Сквозь дождь и снег пробирается врач к больному. Доберётся. Спасёт. А тому заплатить за визит нечем… История из века позапрошлого. Впрочем, и тогда были врачи, жившие припеваючи. Получавшие тысячные гонорары.
Самый дорогой в 19 веке – профессор Григорий Антонович Захарьин. Местный врач разведет руками:
– Ничего сделать не могу. Зовите Захарьина, только учтите… – и пальцами словно воздух пощупает.
Родственники больного вздохнут.
– Похоронить дешевле, чем у Захарьина лечиться.
А вот министра внутренних дел графа Толстого Григорий Захарьин лечил бесплатно. Сами понимаете. Ему предлагали оплатить визит, а он отказывался. Отказывался-отказывался, а однажды деньги взял. Министр узнал о том и заплакал:
– Раз взял, значит умру!
Вздохнул, перекрестился и через несколько дней действительно умер.
Захарьин из Москвы на консультации ездил по всей России. Благо железные дороги уже появились. Отовсюду телеграммы. Приезжайте! Спасите!
В Бердичеве у богатого еврея заболел сын. Единственный наследник торгового дела. Отбили телеграмму знаменитому профессору.
Тот повертел её:
– Не поеду! В Варшаве подкатил такой, абонировал меня на три часа. А сам наделал и распродал билеты: «пятиминутный прием у самого Захарьина»! Фиг меня еще раз надуют!
Почтальон новую телеграмму из Бердичева несет: «Мальчику плохо! 500 рублей!».
Профессор телеграмму выкинул, сел кофе пить. Ещё не допил – почтальон стучится: «У мальчика кашель и испарина – 750».
Профессор ушел гулять на бульвар. Вернулся – на столике депеша: «Умоляю! Тысяча!».
– Да чтоб тебя! – рявкнул профессор и добавил что-то на латыни.
Обед испортило предложение заплатить тысячу двести.
К вечеру цена выросла до полутора тысяч, но профессор держался.
Утром его разбудил почтальон с очередной телеграммой: «Ребенок не встает! 2000 рублей!».
Захарьин скомкал и выбросил телеграмму, не позавтракав, поехал в клинику, пообедал в клубе, провел там весь вечер. Вернулся уже в темноте. В прихожей лежала заклеенная телеграмма. Отогнул край и прочитал только цифры: «2250».
Лег в кровать. Долго ворочался. Забылся под утро.
Горничная разбудила, держа на подносе телеграмму.
– Прочти! – сонным голосом распорядился он.
– Профессор! Смилуйтесь! Перестал узнавать родных! 2500! – ангельским голоском прочитала горничная.
– М-м-м! – простонал профессор. – Дай ответную. Три тысячи рублей. Приеду утренним поездом, уеду вечерним. И пошли кого-нибудь за билетами.
В Бердичеве на вокзале его встретил заплаканный еврей.
– Вмер! – простонал он и зарыдал. – господин профессор! Сын вмер!
«Впустую прокатился. – подумал Захарьин. – И деньги не возьмёшь! В газетах пропишут, век не отмоешься. Скажут, профессор торговался как еврей в лавке, пока больной не умер. Нехорошо-с!».
– Профессор! – простонал еврей, – пойдёмте в дом!
Поехали на пролётке. Захарьин неприязненно рассматривал Бердичев. Как везде. Грязь. Лавки. Что здесь делать до вечера?!
В доме траур. Плачущая мать покойника бросилась на грудь профессору.
– Ну будет, будет! – отстранился он.
Недовольство скрывало стыд. Не торговался бы, приехал раньше, глядишь – парень бы выжил.
– Вы голодны? – простонал отец.
– Можно перекусить, – пробурчал профессор.
В столовой накрыли странно. Что-то непонятное в тарелке, рядом баранки и яйца.
– Это, простите, что? – удивился Захарьин.
– Чечевица. Когда еврей умер, едят только круглое.
Доктор отодвинул тарелку, взял баранку. Налил стакан чаю. Сидеть в столовой не хотелось, пошёл по дому. Зеркала завешены, куда не сунешься – молитвы читают.
Встал у окна. Перед домом толпа.
– Кто они? – спросил он убитого горем отца. – На похороны собрались?
– К вам профессор! Больные. Бедные люди. Посмотрите их.
– Совсем бедные?
– По двадцать пять рублей.
Профессор достал часы.
Поезд вечером. А чем здесь еще заниматься? Баранки круглые есть?
– Хорошо! Пусть заходят по одному.
Женщины и мужчины, старики и подростки. Кто-то шёл сам, кого-то вели, кого-то доставили на носилках. Короткий осмотр, диагноз, рецепт для аптекаря. Двадцать пять рублей доктору.
Ничего нового. У сутулой женщины грыжа, дед с седой бородой привычным вывихом мается. Парень на носилках с родимым пятном на щеке животом страдает. А с девочкой с лихорадкой пришлось повозиться, мать её только молитвами лечила.
Время пролетело незаметно. Так увлёкся привычной работой.
Отец умершего дотронулся до его плеча.
– Профессор! Опоздаем на поезд! – тихо сказал он и промокнул платком красные воспаленные глаза.
На вокзал прибыли к отправлению. Профессор занял купе первого класса. Корзину с баранками, которую дали в дорогу, оставил в коридоре. Встал у окна.
Еврей на платформе тут же начал кланяться.
Профессор отвернулся и задернул занавески. Паровоз свистнул, состав тронулся.
К еврею подошел парень с родимым пятном на щеке. На плече он держал свернутые носилки.
– Сына! Чего поднялся? – спросил еврей.
– Та доктор сказал ничего страшного. – Почесал парень родимое пятно. – Порошок выпил и пузо не болит.
– Мать где?
– Зеркала открыла, жарит курицу.
– Отнесём в аптеку носилки и домой, а то я с твоими похоронами проголодался.
Они ушли с вокзала и уже издали доносился недоумевающий голос отца:
– Почему все говорят, что профессор Захарьин дорогой? Совсем недорогой. Сам из Москвы приехал, за двадцать пять рублей тебя посмотрел. Наш бердичевский врач с купцов меньше пятидесяти рублей не берет. Дай бог господину профессору здоровья…
Андрей Макаров 10.2023 (по книге "Исторические люди в анекдотах")
