Зима 1672 года
Пять лет спустя
Я часто вижу один и тот же сон. Мне снится прекрасный сад, утопающий в высоких розовых кустах. Ветви их переплетаются, и розовые бутоны клонятся к золотым и белыми. В том саду живет птица. Мне сложно понять, орел это или сокол, образ его подобен тени, я лишь слышу его крики и вижу краем глаза его взмывающую в голубое небо фигуру. В саду есть беседка, а рядом с ней пасется статный черный конь. Я приближаюсь к нему, но он уходит, исчезает в буйной листве, а затем очертания сада начинают гаснуть. Теперь здесь только снега, а вместо беседки храм Ледяного. Не золотую розу, я держу в руках огромный голубой бриллиант. Его сверкающие грани обагрены кровью, я оглядываюсь и вижу, что снег вокруг меня покрыт алыми пятнами, а я сама стою на коленях, не в силах подняться. Я слабая, настолько слабая, что не могу даже позвать на помощь. Отправленная умирать, я поднимаю глаза к серому северному небу и вижу руку Ледяного, протянутую ко мне.
Танис Ройглао.
Жалобный скулеж под дверью заставил меня нервно сесть в своей постели. Звук был настолько навязчивым и раздражающим, что ни подушка, ни толстое шерстяное одеяло, ни даже крепостные стены не смогли бы помочь мне скрыться от него, и поспать еще хотя бы час. В комнате было все еще темно, ставни на небольших окнах оставались закрытыми, пропуская тусклый лунный свет сквозь крошечную щель. Несносный пес. Он же так всю крепость перебудит.
Кутаясь в тяжелое одеяло, я встала с кровати, и, пройдя несколько шагов по каменному полу, обжигающему босые ноги холодом, открыла дверь, впуская огромного кобеля в свои покои. Собака молнией проскочила мимо меня, полоснув шерстью по обнаженной коже.
- Замерз, мальчик? - глядя, как мастиф запрыгивает на кровать, спросила я. Услышав, что к нему обращаются, пес внимательно посмотрел на меня, наклонив голову на бок. Тяжело вздохнув, я снова вернулась в постель, подвинув недовольно ворчащее животное. Но стоило мне укрыть его одеялом, как Роух успокоился и положил огромную голову мне на ноги. – Я слишком разбаловала тебя, паршивец.
Спальня снова погрузилась в предрассветный покой, и лишь приглушенные голоса слуг доносились до меня сквозь каменные стены. Пес ровно дышал, прижимаясь ко мне и делясь своим теплом, которое мягко убаюкивало, утаскивая в хрупкую утреннюю дремоту, скорее напоминающую бодрствование.
Обманчивое ощущение покоя впервые за долгое время овладело моим сознанием. Но чем ближе я становилась к цели своего путешествия, тем сильнее становилось ожидание удара, заставляя надеть маску, которую я не снимала в течение долгих пяти лет. Молчаливые звезды покинут небосвод, луна уступит место дневному светилу, которое разгонит, наконец-то, ночной холод.
Здесь, практически у самых границ запада с Южными землями зимы никогда прежде не были настолько суровыми. Когда в ночь нашего прибытия тут впервые пошел снег, местная ребятня, несмотря на поздний час, высыпала из домов, не веря своим глазам. Снег для них был чудом, о котором они слышали лишь из старых рассказов или песен. Когда на следующий день он растаял под солнечными лучами, многие из них едва ли не плакали. Но стоило солнцу скрыться за горизонтом, как мороз снова возвращался, оставляя на окнах искусные узоры. Он пробирал до костей, словно бы я была не на полпути к дому, а в самом сердце Севера.
И, тем не менее, даже капризы погоды не убедили меня отложить поездку. Когда я впервые получила письмо от Юстуса, предводителя восставших, дерзость раба поразила меня. Почти год ушел на ведение переговоров, которые выглядели, как отвратительно сыгранный фарс. Гладиатору попросту не хватало знаний, чтобы вести тонкую политическую игру.
Четыре года я провела в западной столице, пытаясь выяснить, кто же стоит за падением моей семьи, собирая правду по мельчайшим крупицам. Шпионы Генриха были действительно хороши, сполна отрабатывая свое щедрое жалование, но каждое их письмо лишь сильнее ранило мою душу.
Известие о том, что мятежниками руководит любимый гладиатор отца, толкнувший его во тьму, привело меня в отчаяние, которое постепенно сменилось немой яростью, граничащей с одержимостью.
Отвратительное чувство сжигало меня изнутри, мешало думать здраво, снова воскрешая прежнюю боль. Я, словно дикий зверь, металась по собственным покоям, борясь с желанием оседлать коня и отправиться в Экматен.
Но когда волна гнева сошла, я смогла найти в себе силы успокоиться. Опрометчивость никогда никому не была полезной, и я не намеревалась повторять ошибку Марии, которая отправилась на юг без должной подготовки. Если бы Сканлан не преследовал собственных целей, ее попросту забросали бы камнями. Мятежникам ничего не стоило оборвать очередную человеческую жизнь, делая вдову моего отца еще одной в бесконечной веренице жертв кровавого гладиатора.
Следуя советам короля Генриха, я терпеливо продолжала переписку, сдерживая внутренние порывы и откладывая месть до лучших времен. Каждый день превратился в череду безликих событий, и лишь письма с юга или от Реймса добавляли в мою жизнь хоть какие-то краски. Я знала о том, что Сканлан увез Марию на Север и сделал ее своей женщиной, знала о наследниках, которых она ему подарила, и, в глубине души, ненавидела ее за это. Вдова, не относившая положенный срок траура, и разделившая ложе с другим мужчиной раньше срока, не заслуживала иного отношения.
Известия о том, что Мария чудом выжила после серьезного отравления, радовали меня ровно до тех пор, пока я не узнала, кто скрывается в тени. Бринэйнн не смог взять меня и пошел по другому пути. Мария, несмотря на свой грех, по-прежнему оставалась законной правительницей Юга и Ройглао. Одного ее имени было достаточно, чтобы возвысить Сканлана и сделать из него не просто королевского бастарда. Поддержка Аэллы завершит остальное, и в его руках соберется достаточно сил, чтобы возродить Север. Кто знает, какими станут его амбиции после этого. Мне слабо верилось, что такой человек, как Сканлан, просто остановится на достигнутом.
Реймс считал так же, и я благодарила Песчаного за то, что муж принял мою сторону. Если бы и он поддержал человека, которого я все еще считала личным врагом, я окончательно сошла бы с ума.
Проходило время, и боги стягивали узы, связывающие нас, все сильнее. Теперь мои чувства к нему изменились и стали совсем не такими, как были прежде. Раньше я видела в Реймсе лишь брата, которого я спасла от неминуемой гибели. Сейчас я могла бы сказать, что действительно люблю мужа всем сердцем. Во время своих коротких визитов в Дарнуолл Реймс был так искренен и нежен, что моя душа, истосковавшаяся по человеческому теплу, не могла не откликнуться. Но цель вернуться домой не давала мне поддаться на его уговоры и отправиться с ним в Гарт, чтобы занять свое место. Я должна была бороться за мир в своей стране, а не просто сидеть на троне чужих земель, глядя на бесчинства мятежников со стороны. Реймс никогда не оставлял одежды, и, покидая утром мои покои, раз за разом просил об одном и том же, неизменно получая отказ. Разочарование в его глазах причиняло мне страдания, но как бы я его не любила, я не могла отвернуться от своего наследия.
Месяц назад все изменилось. В ворота западной столицы въехал гонец, привезя с собой клочок бумаги, который заставил меня забыть обо всем. Как только я пробежала глазами по знакомой до боли южной вязи, осознание того, что пришло время действий не заставило себя ждать. Письмо было ничем иным, как предложением переговоров. Читая письма, которые мало чем отличались друг от друга, я отчетливо понимала, что за ними скрывается. Мятежники Юстуса, по спинам которых он взобрался так высоко, были по горло сыты пустыми обещаниями, и восстание грозило вспыхнуть с новой силой, теперь уже направленное против правителя, самостоятельно надевшего на себя корону. Чтобы не упасть с высоты своего нынешнего положения, бывший гладиатор предлагал союз. Он гарантировал мою полную безопасность в случае, если я вернусь в Южные земли. В обмен ему нужен был брак с последней из Ройглао, чтобы никто не посмел усомниться в законности такой власти. Я была его ключом к сердцам народа, оставаясь, при этом, единственной, кто сможет возродить юг, наведя там порядок раз и навсегда. Если Мария, являясь наследницей моего отца, не делала ни малейших попыток радо того, чтобы облегчить страдания своей страны, то в игру придется вступить мне, не смотря на собственный страх.
Но меня не поддержал никто. Король Генрих высказался против, считая подобное предложение не более чем ловушкой для того, чтобы стереть ненавистный мятежниками клан с лица земли. Реймс занял сторону дяди без колебаний, запрещая мне даже думать о подобной авантюре. О нашем браке знали многие, но Юстус был уверен, что его можно легко расторгнуть, поскольку он оставался лишь бумажной формальностью. Ему не было известно, что теперь брак был закреплен не только моей подписью, а, значит, выполнить условия союза я не могла. Узнав об обмане, он не станет церемониться, и меня будет ждать участь моих сестер.
Но я твердо стояла на своем. Другого шанса подобраться поближе к человеку, погубившему мою жизнь, может просто не представиться. Предъявив претензии на трон Южных земель, я, наконец, получу возможность отомстить за свою семью.
Несмотря ни на что, мужчины так и не смогли повлиять на уже принятое решение. Реймс рвался поехать со мной, но такой риск был не оправдан, что бы он ни говорил. Люди Юстуса сделают что угодно, чтобы выслужиться перед своим новым вазилевсом, в этом не было сомнений. Срединные земли не могут потерять короля из-за прихоти бывшего раба.
Не желая отпускать меня одну, муж отправил в Дарнуолл целый отряд собственных гвардейцев, которые, по его мнению, должны были стать щитом в случае обмана. Но я понимала, что, чем меньше людей составляют мою свиту, тем короче будет путешествие до южных границ. А если целью мятежников станет убийство, то и отряд вряд ли сможет их остановить.
Отобрав троих солдат, я выехала из города, наплевав на превратности погоды. Ни дождь, который сменялся снегом, ни порывистый ветер, временами свистевший так, что заглушал мысли, ни дикий холод не смогли заставить меня передумать и отложить поездку. Потратив на ожидания пять лет, теперь я не могла сидеть без дела, безучастно наблюдая, как самозванец разрушает страну некогда камень за камнем.
Крепость Лергифф, оберегающая покой Западных земель на юге, стала нашим пристанищем на эту ночь. Смотритель, немолодой мужчина, по-прежнему полный жизненных сил, любезно приказал впустить нас, едва услышав, кто именно просит укрытия, стоя у его ворот. Без сомнений, Генрих приложил к этому руку, но после того, как я за четыре неполных дня преодолела расстояние, которое в обычном темпе заняло бы чуть больше недели, мне было на это глубоко плевать.
Убедившись, что у моих людей есть все необходимое и отказавшись от позднего ужина, я попросила жену смотрителя показать мне мою спальню, и, едва успев раздеться, рухнула в холодную кровать, истерзанная усталостью. Слуги даже не успели разжечь камин, чтобы хоть немного разогнать холод, сочившийся из каменных стен. Но я провалилась в сон, едва голова коснулась подушки, не чувствуя ничего, кроме боли в натруженных мышцах. Через несколько дней я буду уже дома, и заботливое южное солнце согреет меня своим теплом.
Но родные земли больше не были такими, как прежде. Спустя сутки после отъезда из крепости, посланники Юстуса встретили нас, выполняя первую часть соглашения. Конный отряд, состоящий не менее чем из полсотни бедуинов, окружил меня и табунников в считанные секунды. Лица их были скрыты в тени глубоких капюшонов, а на поясе у каждого висела изогнутая сабля. Похоже, мятежники боялись, что я могу передумать и, разорвав договор, снова сбежать под защиту Запада. Но Ройглао никогда не нарушают данных обещаний.
То, что я увидела, привело меня в ужас. От былого процветания не осталось и следа. Юг медленно умирал, задыхаясь под гнетом раба, провозгласившего себя правителем. Окрестности когда-то обитаемых городов затопили толпы голодных беженцев. Порядок, за которым должен был следить вазилевс, был бесследно утерян. Людям ничего не оставалось, кроме как просить милостыню или разбойничать на дорогах, чтобы хоть как-то обеспечить собственное выживание. Сердце обливалось кровью, при виде того, во что превратилась их жизнь. Дети, одетые в лохмотья и с полуголодными глазами, высохшие старухи, испуганные женщины – мужчин почти не осталось. Люди прятались в развалинах, лишь бы оказаться подальше от головорезов Юстуса. Среди всего этого безумия единственным оплотом покоя оставался центральный храм Песчаного. Он манил выживших, обещая кров и пищу, но даже просторные мраморные залы не могли вместить всех. Вера – единственное, что осталось у народа тогда, когда бывший гладиатор отнял у них последнюю надежду.
Проклиная себя за то, что покинула свой народ в то время, когда была ему действительно нужна, когда могла еще что-то изменить, я утратила покой. Угрызения совести разъедали мою душу, оставляя лишь холод, который не в силах был развеять даже Песчаный. Теперь я обязана все исправить. Единственный способ это сделать – взять власть в свои руки.
Жрец в Хамбели, Халит, предрек, что получив корону, я принесу с собой лишь кровь и слезы. Но мой побег ничего не изменил. Кровь вот уже пять долгих лет, непрерывно орошала землю, подвластную когда-то моему отцу, и слезы не высыхали в глазах моего народа. Эти люди не виноваты в грехах своих правителей, но они вынуждены были заплатить за них непосильную цену. Чтобы мне ни пришлось сделать, я найду в себе силы прекратить их страдания или умру с честью.
Чем ближе мы приближались к столице, тем больше мятежников нам встречалось. Они чувствовали себя хозяевами, с презрением глядя на простых крестьян. Люди не смели перечить их воле, зная, на что они способны. Я должна была положить конец их власти.
К концу недели мы наконец-то приблизились к Экматену, окруженному, массивной крепостной стеной. Один из людей Юстуса отделился от отряда и поспешил вперед, видимо намереваясь предупредить хозяина о нашем приезде. Но позже я убедилась, что мое предположение неверно, и гонца отправили вперед лишь для того, чтобы нас просто не убили еще на подходе к городу. Столица из некогда оживленного торгового центра превратилась в огромную бойню. Количество стражи на стенах поражало. Город был закрыт для въезда, лишь изредка открывая свои ворота для очередной порции пленных, приговоренных к смерти. Юстус сделал все, что мог, чтобы ограничить вмешательство соседних государств, спрятавшись за мраморными стенами Экматена
Въехав в покоренный город, я почувствовала себя в ловушке. Бежать мне теперь было некуда, оставалось лишь доигрывать свою роль до конца. Стараясь не выказать тревоги, которая опутала мое сердце, я рассматривала лица горожан, неизменно натыкаясь лишь на одно чувство – страх. Люди боялись мятежников, потому что с их приходом жизнь превратилась в бесконечную вереницу смертей. Им говорили, что когда тиран падет, все обретут мир и покой. А вместо этого, день за днем, они получали только новые казни. Один хозяин над ними сменился другим.
Вдоль главной дороги, ведущей ко дворцу, на расстоянии десяти шагов друг от друга стояли деревянные колья, вкопанные в землю. На каждый из них была насажена человеческая голова, обезображенная тленом. Одного вида этих голов было достаточно, чтобы вызвать рвотные порывы и внушить людям страх и покорность. Горожане не рисковали восстать, потому что ни один из них не был готов в случае поражения украсить своей головой аллею трупов.
Надеясь, что мятежники сохранили роскошный дворец, поражавший воображение, я не ошиблась. Юстус и его головорезы не оставили ничего, что могло бы напоминать о прежнем правителе, но новому вазилевсу нужна была подобающая резиденция. Не изменилась и располагающаяся в центре Экматена арена - чудовищный монстр из камня и песка, освещенный десятками огней.
- Что происходит? – спросила я у командира бедуинов, который ехал недалеко от меня, осматривая местное убежище смерти.
- Казнь, вазилири, - без должного почтения ответил он, едва ли не с отвращением выплюнув мне эти слова в лицо.
- Кого казнят? - продолжала допытываться я, не понимая, сколько еще нужно крови, чтобы эти проклятые богом мятежники напились ею сполна.
- Не знаю, - лишь отмахнулся охранник. Не нужно было быть Чтецом, колдуном, слышащим ход чужих мыслей, чтобы понять, что мерзкий бедуин врет. Он не мог не знать. – Следуйте за мной, вазилири.
Свернув с главной дороги, глава отряда направил своего коня в сторону арены, а я окончательно уверилась в том, что это не рядовая казнь. Ее приготовили специально к моему приезду, желая проверить меня на прочность. И хотя мне с детства были привычны кровавые развлечения, мысль, что сегодня из-за меня кто-то лишится жизни, была отвратительна.
- Оставайтесь здесь, - коротко приказала я табунникам, спешиваясь. Несколько мальчишек-слуг подбежали к нам, и, дождавшись, когда мы спешимся, приняли поводья, уводя животных в сторону коновязи.
- Сеньора Танис, у нас приказ… - начал было Рамон, капитан гвардейцев Реймса.
- Со мной ничего не произойдет, - перебив мужчину, сказала я, стараясь говорить как можно более уверенно.
- Это невозможно, - упрямо возразил тот, и я услышала, как бедуины вытаскивают свои кривые сабли из ножен, намереваясь угомонить смутьяна раз и навсегда. – Мы должны защищать вас. Позвольте хотя бы одному из нас пойти с вами.
- В этом нет необходимости.
- Сеньора, мы все дали присягу, что будем выполнять приказы короля. Если не дай Верховный, с вами произойдет беда…, - то, что капитан сжал рукоять собственного меча, не укрылось от меня. И люди Юстуса и гвардейцы моего мужа выполняли данные им приказы. И если ничего не сделать, кровь прольется под стенами арены.
- Хорошо, - устало кивнула я, не желая спорить с собственными людьми и тем более, провоцировать повстанцев. Через мгновение у меня будут другие источники для беспокойства.
Чтобы подняться на смотровую площадку, необходимо было пройти по узкому коридору и преодолеть винтовую лестницу. От каменных стен исходила прохлада, и кое-где на них выступала влага. Я нервно усмехнулась. Даже сама арена оплакивала тех, кому не суждено уйти с ее песка живым.
Откинув тяжелый полог, я ступила на смотровую площадку, где, громко разговаривая, толпились мужчины. Все они были одеты достаточно богато, но безвкусица, с которой были подобраны вещи, просто резала глаз. Свита Юстуса, отъевшая приличные животы за годы своего террора, напоминала стаю разноцветных попугаев из зверинца при дворце Эсдраса. Игнорируя их выкрики, я прошла сквозь толпу в поисках лишь одного человека.
- Вазилири Танис, вы как раз вовремя, - приблизившись к центру, я заметила два кресла, стоящих у мраморных перил смотровой площадки. С одного из них поднялся бывший гладиатор, облаченный в черные одежды. Цвет моего клана. Он издевается надо мной.
- Ты выбрал странное место для приветствия, Юстус,- мужчина подал мне руку и подвел к свободному креслу. Арена медленно заполнялась людьми, внизу слуги зажигали факелы. Зимнее солнце почти скрылось за горизонтом, и сумерки уже набирали силу.
- У меня для вас сюрприз, Танис, - гладиатор оскалился, окинув окружающую нас суматоху довольным взглядом. – Я уверен, вы оцените сегодняшнее представление по достоинству. А завтра мы займемся делами.
Проверка. Все происходящее было лишь испытанием моей честности. Если я сумею ее выдержать, договор будет заключен, и я смогу достигнуть своей цели. Но за это право я снова должна буду расплатиться чужими жизнями.
- Дорога заняла много дней, и все, чего бы мне сейчас хотелось – это отдохнуть, - по взгляду мятежника было понятно, что покинуть арену, не увидев казни, я не смогу.
- О, моя вазилири, не думаю, что это займет много времени, - мужчина усмехнулся, подавая сигнал к началу действа. – Хотя…
На песок арены начали выводить людей, закованных в кандалы. Толпа на трибунах зашумела. Даже в свете факелов было заметно, что тела пленных изувечены побоями. Мятежники не щадили никого, приговаривая целые семьи к чудовищной смерти. Я знала, что их забьют камнями и была уверена, что заставлю себя досмотреть все до конца. Но стоило мне услышать, кого лишат жизни, как мои ладони непроизвольно сжались в кулаки.
- К смерти приговаривается род Энтайнов, семья прежней вазилики Юга. Они будут забиты камнями в назидание тем, кто все еще противится воле вазилевса Айле, - я почувствовала на себе полный насмешки взгляд гладиатора. Ему была интересна реакция, но мое лицо не выражало ничего, что могло бы доставить ему удовольствие. Я знала каждого из тех, кого вот-вот настигнет мучительная смерть. Они часто гостили во дворце, обласканные милостью моего отца, после того, как он потерял любимую жену.
- Наслаждайтесь зрелищем, Танис, - голос мятежника был пропитан ядом. Чувства, которые я испытывала в данный момент, были слишком противоречивыми. Ненависть отвращение не жгли меня изнутри, как раньше, но жажда мести была почти непреодолимой. Я была напряжена, словно натянутая тетива лука, но знала, что за мной неотрывно следят десятки глаз. Неосторожный жест – и я окажусь на окровавленном песке арены. Казнь была отвратительной, но жизни этих людей станут залогом для мира всего моего народа.
Первым погиб мой дядя, развлекавший мятежников целую четверть часа. Камни изуродовали его лицо до неузнаваемости, но сердце продолжало биться, не прерывая страданий. Кровь тяжелыми каплями падала на песок, из груди умирающего уже не вырывалось криков, только сдавленные хрипы. Вскоре, мужчина наскучил толпе, и камень, попавший в голову, навсегда завершил его муки. Его бедную жену настила та же участь. Она кричала, молила о милосердии, но никто не собирался ей помогать. Мятежники лишь смеялись, слушая крики. Смотреть на это было невыносимо. Члены семьи умирали один за одним, падая на окровавленный песок. В том, что от них осталось, было невозможно узнать людей.
Трибуны ликовали. Жизни Энтайнов обрывались одна за другой, их крики утопали в реве тысячи голосов. Трупы выкапывали из ям, и их места занимали новые жертвы, и казнь начиналась сначала. От вида подобной бойни меня замутило, и я, чтобы не выдать чувств, заскользила глазами по зрителям. Никогда прежде я не видела такого упоения на лицах людей. Они наслаждались теми муками, которые причиняли ни в чем не повинным людям.
Когда душа последнего приговоренного отправилась в другой мир, и безжизненный тело утащили во мрак коридоров арены, трибуны загудели от негодования. Они требовали зрелища, как изголодавшиеся попрошайки требуют еду, потеряв всякий здравый смысл. Моя надежда на то, что все закончилось, растаяла, как утренний туман, когда на покрытую окровавленным песком площадку вывели маленького мальчика. Разум отказывался верить в то, что я видела своими глазами. Ребенок был абсолютно беззащитен, он даже не сопротивлялся, судя по всему опоенный то ли ядом, то ли отваром дурманящих трав
- Кто это? – спросила я, опустив руку на холку сидящего рядом с креслом Роуха, пытаясь хоть немного успокоиться. – Я прежде его никогда не видела.
- Сын вашего дяди, вазилири, - Юстус взял кубок, наполненный по всей видимости вином, и сделал несколько жадных глотков, пока мальчика закапывали в одну из ям. – Сын предателя и сам когда-нибудь предаст. Мы с вами не можем допустить такого.
- Но он слишком мал для подобной казни, - голос едва слушался. Я не могла оторвать взгляда от арены, и от стоящего в ее центре малыша. Судя по возрасту, он мог бы быть моим сыном. Я должна была попытаться спасти его, – Его кости невероятно хрупки. Боюсь, он не протянет достаточно долго. Подари ему жизнь, и твое милосердие воспоют в песнях.
- Вы правы, вазилики, - бывший гладиатор отставил бокал в сторону и снова перевел полный насмешки взгляд на меня. Его невероятно забавляло то, что я была вынуждена наблюдать за казнью ближайших родственников моей матери. – Но ваша чрезмерная доброта однажды погубит вас. Она ваша слабость. А слабости монархам не прощают.
Я промолчала, едва сдерживая рвущийся наружу гнев. Раб, убивший моего отца, сейчас учил меня, как нужно управлять людьми. Я не должна вести с ним никаких переговоров. Его нужно просто раздавить, как назойливое насекомое.
- Стойте! – голос Юстуса разнесся над ареной, вызывая неодобрительные вопли. Но один лишь его жест, и люди притихли, опускаясь на свои места. – Этот щенок еще слишком мал, чтобы погибнуть, как человек. Мы отдадим его диким собакам. Выпускайте свору!
Моя рука сжала кожу Роуха с такой силой, что пес заскулил. Со всех сторон к безоружному ребенку мчались огромные пустынные собаки, которые в холке не уступали полугодовалым жеребятам. Четыре огромных зверя с утробным рычанием кинулись на моего кузена, и трибуны снова загудели. Когда одна из псин рванула к его горлу, другая, считая истекающего кровью ребенка собственной добычей, не пожелала его уступать, и беспомощное тельце просто разорвали надвое. Монстры, скалясь друг на друга, сражались за каждый кусок. Свежая кровь заливала все вокруг, ее солоноватый запах доносился даже до смотровой площадки.
Роух предупреждающе зарычал, чувствуя присутствие огромных убийц, а я гладила его по голове, забыв обо всем на свете, кроме того, что сейчас происходило перед глазами. Я сама обрекла своего двоюродного брата на ужасную гибель. Вазилири Танис вернулась домой, и принесла с собой смерть.
- Вы побледнели, - наконец-то сказал Юстус, не скрывая торжества в голосе.
- Это всего лишь усталость, - я встала со своего места, и посмотрела на гладиатора сверху вниз. – Долгая дорога утомила меня, а твое кровавое представление завершило свое дело. Зачем все это?
- Все, кто были связаны со старым Югом и тираном Максимилианом должны быть уничтожены. Песок поглотит их кости, а имена забудутся в вечности. Никто не будет помнить о них, а мы с тобой, Танис, напишем новую историю, - мужчина поднялся и приблизился ко мне. Он него пахло вином и потом. Роух снова зарычал.
- Убийства едва ли теперь имеют смысл, Юстус, - не моргнув, возразила я, аккуратно отстраняясь. – Народ задыхается от страха. Ему нужно подарить надежду. Ведь все, чего вы хотели – свергнуть моего отца. Зачем все эти безумия?
- Для того чтобы развлечься, - улыбнулся гладиатор, окидывая взглядом уже порядком опустевшую арену. – Год за годом меня заставляли сражаться за свою жизнь, относились, как к безмозглому зверю, способному лишь на убийство. Но цепь, на которую меня посадили такие, как твой отец, однажды разорвалась. Теперь я убиваю не ради чужого удовольствия, а ради своего.
- Это жестоко.
- Весь мир жесток, Танис.
- Но ты же был любимым гладиатором вазилевса, - глядя на человека, стоящего передо мной я бы никогда не сказала, что он может вести за собой людей. Мужчина был воином, виртуозно владеющим мечом, но не политиком. Убивая ради наслаждения, он забыл, что теперь в его игру вовлечено целое государство. – Тебя осыпали золотом за каждую победу…
- Я был рабом, - Юстус грубо перебил меня, сжимая кулаки от ярости. – Вещью, которой распоряжались по собственному усмотрению. Тебе, дочери правителя, никогда не понять, что переживает человек с рабским ошейником на шее. Это как быть чьей-то тенью, не иметь голоса, не владеть даже собственной жизнью.
- Но ты мог легко купить свою свободу, - я не верила мятежнику, несмотря на то, что он сказал. Боль, сквозившая в его фразе, не могла служить оправданием тем убийствам, которые совершил сам Юстус, и на которые он толкнул других.
- Мог, - гладиатор повернулся ко мне, и довольная улыбка тронула его губы. – Но я пошел дальше и уничтожил прежние устои. Никто никогда больше не сделает из меня бойцовского пса.
Мщение. Юстус привел Южные земли к упадку только ради личной мести. Все эти казни – лишь способ залечить собственные раны, которые будут кровоточить вечно. Мятежник продолжит убивать, что бы я ни делала, потому что его эго поставлено выше чужих судеб. Высокопарные слова, которыми Юстус поднял жителей юга на борьбу, были пустым звуком.
- А как же люди, Юстус? - переборов отвращение, я взяла мужчину за руку. Чтобы получить власть, нужно с улыбкой идти по битому стеклу. В данный момент он нужен мне куда больше, чем я ему. – Южные земли задыхаются. Ты хотел свободы, но получив ее, наполняешь сердца людей страхом.
- Так ими легче управлять.
- Послушай меня, я прошу тебя, - я сильнее сжала ладонь гладиатора. – Когда табун напуган, лошади разбегаются во все стороны, не видя ничего перед собой. Ни один пастух за ними не уследит. Но если животные спокойны, сыты и довольны – табун растет. Ты такой же пастух, Юстус, а весь Юг – твои владения. Народ должен боготворить вазилевса, не меньше, чем Песчаного, и тогда страна будет процветать.
- Но у меня есть ты, Танис. Люди любят тебя, - голос гладиатора смягчился, но я отлично понимала, что это всего лишь игра. Рядом со мной он вознесется еще выше. – Наш союз благословят боги. Ты станешь милосердной матерью, а я останусь мечом правосудия. Тогда чаши весов уравняются.
- Но, в конце концов…
- В конце концов, Юг возродится, и никто не посмеет угрожать нам. Вся власть будет сосредоточена в наших руках, - свита Юстуса уже давно покинула балкон, и мы стояли у мраморного парапета, не опасаясь быть подслушанными.- А ты станешь моей вазилики, Танис Ройглао. Меня короновали простые люди, во мне не ни капли королевской крови, но вместе с тобой.… О нас сложат песни. Нас будут помнить.
Я ненавидела Юстуса. Ненавидела так же сильно, как любила свою семью. Он говорил о новой эре, но мне была противно даже представить, что я встану рядом с ним, как вазилики. Этот раб, чьи руки покрыты кровью невинных, никогда не будет моим мужем. Все, чего я хотела – это перерезать ему глотку, поставив перед собой на колени на глазах у всего Экматена, чтобы он получил то, что заслужил.
Я клянусь, что смерть найдет его. И умрет Юстус от моей руки, испытывая всю ту боль, которую посмел причинить моему народу. Он оставался глух к мольбам своих жертв, и я не стану слушать его стенаний. Гладиатор, ставший вазилевсом, умрет без славы, как животное, в которое он превратился. Песчаный мне свидетель.
Но все, что я сделала - это покорно опустила взгляд. Время придет, и мое терпение будет вознаграждено.
- Завтра утром мы обсудим детали. Сейчас отдыхай, Танис. Пойдем.
Не проронив больше ни слова, я покинула смотровую площадку в сопровождении мятежника. Роух бежал впереди, а Рамон, который все это время стоял по эту сторону полога, бросил на меня осуждающий взгляд. Он слышал, кого казнили, и видел меня, бесстрастно наблюдающую за зверским кровопролитием.
Но все уже свершилось, я сделала ход в игре без победителей. Сейчас мне осталось только одно – ждать подходящего момента, чтобы убрать Юстуса с дороги. Убеждая себя, что все сделанное принесет благо Южным землям, я шла ко дворцу, продолжая сжимать ладонь убийцы.
© Энди Багира, Иррьяна, 2013 г.
Понравилась история? Ставь лайк, мне будет приятно)