Рыбка билась на крючке, как серебряный листок тополя на ветру, но Пашку это уже не радовало.
Все пропало!
Сняв несчастного карасика с крепко впившегося острия, он меланхолично бросил его в воду. Не будет сегодня ухи. И жарехи тоже не будет. И в душистой деревенской сметанке этим карасям сегодня не томиться.
Ведь все пропало.
Гладь небольшого лесного озера уже начала дымить вечерним туманом, а желтеющие ивы успели стать розовыми в свете заходящего солнца – любимый пашкин час, но не сегодня. Сегодня не радовал ни свежий сладковатый воздух, уже по–зимнему вкусный, но еще немножечко по–летнему теплый, ни блестящие шляпки грибов, что дразнили и манили его весь день. Пашка еще с утра хотел их всех сорвать, но папа сказал, что лучше перед отъездом и только боровички. Кто из них “боровички”, Пашка еще не знал, но папа обещал показать.
Но было поздно. Все ведь уже пропало.
– Эй, рыбачок! – бодро раздалось из кустов камыша. – Ну как улов?
В другой день Пашка бы радостно схватил ведро, в которое успел накидать несколько серебристых и даже одного золотого карасиков, и побежал бы хвастаться, но сейчас лишь негромко буркнул:
– Намально.
– Что? – папа высунулся из камыша и оценил ведро, сиротливо валяющуюся удочку и мрачный пашкин вид. – Та–ак… – папа вынырнул из кустов весь целиком, на секунду закрывая собой закатное солнце, и присел на корточки, бережно отложив удочку на зеленую, уже начавшую покрываться росой траву. – Ну рассказывай, космонавт, что случилось?
– Ничего, – Пашка шмыгнул носом и уставился на свои новенькие зеленые сапоги.
Сапоги были красивые. Такие красивые, что он даже сказал маме, что хочет пойти завтра именно в них. Мама почему–то рассмеялась и покачала головой.
– Давай в сапожках ты пойдешь с папой на рыбалку, а завтра наденешь ботиночки, – сказала она. – Ботиночки тоже очень красивые.
Паша был не согласен: ботиночки были как у всех. Обычные, черные. То ли дело зеленые сапоги почти до колена! Он весь вечер расхаживал в них по комнате, представляя себя то ковбоем, то космонавтом, то лихим огородником. Не таким, как ба, что весь день торчит спиной к солнышку среди грядок капусты, а тем, что гоняется за курами и индюками, возит сено на тележке с осликом и каждый день катается на большом красном тракторе. Да разве ж какие–то там ботиночки так могут?..
Но сделать, конечно, было решено, как сказала мама. Как–то так всегда получалось, что все делали, как говорит мама, и только иногда – как ба.
– Ты, сынок, слушайся маму, хорошо? – говорил папа, когда Пашка высказывал ему свое возмущение, и почему–то улыбался.
Наверное, потому что мама никогда не говорила ему что–то сделать, а всегда только просила. “Оденься”, “Вымой руки”, “Почисть зубы”, – все это доставалось только Пашке и никогда – папе.
Но сейчас это казалось таким далеким и неважным. Ведь у Пашки впервые в жизни случилась настоящая Беда. А все, что было раньше – так, ерунда. Детские обиды.
– Паш? – позвал папа. – Ну ты чего?
– Не смотри, – Пашка отвернулся и на всякий случай прикрыл изуродованный лоб ладошкой.
– Нет уж, дай, пожалуйста, посмотрю, – возразил папа и мягко потянул его за запястье.
Пашка не сопротивлялся. Чего уже терять?
– Так, ну и?.. – папа внимательно осмотрел его обезображенное лицо и недоуменно вздернул бровь. – Что случилось–то?
Этого Пашка стерпеть уже не мог. И папа, и мама, и даже ба так часто ничего не понимали в этой жизни, что он только диву давался – и как они вообще смогли вырасти–то?!
– Вот! – он ткнул пальцем прямо в безобразную красную шишку, занимавшую сразу полголовы. – Как я теперь пойду к Катьке на День Рождения?!
У папы сделалось странное лицо. А еще он зачем–то зажал рот рукой. Наверное, все было совсем уж плохо.
– Паша… – протянул он затем почему–то шепотом. – Тебя что, комар укусил?..
– Вот такой! – Пашка развел руки в стороны. – Я завтра никуда не пойду.
– Так, я сейчас… – быстро сказал папа и зачем–то умчался обратно в камыши.
Что он там делал, Пашка не понял, но звуки были странные – булькающие. И как будто свинья хрюкала. А потом папа вернулся с каким–то пузырьком.
– Чудо–средство! – объявил он. – От всякой кусающей напасти избавляет в один момент! – и сорвал листик ивы.
Пашка с подозрением покосился на пузырек – уж больно тот напоминал белый пластиковый бутылек с перекисью водорода. Даже носик узенький был таким же, вот только этикетки почему–то не было.
– Смотри! Там средство хитрое, – объявил папа. – Сейчас мы его активируем этим зеленым листиком…
– Он желтый, – насупленно поправил Пашка.
– А неважно, – отмахнулся папа. – Главное, что от живого растения. Вот так… – он плеснул немного жидкости на листик и метко прилепил его Пашке на лоб.
Листик был маленьким, а шишка большая, но почему–то она под ним поместилась.
– Теперь не трогай ровно три минуты, – строго наказал папа. – Считай! А я удочки соберу.
– Но я не умею! – возмутился Пашка.
– Считай, сколько умеешь, – посоветовал папа. – Но три раза.
Пашка умел считать до двадцати двух. Дальше почему–то не получалось. То ли язык путался, то ли мысли. Но от серьезности момента он вдруг понял, что дальше будет двадцать три. Пашка обрадовался было, а потом понял, что так и должно быть. Он ведь сегодня повзрослел.
– Ну что, досчитал? – поинтересовался папа, когда осталось только сесть в старенький, купленный специально для рыбалки “козел”.
Папа ласково называл его “козленок”, но Пашка эту машину не любил – в ней постоянно трясло и ужасно воняло. Но зато проехать можно было хоть по болоту, хоть по заваленной ветками дороге.
– И что, правда прошло? – Пашка с надеждой поднял глаза.
– Сам посмотри, – папа с улыбкой кивнул на “козла”.
Пашка помедлил, а потом побежал со всех ног к зеркалу на дверце, путаясь во все–таки немного великоватых сапогах.
Чтобы заглянуть в зеркало, пришлось встать на цыпочки. Пока он бежал, лист отвалился, и Пашка сразу увидел Его. Лоб. Чистый и ровный – лишь с небольшим красным прыщиком посередине.
– Папа, помогло! – закричал он, неверяще ощупывая пострадавшую часть тела. – Получилось!
– Ну я же говорил, – папа появился за спиной, улыбаясь во весь рот. – А то “Не смотри” да “на День Рождения не пойду”.
– Пойду! – выдохнул Пашка запальчиво.
Как не пойти–то?! Пусть даже и в ботиночках.
Теперь, когда Беда миновала, Пашка решил, что в ботиночках даже лучше. По–взрослому.
Папа почему–то рассмеялся.
– Ладно, залезай, – он открыл дверцу “козла”. – Поедем, а то мама нас потеряла.
Пашка кивнул и полез было на переднее сиденье, но остановился.
– А грибы?! – вспомнил он.
– А, точно! – обрадовался папа. – Ну–ка, где там твое ведро?..
И пошел выпускать пойманных карасиков. А Пашка?.. Пашка пошел с ним. Ведь над озером уже плыл настоящий туман, ивы пламенели красным, а это был самый любимый пашкин час – и остался любимым даже сейчас, когда он стал уже совсем взрослым.