Скажу сразу – я не хочу писать эту статью. Я долго оттягивала этот момент. Я уже достаточно покопалась в себе, поворошила свое прошлое. Я пережила это. И больше не хочу туда возвращаться. Я только-только начала это забывать. Но я обещала вам еще раз рассказать про трагедию. И только поэтому я все-таки решилась на это.
Через 3 дня после пожара я писала статью про трагедию. Но я не помню, что я там рассказывала. Я больше ни разу не открывала эту статью, не смотрела эти фотографии. Я боюсь ее открывать. Я написала ее в день похорон. Это была суббота, 18 марта. Накануне, в пятницу, мне поставили в общаге временную входную дверь. Я смогла попасть внутрь квартиры и взять одежду для похорон. Старая дверь, искореженная пожарными после взлома, была наглухо приварена к стене, чтобы местное население общаги не доставило себе радости мародерства. Одежду для похорон мне не пришлось даже искать. Она валялась под ногами, залитая водой, затоптанная сапогами, почерневшая от копоти. Это была белая рубашка и темно-серые брюки – нарядный комплект для праздников в детском саду. Я сильно сомневалась, что это вообще можно отстирать. Поэтому взяла на всякий случай еще спортивные штаны и футболку. Но мне помогла хозяйка дома, где временно меня приютили. Она сотворила чудо, одежда была как новая. В субботу рано утром я стояла и гладила утюгом отстиранную одежду. И плакала. Потому что гладила одежду Андрюше в последний раз. Чтобы проводить в последний путь. И думала, как же редко за всю жизнь я ему гладила одежду. Очень редко. Мы жили по принципу «постирали, одели и пошли». А ведь в этой парадной одежде еще месяц назад мы с Андрюшей радовались на награждении. А теперь он будет в этой одежде лежать в гробу. Как же это несправедливо… Я похоронила его в кроссовках. У Андрюши не было туфель, да и сандалии я все выбросила, хотела к лету купить ему новые. А кроссовки Андрюше очень нравились, они были удобные, красивые, с подсветкой. В этих кроссовках месяца 1,5 назад Андрюша сдавал нормы ГТО в детском саду. Но результаты мы так никогда и не узнаем. Андрюша очень ждал значок. Я показывала ему фотографии в интернете. Он хотел именно золотой. Но мы с ним никогда больше ничего не получим…
Я поехала к 9 часам в ритуальное агентство. Отдала им одежду, крестик с цепочкой и фотографию в рамке. До похорон было еще 4 часа. Мне некуда было идти. И я поехала на работу. Смотрела фотографии на компьютере и плакала. И, чтобы как-то выразить свои эмоции, написала ту статью.
А теперь расскажу про некоторые события перед трагедией. Вся трагедия – это несколько глупых случайностей, которые наложились друг на друга в один день. Но у Бога не бывает случайностей. Вероятно, было так задумано. По-другому тут и не скажешь.
Прошлой осенью, примерно в это время, как сейчас, в конце октября, наш детский сад принял участие в экологической акции по сбору макулатуры. Поначалу я не придавала значения этому конкурсу. Я вообще очень редко участвую в каких-то общественных мероприятиях, чаще делаю вид, что меня это не касается. Акция длилась примерно месяц. И уже ближе к концу воспитатели кинули в чат «крик о помощи», чтобы родители активизировались и могли нашей группе выиграть. И я случайно на работе увидела кучу старых бумаг и чертежей. Принесла их в садик. Там было около 30 кг. Первую партию донесла до группы сама, потом взяла Андрюшу в помощь, и мы уже вместе сделали еще несколько ходок. Навстречу попалась заведующая садиком и похвалила нас. Наша группа находилась на первом месте в этом конкурсе. Но группа конкурентов не отставала, они тоже очень хотели победить. Тут у меня проснулся азарт. Я на работе у всех стала выклянчивать макулатуру. Даже предлагала деньги за это. Настолько сильное желание у меня было победить. В группе конкурентов были более активные родители. Они тащили бумаги огромным количеством. В нашей же группе боролась за 1 место практически я одна. У меня была большая уверенность в себе, что я одна смогу побороть целую группу соперников. На самом деле это была очень сильная гордыня – я хотела любой ценой быть лучше других людей и победить их. Так и получилось. Наша группа победила и заняла 1 место. В личном зачете я тоже была первая – притащила 350 кг чертежей. А вот группа конкурентов очень обиделась из-за проигрыша. Там была одна мама, у нее младший ребенок ходил в группу конкурентов, а старший – в нашу. Она была самая активная и настраивала свою группу конкурентов на победу. Но я обошла ее, и в тайне упивалась своей победой. Позже эта мама собрала деньги на памятник Андрюше. Мы с ней вместе ездили в ритуальный салон, где заказали памятник. Там и я попросила у нее прощения за эту дурацкую гонку в сборе макулатуры.
В этой статье я подробнее писала про сбор макулатуры:
За 1 место на нашу группу дали настольный хоккей, а другой группе за 2 место – кукольный домик. Я очень радовалась, что Андрюша будет играть в этот хоккей. Он давно у меня такой просил. Но домой я его не покупала, потому что знала, что он быстро надоест и будет потом валяться без дела. Я показывала Андрюше фотографию с награждения, где я стою с коробкой хоккея. И спрашивала, играют ли они в этот хоккей. Но Андрюша удивлялся каждый раз и говорил, что никакого хоккея им не давали. Мне было немного обидно, что я так старалась победить, а детям даже не дали поиграть в мой заработанный приз. Уж не знаю, куда они его дели…
Скоро я и думать уже забыла про этот конкурс. Прошло, наверное, 3 месяца. И, в середине февраля, за месяц до трагедии, наша воспитательница скидывает мне информацию, что нас ждут на награждение. Оно проходило в актовом зале одного из институтов. Потом, когда мы на 8 марта проезжали мимо, Андрюша говорил: «Мы сюда ходили». А как же мне потом больно было ездить мимо этого института и вспоминать это… Андрюшу наградили. Он очень этим гордился. Ему дали 2 грамоты, одна из них была от главы города. Эти грамоты я поставила на видное место дома. Там они и сгорели. Пришлось их выбросить. А еще Андрюше подарили деревянный конструктор. Это был рыцарский замок и 12 фигурок рыцарей. Мы с Андрюшей попробовали собрать этот замок. Но маленький Виталя не давал нам этого сделать. Ему тоже было интересно, он лез к нам и разбрасывал вокруг все детали. Я попробовала собирать замок в сончас, когда маленький Виталя спал. Но за 2 часа не успела собрать и половину замка. Пришлось опять сложить все в коробку и убрать. Мы положили эту коробку повыше, на шкаф. И больше ее не трогали. Я опять отложила эту сборку на «потом». Потом, когда-нибудь, соберем…
Я считаю, что именно этот конструктор стал причиной трагедии. О, как же я винила себя в первое время. Я ненавидела себя, свою гордость. Зачем я вообще участвовала в сборе макулатуры? Почему я так рьяно желала победить? Из-за своей гордости я заняла 1 место. Если бы я тогда уступила другой группе, ничего бы не было. Не было бы пожара и трагедии. Ну ладно, допустим, я победила. Но зачем нас через 3 месяца пригласили на городское награждение? Почему это не ограничилось только садиком? Зачем я согласилась туда пойти? Зачем нам подарили этот конструктор? Жили же мы и без него как-то… Теперь я дала себе слово, что больше никогда в жизни не буду собирать макулатуру.
Вот статья про наше награждение за сбор макулатуры:
Есть много воспоминаний. Но они не имеют прямого отношения к делу. Просто воспоминания. Например, 2 марта – последний утренник в детском саду. Или 8 марта - среда. Ровно неделя до трагедии. В этот день я должна была ненадолго заехать на работу. Но с самого утра поднялся сильный ветер, просто ураган. Было штормовое предупреждение. Никто не работал. Башенные краны были отпущены с тормозов, и крутились от ветра, как сумасшедшие. Поэтому, на работе делать было нечего, и мы поехали к бабушке. Заехали в магазин, купили цветы. Возможно, шампанское и конфеты, я уже не помню. Несколько часов посидели в гостях, попили чай с пирожными. Муж с бабушкой пили шампанское. Дети бегали по комнатам, играли. Когда Андрюша пил с нами чай, бабушка ему задала какой-то вопрос (я точно не помню). Например, «хорошая у тебя мама?». Но я хорошо помню, как Андрюша ответил: «Да, мама добрый». Мне было очень приятно это слышать. В гостях у бабушки был еще один ее внук – это сын Виталиного брата, которому 13 лет. И, так как мои дети еще не совсем оправились после ротовируса, то мы того мальчика тоже заразили, через несколько дней и он слег с болезнью. От бабушки мы вернулись домой, и это был самый обычный вечер. Я уже третий месяц сидела на диете, не пила алкоголь и не ела сладости, поэтому мы тот вечер и не отмечали.
9 марта. Четверг. Утром я повезла детей в садик. Сначала завезла Андрюшу. Когда отъезжали от садика, маленького Виталю вырвало прямо в машине. И мы поехали домой. Или к бабушке. Я уже не помню. Наверное, все-таки к бабушке. Потому что для меня было настоящей катастрофой пропустить свою работу. Я была яростным противником больничных. Мне надо было ходить на работу любой ценой. Это сейчас мне стало все равно. Больничный, так больничный.
Вечером 9 марта я с Андрюшей ездила на тренировку в цирковую школу. Это было последнее его занятие.
10 марта я совсем не помню. Это была пятница. Андрюша точно был в садике. Это был последний день в садике. Мы забрали альбом с заданиями на выходные. Так у меня этот альбом и остался на память. А вот про маленького Виталю не помню. То ли я отвезла его в садик, то ли к бабушке.
11 марта. Суббота. Я тоже не помню этот день. Скорее всего, мы с детьми были дома. И это был обычный субботний день. По субботам Виталя всегда работал. А я сидела дома с детьми. В сончас мы занимались с Андрюшей его альбомом, чтобы маленький Виталя нам не мешал. Иногда по субботам мы ходили гулять. Но что именно было в тот день, я совсем не помню.
12 марта. Воскресенье. Этот день я тоже помню очень смутно. Я поехала на работу. Я всегда по воскресеньям на несколько часов уезжала на работу, а детей оставляла с Виталей. Иногда Андрюшу брала с собой. Он всегда со мной просился, не хотел оставаться с Виталей. Но в то воскресенье я точно его с собой не взяла. После работы я поехала по одному адресу, по объявлению, чтобы купить Андрюше весенние ботинки. Ботинки выбрала очень качественные, хорошие, почти новые, на небольшой «вырост» - 38 размера. И удивилась, что его нога почти уже догнала мою по размеру. На улице уже таял снег, появились лужи. А Андрюша все еще ходил в валенках. Осенне-весеннюю обувь я по осени выбросила. Вот и купила ему хорошие новые ботинки. Они ему очень понравились. Но одел он их всего 1 раз, в тот самый день – 15 марта.
А тогда, 12 марта, я вернулась домой и увидела, что Андрюша спит на диване. Для меня это было странным. Ведь Виталя никогда не пускал его на диван. У Андрюши поднялась температура. Я постелила ему на кресле и уложила спать.
На ночь температура у него увеличивалась, Андрюша начинал бредить и плакать во сне. Я его будила и давала «Нурофен». Ночью, то ли с воскресенья на понедельник, то ли с понедельника на вторник, я проснулась от того, что Андрюша опять бредил. Он поднялся с кресла, побежал к туалету, как будто прятаться, и плакал со словами «я больше так не буду, я больше так не буду». Я уложила его обратно спать.
13 марта. Понедельник. Маленького Виталю я отвезла в садик. Андрюшу оставила дома. Написала в чат садика, чтобы с питания не снимали, мы побудем пока дома. А сама я поехала на работу. Этот день тоже не так четко отпечатался в моей памяти. Помню лишь, что в обед, как обычно, я приехала домой. Там была с 12 до 13 часов. Андрюша во что-то играл, смотрел телевизор. Днем у него температура была не очень большая, а может, ее и совсем не было. Но пластом он точно не лежал. Активно двигался, что-то делал. Обедать со мной, вроде бы, отказался. Я вообще не помню, чтобы мы с ним обедали вместе в эти последние дни. Он целый день таскал какие-то перекусы – печеньки, булочки и т.п. Я помню, что у нас было из еды в холодильнике в эти дни. Потому что все это мы потом выбрасывали в унитаз. В воскресенье Виталя сам себе сварил большую кастрюлю рассольника со свининой. Кроме него, этот суп никто больше не ел. У меня же была гречка и капустный салат с консервированной кукурузой. Из всего этого Андрюша ел только гречку по вечерам, когда мы все приходили домой.
Вечером я забирала маленького Виталю из садика. Группа работала до 17 часов, потому что дети были очень маленькие. Обычно я с работы выезжала в 16.00. В 16.40 – 16.45 заканчивался ужин. К этому времени я всегда была уже в садике. Домой мы приезжали примерно в 17.30. А в промежутке с 18 до 19 часов приходил и Виталя. В тот понедельник все так и было. Мы приехали домой, Андрюша во что-то играл и смотрел телевизор.
Температура к вечеру у Андрюши опять увеличилась. Добавился небольшой кашель. Я приняла решение, что во вторник он еще день посидит дома.
14 марта. Вторник. В отличие от прошлых дней, которые я помню весьма расплывчато, этот и следующий я помню до мельчайших подробностей. И не забуду, наверное, никогда. Именно с этого момента начинает тянуться череда каких-то нелепых случайностей. Несомненно, прямая и очевидная вина здесь только в том, что я оставила Андрюшу одного дома. Глупо искать какие-то тайные смыслы. Но тем не менее, они были. Без них ничего этого не случилось бы.
Утром, часов в 7, мы все, кроме Андрюши, вышли из дома и направились по своим делам. Виталя пошел на работу. Я повезла маленького Виталю в садик, а потом сама поехала на работу. Написала в чат садика, что Андрюша еще один день посидит дома. До обеда не было ничего необычного. Самый обычный и спокойный день. Я все так же приехала домой к 12 часам на обед. Андрюша играл на диване со своим деревянным конструктором. По телевизору фоном шли какие-то мультики. Андрюша сам достал этот конструктор со шкафа, подставив стул. Я не запрещала ему это делать. Это же его конструктор, пусть играет, чем-то занимается. Но строить замок он еще не умел. Он просто играл с деревянными рыцарями. А коробка с деревянными блоками лежала рядом. Я попросила Андрюшу переместиться на свое кресло, чтобы мне в обед немного полежать, вытянуть ноги перед телевизором. Положила себе еду в тарелку и легла на диван. Переключила мультики. В обед я всегда смотрела передачу по «Домашнему» каналу, которая называется «Понять. Простить». В 13.00 я вышла из дома. Я поехала на Лесную поляну. Там мы договорились с подрядчиком встретиться в нашем офисе, чтобы распечатывать на принтере схемы для исполнительной документации. Я приехала, объяснила, что нужно делать. На этом, в принципе, моя функция закончилась. Я села на диван и просто стала ждать. И вот именно с этого момента со мной стало происходить что-то очень страшное и непонятное. Время было примерно 14.00 или 14.30. Вокруг меня все было нормально, все спокойно. Но внутри меня началась жуткая паника, страх, меня даже начало трясти, как от холода. Была необъяснимая сильная тревога, жуткий страх. Я не могла понять, что со мной творится, откуда это вообще взялось. Через полчаса появилось очень сильное и навязчивое желание закурить. Это было вообще странно. Я курила несколько лет до этого, но это было еще до второй беременности, до 2020 года. Я уже давно и забыла про это, и никакой тяги никогда не испытывала. Просто сидеть и терпеть все это было невыносимо. Мне нужно было двигаться, куда-то бежать. Что-то подгоняло меня. Я оставила подрядчика за компьютером дальше распечатывать схемы, а сама поехала на БРУ (бетонно-растворный узел). Мне нужно было там забрать паспорта на бетон. Я была очень нервная и дерганая. Меня там встретил знакомый водитель с работы. Он спросил: «Ты чего такая серьезная?». Я лишь отмахнулась от него и села в свою машину: «У меня в жизни началась черная полоса». Если бы я тогда знала, что это еще не черная полоса, и даже не светло-серая… Я бы так не говорила. Ведь в тот день у меня все еще было хорошо, все были живы и здоровы. А я не ценила этого, думала, что у меня все плохо в семейной жизни.
После этого я поехала в поликлинику. Я была записана на флюорографию и ЭКГ. Это нужно было для аллерголога. Я брала направление к нему, но попасть туда у меня потом так и не получилось. Я сделала эти исследования. Интересно, что тогда показало ЭКГ? У меня в тот момент бешено колотилось сердце. Я пыталась себя успокоить, но все было бесполезно. Сердце просто выскакивало из груди, я испытывала жуткий страх и тревогу.
Потом я вновь вернулась в кабинет к подрядчику. Но сидеть там опять не смогла. Меня ломало, сильно хотелось курить. Я уже в голове представляла два варианта: либо я иду в магазин, покупаю сигареты с зажигалкой, еду в укромное место, и там курю. Либо мне надо найти кого-то и поговорить, отвлечься, забыться. Первый вариант меня совсем не устраивал. Начинать курить я совсем не собиралась. Я не хотела этого. Поэтому я поехала на стройку.
Там я сначала встретила своего коллегу. Мы немного поговорили. Я пожаловалась ему на Виталю. Спросила про бассейн, есть ли я в списках не бесплатное посещение. Он сказала, что списки те же самые, что и несколько лет назад. Я обрадовалась, подумала, что нужно в ближайшее время сдать анализы и всем вместе начать ходить в бассейн по субботам. Вечером я рассказала об этом Витале. Затем коллега мне дал 2 или 3 курицы. Они остались с обеда. Им оторвали ноги и крылья, а середину есть не стали. Вот эту середину и отдали мне. А еще дали вдобавок кости для собаки.
Я взяла этих куриц и пошла дальше. В этот момент случилась первая из тех нелепых случайностей. Мне позвонила Андрюшина воспитательница. Скажу сразу, что на следующий день, в среду, я точно решила, что поведу Андрюшу в садик. Температуры во вторник уже не было, он чувствовал себя очень хорошо. Был лишь очень маленький кашель. А в среду, 15 марта, в садике начиналась «соляная пещера» для их группы. Я Андрюшу тоже туда записала еще месяц назад. Он любил эту пещеру. Так вот, воспитательница спросила, что с Андрюшей, почему он не ходит в садик. Я сказала, что он немного заболел, но завтра мы уже придем в сад, потому что хотим ходить в соляную пещеру. Но воспитательница сказала: «Вы лучше долечитесь полностью. А в пещеру можете потом походить и с другой группой». Я стала возражать, что у Андрюши совсем небольшой кашель, а в пещеру Андрюша хочет ходить именно со своей группой, с другой ему не интересно. Но воспитательница сказала, что родители ругаются на них, когда видят больных детей. Мне ничего не оставалось, как согласиться.
Я ни в коем случае не виню воспитательницу. Она делала все правильно. Я долго винила «дело случая». Ведь если бы она не позвонила мне, я бы обязательно отвела Андрюшу на следующий день, 15 марта, в садик. И он не остался бы один дома. Эх, зачем она мне позвонила? Зачем я ответила на ее звонок? Время было примерно 16.20 – 16.30.
Затем я встретила того водителя, которого час назад видела на БРУ. Он привез бетон на стройку. Я залезла к нему в машину. Он угостил меня сладким чаем. И мы немного поговорили. Он мне пожаловался на свою жизнь, а я – на свою. Рассказала ему о семейных проблемах с Виталей, про свой будущий таунхаус, о своих сомнениях, как я там буду одна делать ремонт, если оформлю развод с мужем. И помню, что я рассказала ему о своих сомнениях – как трудно мне будет создать новую семью с двумя детьми. Если был бы один – это было бы гораздо проще сделать. Зачем я это сказала? Ведь ровно через сутки жизнь решит эту проблему за меня. Я не понимала тогда, чего хотела. А теперь, я бы с радостью согласилась до конца своих дней куковать одной, без мужика, но лишь бы двое моих детей были бы всегда со мной. Но ничего уже не исправить. Еще, разговаривая про будущий ремонт, я рассказала тому водителю, как сама делала ремонт в общаге после матери, как хорошо там все обустроила. Я точно помню, что в моих словах не было ни капли гордости или зазнайства. Я просто констатировала факты, безо всяких приукрас. И вот, через сутки, уже не будет никакого ремонта, все мои труды будут проглочены огнем. Я точно не хвасталась своим ремонтом и своими умениями. Тогда почему все так произошло? Язык мой – враг мой. Наболтала я лишнего, вот жизнь меня и наказала. Напоследок тот водитель мне сказал, чтобы я к нему обращалась за помощью во время ремонта. Все, чем сможет, он мне поможет.
После нашего недолгого разговора мне полегчало. Тревога и страх ушли. Время уже подходило к 17 часам. Я поехала в садик, забрала маленького Виталю и отправилась домой к Андрюше. Дома я поела принесенную с работы курицу. Угостила Жужу костями. Все сразу отдавать ей не стала, ей много нельзя, у нее панкреатит, от большого количества костей случаются понос или рвота. А вот небольшое количество она легко переваривала. Куриные кости – это было ее любимое лакомство. Я не помню про Андрюшу, возможно, он поел гречку. По вторникам и четвергам мы ходили на тренировку. Но в тот вечер я его оставила дома, потому что он был еще слаб после болезни. Вечер прошел, как обычно. Мы сидели на диване, смотрели телевизор. Дети играли с игрушками. Около 9 часов вечера мы готовились ко сну. Андрюша каждый день перед сном собирал с пола игрушки и складывал их в ящик шкафа. Я разбирала диван, стелила постель. А Андрюша сам разбирал свое кресло и стелил свою постель.
Примерно в 21.30 я выключала телевизор, и мы начинали засыпать. У меня никогда не было проблем с засыпанием. Уж в 22 часа я точно должна была уснуть. Но в ту ночь все пошло по-другому. Я очень долго ворочалась, не могла найти себе место. Сон никак не шел. Такое бывало и раньше в редких случаях, когда я на ночь выпивала кружку крепкого зеленого чая. Но накануне вечером, придя домой, я вообще не пила ни чай, ни кофе, а только воду. И ела только курицу. И это было не поздно на ночь, а часов в 6 вечера. В общем, в ту ночь я измучилась вся, и уснула только в 3 часа. А в 6 уже надо было вставать. Если бы я знала, что это будет последняя ночь на этом диване, в этой квартире, где мы все вместе, я бы вообще не уснула. Сидела бы и сторожила их сон, в эту последнюю ночь…
15 марта. Среда. День трагедии. Я спала всего 3 часа, но проснулась достаточно бодрой и отдохнувшей. Я не чувствовала никакой слабости от недосыпа. Все было нормально. От вчерашней тревоги и страха не осталось и следа. Наоборот, в этот день я была необыкновенно спокойной и расслабленной, меня ничего не тревожило.
В 7 часов утра мы все вместе вышли из дома. Виталя пошел на работу. А я с детьми поехала на Лесную поляну. Сначала мы отвезли маленького Виталю в садик. А потом с Андрюшей поехали в поликлинику. Раз уж нам воспитательница сказала долечиться, то я решила показать его врачу, чтобы выйти в садик уже со справкой. В чат садика я написала, чтобы сняли Андрюшу с питания, так как мы уходим на больничный. Врач спросила, нужен ли мне больничный. Я отказалась. Я планировала так же оставлять Андрюшу дома, а самой ходить на работу. Врач не увидела у Андрюши каких-то страшных симптомов. А от небольшого кашля прописала всего лишь сосательные леденцы. Следующий прием должен был быть в понедельник, 20 марта. Там нас должны были выписать. И во вторник, 21 марта, Андрюша пошел бы в садик.
К врачу в то утро мы попали не сразу. Мы минут 30-40 ждали возле кабинета. Я взяла телефон, открыла Дзен и стала просматривать свои прошлогодние статьи о своей жизни и о собаках. Я открывала фотографии, показывала их Андрюше. Там было несколько фотографий, где он совсем маленький. Андрюша все это время, пока мы сидели на диванчике, сильно прижимался ко мне, наваливаясь сбоку всем своим телом. Мне это мешало листать страницы в телефоне, и я его слегка отталкивала от себя, говорила, чтоб не давил на меня, чтоб сел ровно. А он все равно прижимался. Где-то внутри я хотела в тот момент его обнять, корила себя в этом, но ничего не могла с собой поделать. Что-то мешало мне проявлять нежность, делало меня холодной и отстраненной.
Теперь, спустя месяцы, когда я прихожу в поликлинике к тому кабинету, то, глядя на этот диванчик не могу сдержать слез. Я вижу как бы через время нас с Андрюшей, сидящих рядышком на этом диванчике, в то последнее утро…
После поликлиники я отвезла Андрюшу домой. Времени было около 10 часов. Я завела его в квартиру, а сама даже разуваться не стала, закрыла его и уехала на работу. На работе я принимала бетон. Мы как раз успели до обеда залить монолитный пояс. И в это время случилось второе обстоятельство, которое сыграло решающую роль в этой трагедии.
За 2 месяца до этого мне звонил один наш подрядчик. Он сказал, что дал мой номер телефона своему знакомому, тот мне позвонит и попросит сделать ему исполнительную документацию. Я примерно неделю исправно ждала его звонка. Но никто не звонил. А потом я уже и думать про это забыла. Решила, что этот человек нашел кого-то другого. А в тот день, 15 марта, перед обедом он объявился. Сколько раз я его потом проклинала, задавала вопрос – ну почему именно в тот день он мне позвонил? Ведь, если бы он позвонил днем раньше или днем позже, то все было бы совсем по-другому. И скорее всего, трагедии удалось бы избежать. Но нет, он позвонил именно в тот злосчастный день. Я согласилась сделать ему документацию. Но были небольшие трудности в том, что он работает не с нашей организацией, где мне все знакомо. А строит объект в маленьком поселке нашей Кемеровской области. Перед обедом он скинул мне свой проект. Но я не стала его тогда смотреть, а поехала домой на обед. Дома я была, как обычно, с 12 до 13 часов.
Когда я пришла домой, Андрюша, как и день назад, играл на диване со своим деревянным конструктором. По телевизору шли мультики. Я разогрела себе курицу, положила в тарелку капустный салат. Опять попросила Андрюшу переместиться на свое кресло, чтобы мне немного полежать на диване. И я опять включила на телевизоре передачу «Понять. Простить». Я ела, полулежа на диване, и смотрела телевизор. Я увидела, как Жужа начала беспокойно себя вести. Я подумала, что это от вчерашних костей у нее опять началось расстройство желудка. И решила взять ее с собой на работу, чтобы она дома «не наделала делов».
В 13.00 я оделась и вышла из квартиры. Сказала Андрюше: «До вечера!». Он ответил: «До вечера, мам!». Уже вышла за порог и стала вставлять ключ в замочную скважину, как вспомнила про Жужу. Если бы Жужа подошла меня провожать, я бы точно взяла ее с собой. Но она спокойно лежала на своей подстилке под столом возле окна и издалека смотрела на меня. Я подумала, раз она не бежит на выход, значит, не сильно ей и надо на улицу. Я уже было открыла рот, чтобы позвать ее. Но в последний момент передумала, не стала звать. И закрыла дверь. На 2 замка. Специально, чтобы не было возможности открыть дверь изнутри. И больше ни Андрюшу, ни Жужу я уже не видела. Точнее, я-то их видела. А вот они меня уже не видели…
И за эту закрытую дверь я себя тоже очень долго корила. Когда пожарные выломали дверь, то нижний замок был открыт изнутри. Андрюша хотел выйти, но не смог этого сделать из-за второго замка. Вахтерша рассказывала, что Жужа сильно гавкала, когда ломали дверь. Получается, совсем чуть-чуть она не дождалась помощи. Еще мне вахтерша рассказала, что, когда Андрюшу выносили из квартиры, у него еще прощупывался пульс. Но последствия от отравления угарным газом оказались необратимыми. Спасти его не удалось. Он так и не пришел в сознание.
У следствия была одна единственная версия случившегося. И я с ней полностью согласна. Зажигалка.
Было очевидно, что огонь начался с дивана. Потому что сгорел только диван, обои над диваном, шторы и деревянная гардина над окном. Все остальное были расплавлено от высокой температуры, но нетронуто огнем. Даже кресло, которое стояло рядом с диваном, не пострадало. Над диваном были розетки. Они полностью сгорели и, капая пластиком вниз, расплавили линолеум за диваном. Сам же диван не успел сгореть полностью, и линолеум под ним был целый. Сгорела только сидушка посередине. И первый вопрос, который мне задали пожарные: «Были ли включены какие-то приборы в эту розетку? Или мог Андрюша что-то туда воткнуть?». Я была растеряна и отрицательно замотала головой. Мне же в голову пришла мысль про печку – вдруг Андрюша ее включил и забыл про это? Других версий у меня не было. Но чуть позже в ванной нашли зажигалку. Она лежала на краю ванны. Там до сих пор остался от нее след – вокруг все пожелтело от копоти, а под этой зажигалкой осталось белое пятно. Про зажигалку у меня вообще не было мыслей. Я и не знала, что у нас дома хранятся такие вещи. Я точно не держала дома ни спичек, ни зажигалок. И я не следила за зажигалками Витали. Я думала, что у него всего одна, и он ее берет с собой на работу.
Возле входной двери у нас была полочка – ключница. То есть, небольшая полочка, и 4 крючка под ней, чтобы вешать ключи. Эта полочка висела достаточно высоко. Ключи были на уровне моих глаз, а сама полочка чуть выше. Поэтому я даже на цыпочках не могла рассмотреть, что там на ней лежит. Я была уверена, что там ничего нет. Когда Виталя приходил домой, он на эту полочку складывал пачку сигарет и зажигалку. Он курил в подъезде, на «черной» лестнице. А когда уходил на работу, то забирал сигареты с собой. Оказалось, что в тот день на этой полочке лежала зажигалка. Это Виталя сказал, что она там лежала. Значит, Андрюша подставил стул и взял ее оттуда. Это тоже было для меня странно. Ведь он никогда прежде не интересовался этой полочкой, никогда не лез туда. Я до сих пор не понимаю, что его туда понесло.
Я думаю, что за 3 дня сидения дома Андрюше стало скучно. Компьютера у нас не было, он был у бабушки. Интернет на телевизоре я блокировала, чтобы меньше платить. Телефона у Андрюши тоже не было, потому что он плохо разговаривал, не мог сформулировать предложение. Одни и те же мультики на телевизоре ему сильно надоели. И игрушки тоже надоели. Он играл со своим деревянным конструктором, точнее, с фигурками рыцарей. И скорее всего, взяв зажигалку, стал просто так играть – как будто рыцари стреляют огнем друг в друга. Зажигалка была кнопочная, Андрюша легко мог ее зажечь. Если была бы с колесиком, может, ничего бы и не получилось. Потом, скорее всего, рыцари загорелись. Андрюша растерялся, испугался, и вместе с зажигалкой убежал прятаться в туалет. А потом стало уже поздно. Он попытался найти выход. Кто-то даже мне рассказывал, что он хотел прыгать в окно, но не решился. Я в это не особо верю, люди могли и напридумывать что угодно. У нас 5 этаж. При таком падении выжить можно было бы только чудом.
А вот затушить пожар Андрюша не додумался. Он испугался с самого начала. Вокруг было много воды. Напротив дивана, возле окна, стоял стол. На нем была лейка с водой, из которой я поливала цветы. Был кувшин «Аквафор» с водой. На кухне стоял чайник с водой. Там же раковина с краном, где можно набрать воды. А во всем виновата я. Я не научила. Я никогда не проводила с Андрюшей беседы, как действовать в чрезвычайных ситуациях. Никогда не говорила ему, как вести себя одному дома. Я ничему его не научила.
А теперь расскажу про себя. После обеда я приехала на работу. Это было примерно 13.20. В 14.00 у нас была планерка, на которой всегда присутствовал прокурор. Такие планерки были каждую среду. В какой-то степени из-за этого я не взяла Андрюшу с собой. Я боялась его показывать прокурорам. Ведь детям нельзя находиться на стройке. Это теперь я знаю, что прокуроры совсем не страшные, и они не стали бы ругаться. Но тогда я боялась. И, чтобы не прятать Андрюшу на 1 – 1,5 часа в машине, я подумала, что ему лучше остаться дома. После этой планерки мне нужно было написать протокол и отправить его прокурорам по почте. С этой работой я справилась примерно в 15.30. Почему же я в тот момент не поехала домой? Надо было бросить все и бежать домой, к Андрюше.
Напомню, что я каждый день выезжала со строки в 16 часов, и ехала в садик за маленьким Виталей. Но только в этот день я решила задержаться. Тот человек, которому я согласилась сделать документацию, прислал мне на почту чертежи. И я села их изучать. Я выписала список работ и материалов, на которые мне нужно найти сертификаты. Это заняло почти час времени. И я выехала со стройки в 16.50. Я много раз задавала себе вопрос – ну почему? Почему именно в этот день? Зачем я именно в этот день села смотреть этот проект? Ничего бы не изменилось, если я посмотрела бы его на следующее утро. Почему я задержалась на работе на один час? Именно этот час решал ВСЁ! Ровно на час я не успела вернуться домой. Если бы я приехала на час раньше, я бы, наверное, успела даже к началу пожара, когда можно было спасти не только Андрюшу с Жужей, но даже и сам диван! Зачем я задержалась на работе? Почему именно в тот день мне скинули этот проект? Зачем я вообще согласилась на это? Я проклинала все…
Итак, в 16.50 я выехала с работы. Около 17.00 я проезжала мимо общаги. Я остановилась на светофоре, стояла, и смотрела на общагу. Но моего окна с того места не было видно. И у меня и в мыслях не возникло повернуть налево и заехать домой.
Тут надо сказать еще про одну маленькую оплошность. Оказывается, группа, куда ходил маленький Виталя, работала вот уже несколько дней до 19 часов. Но я про это не знала. Для меня это была очень важная информация. Но воспитатели не написали про нее в чате группы. Они лишь сказали это на словах некоторым из родителей. А мы, наверное, в это время болели, поэтому ничего про это и не знали. Поэтому, я очень торопилась в садик. К 17 часам я уже не успевала, но могла приехать туда в 17.15. Я не знаю, как бы я поступила, если бы знала, что садик работает до 19 часов. Возможно, я бы все-таки завернула домой. Даже не ради того, чтобы проведать Андрюшу, а ради того, чтобы поужинать, а потом уже ехать в садик. И могла бы успеть до начала трагедии. А может, взяла бы Андрюшу с собой прогуляться до садика. Я не могу ответить на этот вопрос – как бы я тогда поступила. Заехала бы я домой или нет… Но в тот день я сильно торопилась в садик, чтобы в 17 часов забрать ребенка.
Я пришла в группу за маленьким Виталей. И заметила, что он еще не самый последний, кто остался. И воспитатели никуда не торопились. Мне это показалось странным, ведь в 17 часов, они уже все закрывали, выключали и сами одевались, чтобы быстрее уйти домой. Но в тот день было все спокойно и размеренно. Виталя никак не хотел идти одеваться. Он играл с игрушками, баловался и убегал от меня. И я позволила ему еще немного поиграть. Минут 10 или 15 я ждала, когда он наиграется. На душе у меня все было абсолютно спокойно. Никакой тревоги. А ведь в это время как раз начиналась трагедия. Наконец, я поймала Виталю, и мы, не спеша оделись и поехали домой. Я уже ехала по трассе из Лесной поляны в город, как мне позвонила вахтерша и рассказала про сильное задымление, что приехали пожарные и ломают дверь. Время было 17.50. Как раз начались вечерние пробки. Я добралась до общаги только минут через 20.
Кругом было много машин пожарных, скорой помощи, ДПС. Было много людей вокруг общаги, которые наблюдали за происходящим. Вся общага была в дыму. Я забежала на крыльцо и почувствовала горький дым во рту. Когда я приехала на лифте на 5 этаж, Андрюшу уже вынесли в общий коридор и реанимировали. Но они не смогли помочь…
Мне невыносимо больно все это опять вспоминать. Поэтому я не хочу больше к этому возвращаться. Забыть, конечно, у меня никогда не получится. Но и ковырять эту рану слишком тяжело. Я еще летом сама себя ввела в состояние анабиоза, чтобы ничего больше не видеть, не слышать и не чувствовать. Я живу, как замороженная лягушка. И если я хоть на минуту пытаюсь выбраться из этого состояния, то мне опять становится невыносимо плохо. И я опять себя «замораживаю».
А вообще я считаю, что такие люди, как я, не должны жить на земле. И я каждый день хочу прекратить свое существование. Но сама я этого делать не буду. Я хочу, чтобы оно произошло само собой. Потому что невыносимо жить с этим чувством вины.
Очень много читателей мне советуют обратиться в психушку и начать принимать таблетки. Я прочитала немало статей на Дзене, где пишут люди, потерявшие своих близких – детей, мужей или родителей – неважно. Особенно те, кто потерял детей… И они все, как один, пишут, что горе не заглушить никакими таблетками. Горе не лечится ни таблетками, ни временем. Его нужно только пережить. Научиться жить с этим горем. А таблетками можно только усыпить это горе, и тем самым растянуть период горевания на более долгий срок.
Я достаточно хорошо знаю свой организм. И знаю, как себе помочь. Сейчас я вижу только один способ, чтобы вытянуть себя из болота – это бежать! Бежать каждый день, без остановки. Чтобы убежать от тьмы. Но для этого мне нужно поменять работу. И я нашла себе такую работу, которая поможет мне постоянно находиться в движении. Там я буду каждый день ставить себе цели, и в течение дня их преодолевать. Только так я смогу выжить. И наоборот, мне кажется, если я буду и дальше каждый день сидеть в своем строительном вагоне, смотреть в окно, и провожать каждый прожитый свой час уходом в небытие, то я умру. Недаром говорят, что от долгой и беспросветной тоски в организме запускается программа самоуничтожения. У человека появляются болезни, которые и сводят его в могилу. Поэтому, чтобы выжить, мне нужно бежать. Я придумала себе большой марафон, длиною в несколько лет, пока моя душа не обретет покой. Я буду очень стараться, чтобы все задуманное сбылось. Я буду идти к своей цели, вместе с маленьким сыном.
