И всё-таки она сомневалась. Боялась включить телефон, боялась услышать грохот на лестничной клетке и глупое, но выполнимое обещание вынести дверь, если не откроют. А больше всего она боялась Мамулю. Почему-то Мишка представлялся просто пешкой, а главная битва обязательно останется за дамами. Спящий Санёк с детской улыбкой на лице — не защитник, хотя он и сильный и смелый. Ну а какие варианты? Драться с ведьмой — так себе идея.
Она аккуратно скинула одеяло и босиком юркнула к освещённой луной стене, порыться на полках с книгами и памятным хламом. Санёк сразу сказал, что там глухо, но она надеялась наткнуться на что-нибудь стоящее — фотографию или другую подсказку. Котёнок бесшумно возник рядом и Светка наклонилась, посадила малыша на плечо — пускай подзарядится вниманием, пока есть возможность. Вдруг завтра всё закончится?
Светка неторопливо вела указательным пальцем по корешкам книг и бормотала названия. Большинство знакомо, хотя вспомнить момент, когда книга была прочитана, никак не удавалось. Наверное, ей ещё предстоит привыкнуть жить с культей памяти, ну а пока острота непонятной потери не угасала, а разгоралась, причиняя боль.
Рисунок был спрятан в потрёпанном издании стихов про лукоморье, с выцветшей обложкой. Яркая белая бумага выделялась среди тонких жёлтых страниц и Светка подцепила ногтем инородную начинку, достала на свет.
Обычный лист с нарисованными фломастером солнцем и травой, в центре — девочка с улыбкой до ушей держит за руки стоящих слева и справа маму и папу. Таких автопортретов в каждой семье сотни, но почему-то у Светки задрожали пальцы, а к горлу подступил комок. Котёнок выгнул шею, силясь понять причину тряски, и понюхал уголок рисунка. И фыркнул.
Не время для ведьмовства (начало, назад)
Рисованная мама могла быть ею — длинные волосы, худые ноги. Глазища на пол-лица. Папа высокий — и Мишка, и Саня сошли бы, но зачем Саньку хранить чужой шедевр? А девочка… Она была серьёзной. Смотрела на неведомого зрителя так, что Светка чувствовала, что надо стать лучше и выпрямить спину. Ощущение потери вдруг зашкалило, достигло пика. Светка села на пол, положила бумагу на согнутые колени, прислонилась затылком к полкам.
Неужели это фигурка каракулями — её дочь? Она провела ладонью по животу, словно так могла проверить догадку, и затряслась в беззвучном то ли плаче, то ли смехе. Если кто-то стёр память о ребёнке, могла быть только одна причина. Милосердие. Или… Кто-то забрал её? А девочка всё ещё жива?
История с чёртовой удачей и домовыми: "Алиса и её Тень"
Терпеть дальше Светка не могла физически. Натянула мужскую футболку — вчерашнее платье не годилось, прикрыла плащом нелепые обвислые штаны и выскочила вон. Таксист мчал её по ночной Москве, а она смотрела в чёрный экран телефона, откладывая момент включения на потом. Пускай скажет в лицо, если осмелится. Пускай.
Забавно, но матовая окраска Мамулиной двери вызвала почти ностальгический спазм — металл двери жутко отливал бордовым, делая атмосферу в закутке возле двух квартир немного зловещей. Она шмякнула по кнопке решительно, без сантиментов, и только потом испугалась, что Мамуля может быть у неё, то есть дома у их с Мишкой. И придётся идти туда, и её появление будет истолковано в неправильном свете…
Мамуля открыла и испытующе уставилась на ночную гостью. Что-то поняв по вытаращенным диким глазам, она развернулась и поплыла по паркету, приглашая последовать за ней. Пахло чем-то химическим и ванильным, и сперва Светка решила, что речь о выпечке, но потом сообразила — кто же будет заниматься пирожками ночью? На Мамуле красовалась тёплая пижама с длинными рукавами, в которой минуту назад явно спали.
И только дойдя до гостиной с диваном и креслами, Светка опознала характерный тон благовоний. И причину. Ароматизаторы заглушали запахи от кошек. Их была тьма — многоэтажные домики и прочие меховые конструкции были облеплены взрослыми кошками и жирными котярами, встретившими молодую женщину немигающими парами равнодушных глаз.
— Садись, — Мамуля показала на кресло, сама села на соседнее, — и где ты была? У Саши?
— У него, — чуть виновато вздохнула Светка.
— Что-то вспомнила? — властно спросила Мамуля.
— Да, — она протянула сложенный вчетверо детский рисунок.
Мамуля развернула, расправила складки и долго изучала сценку, будто там нашлись важные для понимания загула невестки детали. Потом отложила лист и снова холодно уставилась на Светку.
— И что ты об этом думаешь?
— Девочка… это моя дочь?
— Да. Помню, как это было нарисовано.