В последние дни со стариком Валиуллой происходили странные вещи.
Несмотря на то что усы и борода уже давно поседели, он был еще в силе, на вид казался крепким. Давно уже числился в колхозе плотником. Глядя на его широкий размах рук, когда он что-то рубит, строгает топором, ходит величественно, трудно было поверить, что этот человек разменял седьмой десяток. Однако, как бы ни хорохорился человек, все же года свое берут, ухабы жизни о себе дают знать – старик чувствовал, что распрягается.
Нельзя сказать, что он прожил нечестно. Но, как говорится, ни одно дитя человеческое не без греха, и у Валиуллы они тоже, конечно, были.
Бедно он жил. Когда же пришла Советская власть и каждый стал хозяином земли, Валиулла не мог нарадоваться. Но с началом Гражданской войны, неразберихи и раздрая Валиулла, как хомяк, притаился в своей норе и стал жить тихо, думая про себя: «Моя хата с краю, ничего не знаю». Если деревню занимали белые, хоронился в подполе, приходили красные – не слезал с печи из-за «приступа грыжи».
Когда коллективизация началась, Валиулла и здесь долго ломал голову: «Как поступить, как сделать так, чтобы удача сопутствовала».
Несколько раз ходил в правление, однако заявление о вступлении в колхоз подавать не спешил. Даже и после того, как вступили все деревенские, он долго колебался, не решался сделать выбор в пользу коллективного хозяйства.
Нет, Валиулла не был трусом с сердцем зайца. Что хитроватый или плутоватый – тоже вроде не скажешь. Но вступив в колхоз и познав все преимущества коллективной работы, он сильно ругал себя за то, что так долго один гнул спину, мыкался в своем единоличном хозяйстве.
И после этого, известно, были моменты колебания, пересуды. Но он увлеченно ходил плотничать. Руки у него были золотые. Жена Бибиасма тоже усердно работала в поле. Когда после начала войны народ встал на защиту родины, Валиулла в колхозе был и бригадиром и неплохо работал. С установлением мира, когда мужики начал возвращаться с войны, бразды правления бригадой он передал молодым и опять взялся за свое любимое дело… Колхоз день ото дня поднимался, креп, доходы стали считается в тысячах, миллионах. Деревня изменилась до неузнаваемости. В каждой семье настали благодать, достаток и изобилие. Заря коммунизма проливала свой живительный свет на землю все шире.
Валиулла, видя все это, еще азартнее, с большей страстью взялся за работу. Но… Вдруг произошел этот неожиданный случай.
На ферме стали строить новый коровник. Валиулла, у которого в другое время из-под топора летели щепки, в этот раз часто останавливался, долго тесал одно бревно, а потом, посидев в задумчивости, покурив табак, попрощался с товарищами и пошел домой. Здесь он завернул в несколько слоев в тряпицу отслуживший ему верой и правдой более сорока лет острый, как бритва, топор и положил его на полку чулана.
Придя в правление колхоза, только и сказал:
– С меня хватит, наверное, братцы. И здоровье неважное.
Вот так он и распрощался с работой. Днем стал ходить возле дома, надев тюбетейку, длинную рубаху и камзол, на ноги – белые шерстяные носки и глубокие галоши. Такое внезапное «исчезновение» только что работавшего в полную силу человека было как-то необычно и странно. Но в глазах старика нетрудно было заметить скрытое торжество, плутоватую улыбку.
Ему казалось, что он наконец-то отдохнет в свое удовольствие. И настроение было приподнятым. Но этой приподнятости надолго не хватило. Старик начал заметно грустить, задумываться. А со временем на глазах стал худеть. Плечи совсем сузились, уменьшились. И взгляд был печальный, слабый, потухший, присущий только больным. По ночам часто бредил, стонал. Это странное состояние встревожило его старуху Бибиасму. Врач, приехав из района и обстоятельно осмотрев старика Валиуллу, оставил лекарства. Старуху охватили какие-то тяжелые, тревожные думы. Она очень старательно принялась лечить своего старика. Как только она его не лечила! Ежедневно вечером растирала нашатырным спиртом его тело, по утрам, и по вечерам поила отваром малины. И душицу не забыла заваривать. А об оставленных врачом порошках и говорить нечего. Они подавались так, как и было предписано, без задержек ни на минуту.
Но, к сожалению, состояние старика не улучшалось. Лицо печальное. Искорки жизни в нем угасали, как очаг при догорании дров.
В один из дней произошло еще более странное событие. Валиулла встал утром и, выпив чаю, стал надевать рабочую одежду.
– Что это за выходки у тебя такие? – сказала удивленная Бибиасма. – Или…
– На ферму пойду-ка, старуха. Надо достроить коровник.
– Умом тронулся, что ли? Ты же возле дома-то еле ходишь. У тебя же сил, чтобы держать топор, нету! Оставь ты это дело, надорвешься. Вот выпей лучше отвар душицы, ложись-ка, укройся одеялом. Лучше станет.
– Нет, в доме больше не могу оставаться, старушка.
Валиулла больше не проронил ни слова. Забрав с полки чулана топор, пошел на ферму и с того дня снова стал трудиться. Многие в деревне удивились этому событию. А старик, будто к нему вернулась вторая молодость, начал работать засучив рукава, с новым азартом и душевным подъемом.
Глядя на своего старика, старушка Бибиасма ликовала. Она гордилась тем, что в пользу пошли ее лечение и лекарства.
В день окончания стройки коровника Валиулла пришел домой радостный, возбужденный. Когда сели ужинать, сказал:
– Тогда ведь едва не протянул ноги. Ну не дурной ли, скажи ты обо мне, а?
– Эх, старичок, у меня ведь и у самой душа чуть в пятки не ушла. И чего только не передумала. Хорошо, что доктора помогли. Спасибо им. Еще и душица ведь очень полезная, свое дело сделала…
– Глупый я, старушка. Только так и можно сказать. И ничего другого. Я ведь, как говорится, пытаясь поправить брови, едва глаз не покалечил. Да, да…
– О чем это ты, старик, что-то никак не пойму.
– Оно ведь как вышло... Когда молодые начали бить в грудь: «Нам предстоит жить при коммунизме!» – в голову мне ударила одна мысль. Постой-ка, говорю, Валиулла, тебе при коммунизме жить разве грешно?! Ведь если, положим, отставить топор в сторону, живя в свое удовольствие, с достоинством, находясь только у себя в доме, неужели еще два-три десятка нельзя прожить? Так я подумал и так решил. И, выходит, прогадал и чуть не пропал. Да, я же был здоровым. А когда стал лежать дома, оторвавшись от людей, и впрямь почувствовал себя больным. Ты говоришь, помог отвар душицы. Нет, старуха. Оказывается, делает человека молодым, заставляет его жить только труд. Да, лучше всего жить с народом, ни от кого не отделяясь. А до коммунизма мы еще дойдем, старушка.
Оригинал публикации находится на сайте журнала "Бельские просторы"
Автор: Гаян Лукманов
Журнал "Бельские просторы" приглашает посетить наш сайт, где Вы найдете много интересного и нового, а также хорошо забытого старого.