр принялся провозглашать тосты в честь талантливого молодого актера. И не один тост, а три, четыре. Актер смущался, но наркомы, генералы и секретари ЦК снова и снова пили в тот вечер за его здоровье на полном серьезе: перечить Сталину никто не решался.
Прошло несколько лет. Театр миниатюр гастролировал в Москве. И Райкин послал официальное приглашение товарищу Сталину. Вечером фельдъегерь доставил в его номер в гостинице «Москва» письмо на правительственном бланке: «Благодарю за приглашение. К сожалению, не могу быть на спектакле: очень занят. И. Сталин». А дело было в 1942 году! Гитлеровцы теснили Красную армию под Харьковом, но верховный главнокомандующий посчитал необходимым лично ответить товарищу Райкину на приглашение. Он уважал его талант, а особенно любил номер с быстрой переменой масок.
Великий двигатель
Давно замечено: Райкину дозволялось больше, чем другим сатирикам. Он превратился в особую инстанцию, которой разрешалось во весь голос говорить о наших недостатках. Цензоры знали: кромсать райкинские тексты бесполезно. Он все равно так доиграет глазами, что зрители поймут даже больше, чем подразумевали авторы.
Его постоянно цитировали записные остряки с преамбулой «как говорит Аркадий Райкин»: «Партия учит нас, что газы при нагревании расширяются» (эта крамольная фраза прозвучала в спектакле «Волшебники живут рядом» 1964 года по пьесе А. Хазина), «Мне государство за что деньги платит? За коликчество! А за качество мне государство денег не платит» (миниатюра «Перекур» из спектакля «Время смеется» 1963 года М. Азова и В. Тихвинского), «Дефьсит — великий двигатель общественных специфических отношений» (из миниатюры М. Жванецкого «Дефицит», спектакль «Светофор» 1967 года). Жесткая (и художественно убедительная) критика системы звучала в подтексте миниатюры «Рассуждение в постели» (авторы — Настроев, то есть трио в лице Е. Бащинского, Б. Зислина и А. Кускова), герой которой не идет на работу, где много лет только притворяется трудящимся. Лежит под одеялом, перекатывается по кровати, как клоп, и философствует о том, что только прогулами он приносит пользу народному хозяйству. «А пятого и двадцатого (аванс и получку) мне могли бы и сюда, в кроватку, приносить!»
Бюрократы, взяточники, пьяницы, демагоги — узнаваемые герои райкинских миниатюр. Зритель считал сатирика государственной инстанцией, борющейся с нашими недостатками, жаловался на самодуров-начальников в письмах «Москва. Кремль. Аркадию Райкину».
Путешествие из Ленинграда в Москву
Самые ударные и острые монологи Райкина 1960-х годов написал одессит Михаил Жванецкий: «В греческом зале», «Дюфесит», «Да простят меня мужчины, речь пойдет о женщинах» — это все он. Позже стиль Жванецкого стал более абсурдистским, сюрреалистическим, юмор — литературным, а насмешки над советской властью — ерническими. Райкину пришлось расстаться с лучшим автором и завлитом своего театра. Жванецкий все чаще стал выступать самолично, выходил с патентованным потертым портфелем на сцены небольших аудиторий — и стал любимцем НИИ и творческих союзов. А Райкин продолжал выступать, несмотря на ослабевшее здоровье. Надоели придирки ленинградского вождя Григория Романова — вместе со своим театром, при посредстве Брежнева, артист переехал в Москву.
Говорят, что к Леониду Ильичу он, пребывая в кремлевской больнице, заявился прямо в пижаме — вместе с несколькими высокопоставленными товарищами по палате. И Брежнева восхитил такой визит! А ведь их с Райкиным объединяло нечто большее, чем обыкновенные взаимоотношения актера и поклонника. Накануне войны Театр миниатюр гастролировал в Днепропетровске. И молодой чернобровый партийный функционер Леонид Брежнев принялся ухаживать за супругой артиста. Дело обошлось легким флиртом, и уже во время войны Брежнев сдружился с Райкиным, помогал ему устраивать концерты в действующей армии, «пробил» для сатириков спецпоезд. Такое не забывается.
Когда Леонид Ильич стал генеральным секретарем, они по-прежнему общались как друзья. Конечно, Райкин не злоупотреблял старым знакомством. Только на этот раз попросил помочь ему с переездом в Москву. Театру предоставили помещение в столице, а главный сатирик всего прогрессивного человечества вскоре стал Героем Социалистического Труда.
Лирик в сатире
Многие артисты разговорного жанра время от времени обращаются к образу резонера, а то и лирика. Но, как правило, эти отступления от эксцентрики выходят топорно. А у Райкина получалось. Как ахнул театральный зал, а вместе с ним и миллионы телезрителей, когда седовласый артист на юбилее МХАТа вдребезги расколол часы, чтобы остановить время, чтобы жизнь хоть на миг погодила… Райкин пронзительно брал элегическую ноту:
А дорога вещь такая, вроде — ни конца ни края, а глядишь — она уже кончается…
В поздних райкинских миниатюрах лирические отступления нередко оказывались едва ли не кульминационными. Шутки, давным-давно ставшие афоризмами, устарели, их злободневность обветрилась с годами, а пожилой лирический профессор, влюбленный в собственную жену и поющий «Осенние листья шумят и шумят в саду» нисколько не устарел.
Райкин и в молодые годы, и на склоне лет обаятельно напевал. «Песенка влюбленного пожарника» («Отчего, почему грустно парню одному…»), «Зимняя песенка» («В продаже есть мороженое, в стаканчики положенное»), «Летняя песенка» («Это было летом, летом…») — все это не просто мило. В пении Райкина — человечность и теплота, редчайшая в сонме сатириков. С такими артистами советский народ дружил крепко и жил в совете да любви. От Сталина до Горбачева. И повторить эту райкинскую ноту пока что не удалось никому.
Последний поклон
В последние годы он скверно себя чувствовал. Как тут не вспомнить слова коронной райкинской песни?
Может, все бы забросить
под старость,
На скамейке сидеть бы в саду…
Только как же я с вами расстанусь,
Добрый зритель в девятом ряду?
Иногда он приезжал в театр из больничной палаты. И преображался на сцене, был легок, ироничен, пластичен. Даже танцевал, хотя это было строго противопоказано лечащими врачами. Театр получил не только новую — московскую — прописку, но и новое название — «Сатирикон».
Свои последние спектакли Аркадий Исаакович играл вместе с сыном. Трудно было скрыть, что актер сильно болен, но изящества и тонкого юмора он не потерял. В перестроечные времена юмор изменился, все меньше стало цензурных рогаток. Обновленный репертуар Райкина вполне соответствовал духу времени.
Он ушел из жизни, никому не передав корону. Не из жадности, а потому что достойных кандидатов не было и до сих пор нет. Райкин остается непревзойденным мастером легкого жанра. А вскоре после смерти мастера распался и Советский Союз. Так уж совпало.
Надеюсь, дорогие друзья, теперь вы поняли, что и Горбачев, и Брежнев, и Хрущев, и Сталин жили в эпоху Аркадия Райкина, артиста, который больше чем на полвека задержался в сердцах советского зрителя.
Арсений Замостьянов