День средины лета в Краллике был один из самых любимых местным населением праздников, размахом своим уступающий лишь зимним гуляниям. В этот день жители города собирались вместе, чтобы отдохнуть, посоревноваться во всем, чем только можно, ну и, конечно, вспомнить прошлое. Конкурс артистов был одним из крупнейших состязаний. Большинство его участников уже давно знали друг друга, и принимали участие лишь чтобы решить кто лучший среди равных. Конечно, приходили туда и совсем молодые, начинающие певцы, но то, что кто-то из новичков победил с первого раза, случилось в этом году впервые.
Помимо музыкантов, в своих соревнованиях принимали участие столяры, механики и изобретатели - для них проводилась регата самодельных корабликов. Это было самым длинным мероприятием, так как сначала отбирались лучшие судостроители из отдельных районов города, а потом уже избранные состязались за звание лучшего. Третьим среди крупнейших и любимейших народом поединков был конкурс на звание самого искусного кулинара. На Лиловом променаде, прямо под тенистыми деревьями, были расставлены десятки столов, которые буквально ломились от изобилия яств. Как и на Лунной площади, каждый желающий мог прийти, попробовать все, что только душа пожелает, и отдать свой голос за понравившегося повара. Ботанический сад Университета был отдан любителям погонять мяч, там собрались команды со всех чертогов. А вечером, когда стемнеет, по всему городу должны были зажечься тысячи костерков, расцвеченных всеми цветами радуги - следствие экспериментов университетских ученых. Горожане с нетерпением ждали наступления ночи, когда улицы расцветятся огнями, когда воздух наполнится канонадой фейерверка, когда кралльцы запустят в небо бумажные фонарики. Все были в прекрасном расположении духа, у всех было праздничное настроение, каждый человек радовался народным гуляниям. И лишь пятеро грустили на этом торжестве жизни.
Мы сидели на уже опустевшем Лиловом променаде за одним из столов. Кулинарный поединок закончился раньше, чем состязание артистов, и народ отсюда плавно перетек в другие части города. Однако столы все еще были полны блюд, которые еще не успели съесть - именно то, что нужно для изголодавшихся музыкантов. Но оценить по достоинству гастрономические изыски никак не получалось - передо мной стояла тарелка с чем-то пряно пахнущим, но кусок отказывался лезть в горло. То же самое было и с друзьями - мы сидели, пытаясь свыкнуться проигрышем. Нет, конечно, второе место - это тоже победа, но все мы метили на ступеньку выше.
Хуже всех выглядел Олли. Паренек полулежал, положив голову на руки, и невидящим взглядом смотрел на сладкий крендель, лежащий перед ним. Приятель забрался практически на вершину триумфа, он уже тянулся за заветным призом, как вдруг его буквально спихнули с небес на землю - а лететь оттуда ой как далеко! Глядя на него, я видела иллюстрацию к кралльской поговорке - «Чем выше ты залез - тем больнее будет падать». Да и остальные были подавлены, даже Дирк, всегда старающийся скрывать свои эмоции, совсем расстроился. За время репетиций Олли умудрился внушить всем, что первый приз уже у нас в кармане, осталось только забрать его. И теперь, когда заветную конфетку вырвали буквально из рук, я никак не могла свыкнуться с мыслью о проигрыше.
- Всего один голос. – проговорил наконец Лу слегка сиплым голосом. – Еще одна монетка - и мы оба были бы в равных условиях. Конечно, это не полноценная победа, но все же и не проигрыш! Я никак не понимаю, как, ну как такое могло произойти? У нас же был гипнокуб! И не один, а целых пять, то есть наше пение должно было быть просто несравненным. Так почему же за эту рыжую жердь голосовали так же активно, как и за нас?
- Мне кажется, я понял, в чем дело. – послышался унылый голос механика. Марв, конечно, и в сравнение не мог пойти с вконец убитым Оливером, но и он никак не мог прийти в себя от поражения. Он повернул голову и посмотрел на нас несчастными глазами. – У нас с вами было пять гипнокубов. Несомненно, они прекрасно справлялись со своими обязанностями, усиливая друг друга, только вот радиус действия у них оказался очень большим, так что они сумели охватить и Мартина Эстера, который был нашим соседом. Ну а тут все просто - если наши голоса гипнокубы сделали просто приятными на слух, то его, человека, который и без того обладает прекрасным голосом, делали, наверно, несравнимо великолепным. Так что, получается, это целиком и полностью моя вина. Не надо было каждому давать свой куб, могли бы вполне обойтись и двумя, и все тогда было бы просто идеально…
- Только не надо всю вину на себя брать! – сердито оборвал друга Лу. – К твоим коробочкам нет ни малейших претензий, они, как всегда, работали просто идеально. Зато теперь мы знаем, что на профессионального артиста, с нормальным голосом и музыкальными способностями, они будут влиять куда лучше, чем на таких бездарностей, лишенных и слуха, и голоса, как мы с вами.
Мы немного посидели молча, каждый погруженный в свои мысли, тяжелые, как предгрозовое небо. Вокруг нас почти не было людей – все горожане пошли смотреть на окончание регаты – так что можно было спокойно обсудить наше положение, не боясь, что кто-то узнает про гипнокуб.
Олли приподнялся и отломил маленький кусочек бублика - он постепенно начал приходить в себя от удара судьбы. Прожевав, он со вздохом сказал:
- Эх, а ведь если бы я не узнал про это соревнование, мы бы сейчас веселились от всей души, наблюдая за тем, как плывут по каналам кораблики, или наелись бы до отвала, или смотрели, как гоняют мяч в Университете, а может на скачки пошли бы. Так нет! Именно мне приспичило поучаствовать в этом конкурсе, да не просто так, а чтобы обязательно первое место занять. Если уж кого и винить в том, что испортил праздник всем - то только меня. Честное слово, не знаю, что во мне переклинило настолько, что я так загорелся идеей этого соревнования! Как будто что-то в голове щелкнуло! Как услышал про этот конкурс – так сразу решил, что непременно надо участвовать и обязательно выиграть.
- Если уж так посудить, то можно обвинить тебя во всех грехах! – с грустной усмешкой проговорил Дирк. – Кто подвигнул Марва на создание печатного механизма? Чьей была идея постоянно выступать в «Селедках»? Кто вечно придумывает что-то невероятное?
Олли, с самым невинным выражением лица, молча показал пальцем на меня. Атмосфера за столом стала медленно разряжаться. Дирк, все шире ухмыляясь, покачал головой.
- Даже не думай скидывать на нее всю вину, дружище! Вы с Никой в одинаковой степени мастера на выдумки невероятных идей! Да и к тому же, ты, как брат, целиком и полностью в ответе за все ее действия! Эх, если бы вы двое не появились, мы с Марвом продолжили играть на перекрестках, не привлекая особого внимания к себе, а Лу все так же работал бы в Порте, или попробовал еще раз в лекари пойти. И жизни наши были бы уныло-однообразными и безумно скучными! А так - что ни месяц, то новое приключение на пятую точку! Уж и не знаю, что дальше будет, если такими темпами жить будем.
- Обещаю, что будет так же интересно, как и весь этот год! – Олли, настроение которого поднялось до отметки «Умеренно отвратительное», наполовину прикончил бублик.
По мере того, как отступала хандра, у всех начал просыпаться аппетит. Голод, пока еще аккуратно и ненавязчиво, напоминал, что кушали мы в последний раз еще вчера, так что не пора бы подкрепиться? Очень скоро печально заурчавший желудок заставил меня отвлечься от грустных мыслей и отправиться на поиски съестного. К счастью, после соревнования кулинаров действительно осталось много вкусностей – немного побродив вдоль длинного ряда столов, я смогла отыскать какие-то булочки, а также остатки пряно пахнущего рагу. Следом за мной потянулись и приятели: подобно мне, они весь день ничего не ели. Овощи в чуть острой подливе оказались невероятно вкусными, их приятный вкус дополнял свежий, мягкий хлеб.
Сосредоточенно работая деревянной ложкой, я погружалась в свои мысли. Печаль, в которой я пребывала после окончания соревнования артистов постепенно стала отступать. Проиграли? Ну и ладно, зато столько народу увидело наше выступление! Второе место? Ничего страшного, разрыв то всего в один голос. Это случайность, эту злосчастную монетку могли отдать и за нас, но волей случая он оказался в сосуде Мартина Эстера. Да и к тому же, кто запретит нам взять реванш в следующем году? Марв продумает еще какой-нибудь механизм, усовершенствует свой гипнокуб настолько, что он больше не даст подобных осечек, и тогда мы точно займем первое место! А сейчас… А сейчас лучше всего наслаждаться солнцем, летом и праздником. Глядя на друзей, я поняла, что и у них настроение постепенно стало приподниматься. Даже Олли, казалось, пришел в себя от обидного поражения.
Я сидела на скамейке в обществе друзей, было тихо, и лишь из-за деревьев доносился неясный гул празднующей толпы. Было так хорошо, что у меня начали сами собой смыкаться глаза. Вдруг Олли выпрямился, упрямо нахмурился и начал распевать одну из тех портовых песенок, которые мы с Лу категорически запретили вставлять в выступление. Конечно, песне, где есть слова «Да, я пьян, а какого черта ты на меня вылупился?!» совершенно не место в приличном обществе. Парень пел ее своим обычным голосом, без гипнокуба, без маскировки, и, откровенно сказать, получалось у него просто отвратительно, но делал он это с такой отдачей, будто выпуская на волю всю злобу, обиду, покалеченное самолюбие, которые как тиски сжимали его душу. Наблюдая за другом, я поняла, что и сама тоже хочу выкричаться, и уже через пару куплетов песни присоединилась к приятелю. И тут же к нашим голосам добавились Лу, Марв и Дирк. Я вспомнила, что у меня на шее висит гипнокуб, включающийся от вибрации голоса только тогда, когда наше пение из нестройного горлания, превратилось в приятный слуху напев. Да, это была именно пьяная песня, но это был столь необходимый всем крик души. Когда песня закончилась, я поняла, что дышать стало гораздо легче: все, что давило на меня, ушло в воздух вместе со словами. Олли снова улыбался широкой улыбкой, да и остальные мальчишки выглядели куда более спокойными.
Только через несколько часов, когда июньское солнце стало клониться к закату, мы поднялись из-за стола и побрели в сторону Республики, в противоположную от народных гуляний сторону.
- Мы просто обязаны пойти вечером на салют. – сказал Дирк не терпящим возражений голосом. – Какое бы плохое настроение у вас не было, пропустить потешные огни дня середины лета - настоящее кощунство! Так что сейчас идем по домам, отдыхаем пару часиков, и в десять вечера встретимся на мосту Монетчиков. Отговорки не принимаются! Такую красоту просто нельзя упускать! Кроме того, это в газету можно будет вставить – нужно будет сделать несколько заметок с праздника. Думаю, расскажем и про народные гуляния, и про соревнования, и про вечерний салют. Хотя я даже не представляю, как мы будем описывать состязание артистов… Не знаю, как вы, а я без боли не могу вспоминать сегодняшний день. Подумать только, всего одно очко – и победа была бы за нами!
На том и разошлись. Было около семи вечера, солнце только начало клониться к закату. Войдя в свой дом, я с минуту посидела на месте, думая о прошедшем дне. Грусть, с таким трудом отогнанная, снова начала наваливаться. Не давая ей возможности взять реванш, я быстрыми шагами пересекла комнату, остановившись около зеркала. Не без труда я сняла платье – праздничное, пышное, яркое, золотисто-зеленое – и с удовольствием надела мое повседневное, простое и практичное, сшитое из простого льна, выкрашенного в небесно-голубой цвет. Волосы, которые я так старательно заплетала во что-то парадное, я распустила, и, несколько раз тряхнув головой, собрала их в привычный хвост. Гипнокуб был положен на каминную полку.
Убрав праздничный наряд подальше в шкаф, я бесцельно ходила по дому, не зная чем себя занять. Тем вечером у меня все валилось из рук: заниматься домашними делами не было ни малейшего желания, книги, которые я брала в руки, не читались, а бездельничать не было сил. Почти час я без дела слонялась по комнате, пока не решила сесть за очередную статью. Однако работа не спорилась – как правильно заметил Дирк, стоило мне вспомнить о проигрыше, как возвращалась с таким трудом отогнанная обида.
Вдруг из небольшой прихожей послышался осторожный стук в дверь. Нахмурившись, я направилась открывать, на ходу рассуждая кто бы это мог быть. Олли не пошел бы через половину чертога, он охотно пользовался чудным коридором, соединяющим Соборную площадь и Дождливый тупик. Марв, Дирк или Лу? Да нет, даже если что-то и случилось, можно и через пару часов сказать. Кто-то из соседей? Вечерняя почта? Какая-нибудь традиция дня середины лета?
Мирра, небольшой дракончик, настороженно заворчала на плече. Не обратив на нее особого внимания, я открыла дверь. Оказалось, что на пороге стоит Джек. Молодой человек был непривычно бледным, он смотрел на дверь моего дома испуганным взглядом, но стоило ему увидеть меня, как на его лице появилась застенчивая улыбка. Наверно, у меня было такое же выражение лица, и ко всему еще и слегка отвисшая челюсть.
С минуту мы стояли, изумленно пялясь друг на друга. Наконец, Джек взял себя в руки и неуверенно протянул:
- Привет?
Он будто сомневался в правильности того, что пришел сюда, и боялся, что я прогоню его.
- Привет. – выдавила я из себя, в горле совершенно пересохло.
С Джеком мы не виделись с начала месяца, до этого он регулярно подскакивал ко мне, стоило только переступить порог «Селедок». За время нашего знакомства я научилась спокойно реагировать на юношу, уже не так отчаянно краснела и не терялась, мы с ним разговаривали на разные темы. Однако вне стен трактира я видела его раз или два, да и то случайно, прохаживаясь по центральным улицам или по базарным площадям. А в последних числах мая паренек, с громадным трудом подбирая слова, сказал, что в ближайшее время не сможет проводить со мной время: как я поняла, его начальник потребовал непременного присутствия Джека на проводимых в пабе собраниях верхушки Республики. Больше полутора месяцев я проводила вечера в одиночестве, но часто замечала, как молодой человек бросает на меня тоскливые взгляды из другого конца зала.
Джек переминался с ноги на ногу, но что-то не давало мне пригласить его пройти в дом. Вздохнув и как будто собравшись с мыслями, он сказал:
- Как… Как тебе праздник? Я… Я видел, как ты… Я видел, как вы выступали сегодня на конкурсе артистов. Это было самое прекрасное выступление, которое только можно вообразить! И ваше поражение… Я хочу сказать, все безумно ошарашены тем, как все получилось. Всего в одно очко разница! Ты, наверно, расстроена, не надо мне было на эту тему говорить…
Молодой человек замолчал и опустил голову. Пока я думала, что сказать, с губ уже сорвались слова:
- Нисколько! Да, поначалу было обидно, очень обидно, но сейчас уже все прошло! Подумаешь, заняли второе место, с отрывом в одно очко! Конечно, вся слава досталась победителю, но, я очень надеюсь, и нам кусочек от нее перепадет. Кстати, я видела тебя и Молли, там, на площади. Вы вроде стояли в первых рядах, смотрели и слушали, а потом я отвлеклась - а вас и след простыл!
- Ты заметила? – юноша поднял голову, оживился, и, видя, что не обидел меня своим неловким напоминанием про проигрыш, лучезарно улыбнулся. – Нас оттеснили, сзади кто-то возмутился, что мы, якобы слишком долго стоим в первых рядах и чуть ли не силой оттолкнули назад. К сожалению, сопротивление тут было просто бесполезным. А после праздника вы как под землю провалились. Я даже не понял, в каком направлении вы ушли…
Мы замолчали, рассматривая друг друга. На языке вертелось множество вопросов, слова рвались в воздух, хотелось болтать без умолку, но что-то не давало звукам вырваться на свободу. Наконец я спросила то, о чем уже давным-давно размышляла:
- Скажи… А почему ты раньше не приходил? Ты полгода назад хвалился, что найдешь меня, и отведешь смотреть на что-то необычное и типично кралльское…
- Тебя было трудно найти – выдавил Джек, который, наверно, как и я ругал себя за неловкость и косноязычность. Я составила насмешливую гримасу, и молодой человек добавил: – Вижу, ты не веришь, что это единственная причина. Это правда, я действительно очень долго искал твой дом, ты очень ловко пряталась. Я искал всю зиму и половину весны, пока однажды, совершенно случайно, в конце апреля, не увидел, как ты опять поздно вечером идешь по улице. Это было через несколько недель после нападения на тебя… Я тогда не стал подходить к тебе, чтобы не напугать лишний раз, но проследил, чтобы никто не посмел обидеть тебя. Я ведь уже два раза помогал тебе с этим вопросом… Ты шла по достаточно спокойному району, но все равно – улицы Республики не безопасны ночью. Я проконтролировал, чтобы ты без происшествий добралась до дома. И на следующий вечер тоже, и потом… Так вот и получилось, что я провожал тебя почти каждый день с самого апреля, а ты так и не заметила меня. Иногда ты приводила меня в Дождливый тупик, а иногда и сюда. И вот с самого апреля я каждый раз прихожу на Соборную площадь, желая постучаться к тебе, погулять с тобой, но каждый раз у меня не хватает смелости… Не хватает смелости, чтобы заговорить с тобой…
- Почему? – спросила я с изумлением в голосе. – Мы же с тобой столько замечательных часов провели, обсуждая и искусство, и придумывая новых животных, и музыку классическую мы с тобой раскритиковали в пух и прах… Да всех тем и не припомнишь! Неужели ты все это время подходил ко мне только потому, что до ужаса боялся?
- Что ты! – Джек резким движением поднял руки вверх, будто защищаясь, и инстинктивно схватил меня за кисть. Я не стала высвобождаться, а лишь охватила переплетение пальцев другой рукой. Казалось, что это помогло парню справиться с волнением, и он продолжил говорить. – Я не это хотел сказать! Я боялся… Я боюсь того, что ты меня прогонишь, не захочешь общаться вне заведения Селедочника, боюсь, что не смогу найти нужных слов, и ты примешь меня за круглого дурака… Наверно, так я сейчас и выгляжу?
Улыбаясь во весь рот, я закивала, и, совершенно неожиданно для самой себя, сказала:
- Знаешь, я ведь тоже боюсь. Я боюсь того же, чего и ты - ляпнуть глупость, что-то такое, что выставит меня в самом неприглядном свете. Да если подумать - мы с тобой такого друг другу наговорили в «Селедках», что можно с чистой совестью упрятывать обоих в сумасшедший дом! Так что высказывание чего-то безумного и для тебя, и для меня должно уже войти в настоящий ритуал.
- Знаешь что? – сказал юноша, когда мы еще с минуту помолчали, и когда первая стеснительность уже миновала. – Я ведь пришел сюда, чтобы выполнить свое обещание, хоть и слегка запоздалое.
- Я дала тебе его больше полугода назад, и ты считаешь, что семь месяцев подходят под определение «слегка запоздалое»? – спросила я, с силой хлопая дверью за спиной и взяв слегка опешившего Джека под руку. Повернув в замочной скважине ключ, я добавила: - Я уже заждалась исполнения твоего обещания! Кажется, ты грозился показать мне что-то поистине кралльское? Предупреждаю сразу: тебе придется постараться. Когда ты давал свое обещание, я была простой работницей дома справедливости, я плохо знала город и совершенно не разбиралась в нем. А последние два месяца я целыми днями только и занимаюсь, что хожу по Краллику и выслушиваю новости – за это время я успела многое увидеть. Надеюсь, тебе удастся меня удивить!
Мы вышли на залитую последними лучами солнца площадь. Мирра, приняв облик поджарой собаки, носилась вместе с иссиня-черной пантерой, размерами не больше моего спутника. Джек взял меня под руку, и повел куда-то к центру города.
Мы шли по шумным, купающимся в лучах заката улицам Краллика, без умолку болтая и совершенно не обращая внимания на прохожих. Узнав, что я лишь смутно представляю себе историю праздника, Джек принялся рассказывать мне о том, как пошла традиция отмечать день середины лета. Я слушала молодого человека с открытым ртом. На какую-то минуту я вспомнила то, о чем мы говорили утром, и отметила про себя, что история Джека оказалась намного более интересной. Лу постарался вкратце поведать мне о том, что творилось в Краллике тридцать лет назад, и, чтобы успеть уложиться в сорок минут, юноша опустил множество деталей. В отличие от него, Джек никуда не спешил. Он в подробностях рассказывал мне о гражданской войне между республиканцами, вспоминал о самых значительных сражениях, рассуждал о том, к чему привело то или иное решение руководства… Уже через пять минут я поняла, что парень очень хорошо знает историю собственного города. Рассказ юноши не походил на нудную лекцию – Джек достаточно хорошо знал историю войны, и старался говорить не о сухих фактах, а о каких-то любопытных событиях. Болтая с другом, я легко представляла себе события тридцатилетней давности.
Занятая разговором, я совершенно не замечала, что мы идем в противоположную остальным горожанам сторону. Подавляющее большинство кралльцев направлялись к набережным, туда, где лучше всего будет видно праздничный салют, в то время как Джек вел меня куда-то в сторону Университета.
Мы вышли на Лебяжью улицу – одну из самых зажиточных на территории Республики – и свернули в арку ближайшего дома. Я отвлеклась от болтовни, и с искренним интересом принялась смотреть по сторонам – в этой части города я бывала редко, и уж тем более не заглядывала во дворы. Джек с минуту постоял, давая мне возможность полюбоваться окнами с красивыми витражами, а затем потянул меня к одной из дверей.
Мы оказались в подъезде многоквартирного дома. Он мало чем отличался от того, что было на Соборной площади или в Дождливом тупике: точно такая же крутая лестница, ведущая на верхние этажи, узкие, длинные окна подъездом и скудно освещенные лестничные площадки с выходящими на них дверьми. Мне показалось, что Джек сейчас откроет одну из квартир, однако юноша, не выпуская моей руки, поднимался все выше и выше. Когда мы оказались на последнем этаже, молодой человек остановился перед приставной лестницей, ведущей на чердак.
Увидев, что Джек уже поставил ногу на первую ступеньку чердачной лестницы, у меня совсем перехватило дух.
- Ты же ведь не боишься высоты? – спросил юноша, и снова принялся теряться. – Извини, наверное надо было сразу это спросить… Просто ты просила показать что-то, от чего захватывает дух, а лучше места я во воем Краллике не знаю… Если ты боишься – давай лучше в какое-нибудь другое место пойдем – мы вполне успеваем дойти до моста Монетчиков, там тоже будет видно салют…
Первым порывом было отказаться от подъема на крышу, но любопытство, желание увидеть весь Краллик с высоты было куда сильнее. Покачав головой, я принялась карабкаться наверх. «В конечном счете, не может же быть тут выше, чем на часовой башне, или на крыше громады собора» - подумала я, поднимаясь вслед за провожатым.
Оказалось, что и шести с лишним этажей достаточно для того, чтобы понять - высоты я не боюсь, но все-таки предпочитаю находиться на земле. Крыша была практически плоской, и чтобы с нее упасть надо было как следует постараться, но я все же инстинктивно схватила Джека за руку. Молодой человек застенчиво улыбнулся. Парень явно гордился тем, что ему удалось сдержать обещание - показать мне самое изумительное место во всем городе. Недолго думая, он решил отвести меня туда, где весь город как на ладони.
- Отсюда должен открываться замечательный вид и на город, и на народное гуляние, и на салют. – проговорил он, осторожно обняв меня за плечи одной рукой. – Это одно из самых лучших мест во всем Краллике… Внизу, на набережных и мостах, собираются толпы горожан, а тут, по крайней мере, нас не будут поминутно пинать…
- А можно подойти поближе? – прошептала я, когда на место страху пришло нестерпимое любопытство. – Я хочу посмотреть на Краллик с высоты птичьего полета… Хочу увидеть, как гуляют его жители, и как они пускают бумажные фонарики…
- Для этого мы сюда и забрались.
Не выпуская моей руки, Джек подвел меня к металлическому парапету, тянущемуся вдоль всей крыши. Он состоял из нескольких балок, и в высоту доходил мне практически до груди. Держась за него, юноша сел на край крыши, и помог опуститься мне. Опустив ноги вниз, я ощутила легкий, щекочущий нервы страх. С одной стороны, я видела, что до земли будет очень далеко лететь, но с другой – надо было как следует постараться, чтобы свалиться с плоской крыши дома.
Мы сидели рядом друг с другом, и Джек снова принялся рассказывать всевозможные истории. Еще немного поговорив о истории праздника середины лета и рассказав о самом последнем сражении, после которого был заключен мир, молодой человек принялся вспоминать истории из своего детства. Он рассказывал мне, как с самого детства лазал по крышам Республики. Там, где любой другой человек боялся сделать и шаг, парень спокойно прогуливался, изучая все новые маршруты. Видя, с каким интересом я слушаю его истории, Джек пустился в воспоминания. Слушая его, я все лучше представляла себе жизнь самого обыкновенного ребенка, которому посчастливилось родиться в Краллике. Вместе с рассказчиком я смеялась над забавными ситуациями, и ощущала смутное волнение, когда Джек говорил о своих детских приключениях.
Не знаю, сколько мы так просидели. Стемнело, и на вишнево-синем небосводе один за другим зажглись огоньки. Около реки, на набережной, собрался весь город, жители держали в руках зажженные бумажные фонарики, по одному отпуская их вверх. Один, два, десять, сто… Скоро все небо усыпалось разноцветными точками, а народ запускал и запускал новые летающие свечи. В воде каналов отражались огни, и казалось, будто внизу течет переливающееся расплавленное золото. Близилось время праздничного салюта, все мосты города были заполнены под завязку. Где-то там, внизу, стояли друзья, дожидаясь меня и не понимая, куда это Ника могла подеваться, но сейчас у меня в голове не было ни одной мыслишки, касающейся приятелей. Выделить что-то конкретное, о чем я думала в данный момент, было просто невозможно, мысли вихрем носились в сознании, не желая остановиться ни на секунду. И лишь иногда, когда я умудрялась с трудом останавливать одну из них, в пойманной думе складывался образ Джека, сидящего рядом.
Раздался первый залп фейерверка, и народ внизу радостно завопил. От неожиданности я вздрогнула и судорожно схватилась за балку парапета, испугавшись, что сейчас потеряю равновесие и полечу вниз. Когда я успокоила себя, над Кралликом уже пылало разноцветное зарево, оглушая город своей канонадой. Я с восторгом наблюдала за распускающимися в небе волшебными цветами, за неведомыми созданиями, кружащими между фонариками и звездами.
- Вот отсюда и надо наблюдать салют! – с ликованием закричала я, стараясь пересилить грохот снарядов.
Конечно, вид с моста был бы тоже хорош, но стоять в густой толпе, терпеть тычки в спину и уворачиваться от чересчур эмоционально размахивающих руками соседей было бы не самым приятным дополнением к красотам. А тут, пусть и на высоте десятков метров, я была почти одна, и рядом сидел человек, который определенно нравился мне все больше и больше.
- Я часто прихожу сюда. Тут хорошо, спокойно, тихо… Хотя сейчас и не поверишь, но в обычные дни тут действительно очень тихо, только ветер иногда свищет, а звуки города сюда долетают в виде неясного гула. – крикнул он мне чуть ли не в ухо.
Молодой человек смотрел на меня счастливыми глазами, я внимательно посмотрела в них. Днем они были темно-синими, теперь же, в полутьме, озаряемой лишь всполохами салюта, казались практически черными. Вдруг Джек встрепенулся, будто что-то вспомнил, и потянулся к карману жилета, что-то отыскивая в нем. Заговорив, он снова начал теряться.
- Знаешь… Ты… Ты не такая, как другие девушки… Я не знаю, что, как, чем ты от них отличаешься, но с тобой интересно, ты не отворачиваешься, не уходишь, когда я сам собой начинаю нести бред, а присоединяешься ко мне. Ты не боишься высоты, как остальные, а наоборот, смело подходишь к краю и смотришь вниз. В тебе есть невероятная жажда жизни, ты хочешь узнать все на свете, хочешь увидеть как можно больше… Я видел, как ты сегодня легко играла со своим спутником, ты обращалась с ним не как с неотъемлемой, всегда верной тебе частью самой себя, а как с другом, как никто и никогда не станет обходиться со спутником. Ты будто не от этого мира, совсем другая, ты не знаешь простых вещей, таких, о которых имеют представления все, от мала до велика… Но ты будто хочешь наверстать все упущенное, поэтому и задаешь столько вопросов. С тобой можно говорить на любые темы, ты будто понимаешь их нутром! Извини пожалуйста, если я как-то коряво говорю… Я не знаю, что в тебе такого, но мне кажется, что ты самая прекрасная девушка во всем городе… Ты помнишь нашу первую встречу? Тогда, в доме справедливости, когда мы врезались друг в друга? В последнее время я все чаще ее вспоминаю… Меня тогда поразила не только сама абсурдность ситуации, но и то, что ты не растерялась… Знаешь… После той истории я получил знатную головомойку, но, выслушивая выговор от начальства, никак не мог отделаться от мысли, что встретил самую изумительную девушку… Когда же я увидел тебя в «Селедках», то не смог отвести от тебя глаз. Не поверишь – несколько недель просто любовался тобой, а подойти почему-то боялся… А потом, когда я все-таки решился на этот шаг, то ты буквально привязала меня к себе. С тобой время всегда летит так незаметно… Когда я нахожусь рядом с тобой, то становлюсь косноязычным болваном, не способным и двух предложений связать – поверь мне, это большая редкость! А сегодня я увидел тебя, танцующую на площади, такую счастливую, веселую… Мне показалось, что ты – настоящая фея из сказок, пришедшая в город на праздник середины лета! Я смотрел на тебя, и не мог отвести взгляда… И вот я решил – сегодня я непременно приду к тебе, хватит уже бояться! Смотри-ка – я сумел себя пересилить, и теперь счастлив как никогда! Знаешь, я вот подумал, что обещал тебе погулять еще в декабре, но из-за своей дурости пришел только сегодня… И я хочу, чтобы ты приняла от меня вот это.
Я слушала Джека, слушала и не могла поверить – я явно нравилась молодому человеку. Да не просто «нравилась» - было видно, что юноша по уши влюблен в меня. Слушая друга, я все больше и больше понимала, что и сама питаю к нему нечто подобное. Он был красив, он был умен, он был одновременно собран и по-детски наивен, и когда я начинала говорить нарочито строгим голосом, почти всегда терялся. С ним хотелось проводить как можно больше времени, болтать, гулять, и ни на шаг не отходить.
Вдруг Джек встал и помог подняться мне. Затем, застенчиво улыбаясь, он надел мне на шею цепочку с кулоном. Я стояла, не в силах вымолвить ни слова, и с изумлением рассматривала подарок. Это была небольшая подвеска, маленькая птичка, голубь, выполненный из серебра. Серебряной же была и цепочка, на которой он висел. У птицы были расправленные в полете крылья, а в глазки были вставлены два камушка, светящиеся изнутри мягким розовым цветом. Я почувствовала огромную признательность Джеку за такой подарок, но вместе с тем и неуверенность, стоит ли его принимать. Тут я обратила внимание, что в камушки будто добавили синей краски, и голубь посмотрел на меня насыщенно-лиловыми, почти фиолетовыми глазами.
- Тебе нравится? Вижу, что нравится, значит я не прогадал! – голос юноши звенел от еле сдерживаемой гордости и восторга. – Это камушек называется триллолит, ты знаешь? Он будет менять свой цвет, подстраиваясь под твое настроение. Со временем, когда он привыкнет к тебе, ты сможешь сама выбирать, какого цвета будут глаза голубка.
- Джек… – еле выдохнула я, все еще не в силах отвести глаз от подарка. – Конечно мне нравится! Он такой красивый, такой необычный… Я не могу принять его! Я знаю, что такое триллолит, мне рассказывали, и говорили, что это самый дорогой камень во всем Алеме! Как я могу принять такое? Я же не смогу отблагодарить тебя.
Я протянула руку, чтобы снять цепочку, уже застегнутую на шее, но молодой человек успел ее перехватить. Он держал меня за запястье, не в силах выговорить ни слова. Мы стояли совсем близко друг к другу, уже не обращая ни малейшего внимания на грохот и треск фейерверка.
- Ника, о чем ты! Не надо мне никаких благодарностей! Просто... Просто носи его, и помни, кто тебе его подарил. И пообещай, что мы с тобой часто будем так гулять. Я хочу сказать... Давай видеться не только в баре? Мы с тобой уже давно знакомы, а в последнее время мне никак не получается к тебе подсаживаться... Пожалуйста, разреши мне вот так вот, ни с того ни с сего появляться у тебя на пороге и отвести куда-нибудь, где есть что-то интересное, не обязательно на крыши, нет, и внизу полно всего...
- Зачем ты спрашиваешь разрешение? – изумленно выдавила я. – Ты можешь в любой момент прийти на Соборную площадь, постучаться в дверь одного из домов и увести его хозяйку хоть на край света! Думаю, она не будет иметь ничего против. Но, наверное, с большей вероятностью ты найдешь ее в Остром переулке, в доме, который ты помог нам арендовать. И я обещаю гулять с тобой где угодно, но лишь с одним условием. – лицо парня опять вытянулось в напряженной гримасе. Нет, точно пора заканчивать так его нервировать! – Ты больше не будешь так пугаться меня.
- Обещаю. – Джек облегченно выдохнул и счастливо улыбнулся.
Мы стояли совсем рядом, парень все еще сжимал мое запястье. Казалось, он хочет еще что-то сказать, но как будто боится. И тут, собравшись с мыслями, он нагнулся ко мне и нежно, застенчиво и нерешительно поцеловал. У меня перехватило дыхание, все внутри замерло, отказываясь шевелиться. Все, что я понимала – Джек был влюблен в меня, а я, к собственному ужасу или восторгу, оказывается, тоже люблю, люблю ничуть не меньше, чем он.
Не знаю, сколько мы так простояли на крыше, обнявшись и не отпуская друг друга, может, пару минут, а может и больше часа. Когда я оторвалась от парня, оказалось, что салют уже смолк, а горожане далеко внизу стали расходились.
- Пора бы уже и по домам. – проговорил юноша, совершенно шокированный своим поведением. Он, похоже, и не думал, что осмелится поцеловать эту странную девушку. Я обрадовалась, что было темно – не хотелось наблюдать, как он покраснел, да и себя выдавать тоже не было желания. – Давай спустимся на землю, в такую темень опасно ходить по крышам.
Дорога до Соборной площади не отложилась в памяти. Единственное, что я запомнила – мы с Джеком снова трепались без умолку, перепрыгивая с одной темы на другую и наслаждаясь абсурдностью болтовни. Когда мы, наконец, дошли до моего дома, то подобрать слова прощания было очень трудно: ни ему, ни мне не хотелось расставаться. Наконец, пообещав ему непременно встретиться в ближайшее время, я закрыла дверь и в изнеможении бросилась на кровать. Какой трудный день! Столько всего произошло! И самое странное, самое страшное и самое прекрасное – я поняла, что умудрилась влюбиться! Как?! Как я могла себе такое позволить? Прислушавшись к себе, я поняла – да, все внутри праздновало, все готово было прыгать и плясать, все внутри горланило: "В Нику влюбился Джек! Ника влюбилась в Джека!"
Не в состоянии больше противиться дремоте, я провалилась в глубокий сон без сновидений.